Маковое Море - Амитав Гош

— Избави бог! — брезгливо поежился судовладелец. — Ладно, будет. Что еще за срочное дело, из-за которого вы просили о встрече?

— Вопросы кой-какие хотел я обсудить.

— Ну так излагайте. Мне валандаться некогда.

— Первое — лагерь для кули.

— Какой еще лагерь? О чем вы? Не знаю ни о каком лагере.

— Конечно, сэр, но именно это я и предлагаю к обсужденью. Быть может, лагерь нам построить? Вот, взгляните и убедитесь. — Ноб Киссин достал из папки бумагу и положил на стол.

Он знал, что мистер Бернэм считает перевозку рабочей силы неважной и докучливой частью своего бизнеса, поскольку доходы от нее были ничтожны по сравнению с гигантской прибылью, какую давал опий. Нынешний год стал исключением, ибо опийный поток в Китай пресекся, но все равно требовались веские аргументы, чтобы Берра-саиб раскошелился на то, что полагал несущественным.

— Позвольте я разъясню… — С помощью цифр Ноб Киссин наглядно и быстро доказал, что устройство лагеря окупится через пару торговых сезонов. — Большая выгода в том, сэр, что через год-два лагерь можно продать властям. Навар значительный.

— Почему? — заинтересовался мистер Бернэм.

— Все просто, сэр. Скажите муниципальному совету: необходим пристойный лагерь для переселенцев. Дабы блюсти чистоту и способствовать прогрессу. Далее этим же властям мы лагерь и продадим. Ваш мистер Гоббс обеспечит сделку.

— Великолепная мысль! — Мистер Бернэм откинулся в кресле и огладил бороду. — Спору нет, Бабуин, время от времени вы подбрасываете отличные идеи. Даю вам карт-бланш. Действуйте, не теряя времени.

— На повестку просится еще один вопрос, сэр.

— Да? Что такое?

— Суперкарго «Ибиса» уже назначен, сэр?

— Пока нет. У вас кто-то на примете?

— Свою кандидатуру хотел бы предложить я, сэр.

— Что? — изумился судовладелец. — Зачем вам это?

— Дабы на месте осмотреться, сэр. Поможет мне в работе, сэр, я лучше овладею ситуацией. Так сказать, еще один лист в карьерный венок.

Судовладелец скептически оглядел бабью фигуру приказчика:

— Ваше рвение впечатляет, Ноб Киссин. А вы уверены, что совладаете с условиями корабельной жизни?

— Определенно, сэр. Я уже плавал… в Пури, к храму Джаганнатха. Никаких осложнений.

— Не боитесь лишиться касты? — насмешливо скривился мистер Бернэм. — Собратья не изгонят вас за то, что пересечете Черную Воду?

— О нет, сэр. Нынче все паломничества совершаются на кораблях. Паломник не теряет касту, ведь так?

— Ну не знаю, — вздохнул судовладелец. — Честно говоря, сейчас мне недосуг, я занят делом Расхали.

Ноб Киссин понял, что настало время разыграть свой козырь.

— Кстати, об этом деле, сэр. Вы позволите кое-что предложить?

— Разумеется. Насколько я помню, идея была ваша, не так ли?

— Да, сэр, — кивнул приказчик. — Именно я придумал тот план.

Ноб Киссин весьма гордился тем, что первым указал хозяину на выгоды от захвата имения Расхали. Уже давно ходили слухи, что Ост-Индская компания ослабит контроль над производством опия. Если б это случилось, мак стал бы посевной культурой наравне с бобами, индиго и сахарным тростником, и торговцы, имеющие собственное производство и не зависящие от мелких фермеров, увеличили бы свои и без того баснословные доходы. Хотя еще не было явных признаков, что компания готова на послабления, дальновидные коммерсанты уже начали подыскивать внушительные угодья. Мистер Бернэм стал наводить справки, и Ноб Киссин подсказал: чего еще искать, если под рукой имение Расхали, которое в долгах как в шелках? Приказчик хорошо знал кое-кого из расхальских конторщиков, извещавших его обо всех оплошностях молодого хозяина, и разделял их мнение: раджа — дилетант-задавака, который витает в облаках, дурбень, что подписывает любую бумагу, а потому заслуживает, чтобы его лишили состояния. Кроме того, все расхальские раджи, ярые приверженцы древних обрядов, отвергали еретиков вайшнавов вроде Ноб Киссина, а потому им следовало преподать урок.

— Ходят слухи, сэр, что «любезница» раджи скрывается в Калькутте, — негромко сказал Ноб Киссин. — Она танцовщица, зовут ее Элокеши. Возможно, ее показанья заклеймят судьбу раджи.

От мистера Бернэма не укрылся злорадный огонек в глазах приказчика.

— Думаете, она станет свидетельствовать против него? — подался вперед судовладелец.

— Определенно не скажу, сэр, но усилья приложить не вредно.

— Буду рад, если вы этим займетесь.

— И тогда, сэр, должность суперкарго…

Ноб Киссин чуть приподнял интонацию, чтоб получился вопрос.

Мистер Бернэм поджал губы — мол, условия сделки понятны.

— Если добудете показания, место ваше, Бабуин.

— Благодарю вас, сэр. — Ноб Киссин вновь подумал о том, как приятно иметь дело с разумным человеком. — Пребывайте в доверье. Все исполню в лучшем виде.

В канун первого судебного заседания на город обрушились муссоны, и все доброжелатели Нила сочли это хорошим знаком. Общий оптимизм укрепило заявление расхальского астролога: дата слушания весьма удачна, ибо расположение звезд радже благоприятствует. Вдобавок стало известно, что ходатайство о снисхождении подписали самые зажиточные бенгальские заминдары: даже упрямые Тагоры из Джорасанко и Дебы из Раджабазара забыли о разногласиях, поскольку речь шла о человеке их круга. Все эти новости так воодушевили семейство Халдеров, что супруга раджи Рани Малаги специально посетила храм Бхукайлаш, где устроила пир для сотни браминов, собственноручно угостив каждого.

Однако добрые вести не вполне развеяли мрачные опасения раджи, и в ночь перед слушанием он не мог уснуть. Было решено, что малочисленный конвой отвезет его в суд еще затемно, а перед тем слуги, которых допустят в узилище, помогут ему собраться. До рассвета оставалось еще часа два, когда стук колес возвестил о прибытии семейного фаэтона, и у дверей апартаментов Нила появилась челядь, после чего времени на волнение, слава богу, уже не осталось.

Паримал привез с собой двух семейных священников, повара и цирюльника. Из домашней церкви жрецы-брамины захватили самый «недреманный» образ — позолоченную статуэтку Ма Дурги.[41] Пока гостиную готовили к пудже, в спальне раджу побрили, искупали и умастили благовонными цветочными маслами. Камердинер привез парадный наряд: чапкан с вышивкой мелким жемчугом и чалму со знаменитой брошью Расхали — золотой ветвью, инкрустированной рубинами с высокогорий Шана. Нил сам заказал одеяние, но теперь засомневался. Может, не стоит являться в суд разряженным франтом? С другой стороны, скромную одежду могут счесть за признание вины. Кто его знает, какой наряд больше подходит для дела о подлоге? Решив не привлекать внимания к одежде, раджа велел подать курту из простого муслина и дхоти чинсурского хлопка, но без каймы.

— Как мой сын? — спросил он Паримала, присевшего на корточки, чтобы завязать его дхоти.

— Вчера допоздна пускал змеев. Он думает, вы уехали в имение. Мы постарались, чтобы он ничего не знал.

— А Рани?

— Господин, с тех пор как вас увели, она не знает ни сна ни покоя. Дни проводит в молитве, и нет такого храма или святого, которого она не посетила. Нынче весь день госпожа проведет в нашей церкви.

— Что Элокеши? Нет ли вестей?

— Нет, господин, ничего.

— Правильно, — кивнул Нил. — До окончания суда ей лучше не показываться.

Покончив с облачением, раджа был готов тронуться в путь, но процедура далеко не закончилась: около часа длилась пуджа, затем страстотерпца помазали сандаловой краской и окропили святой водой, настоянной на священной траве дурба, после чего накормили благотворной пищей — овощами и лепешками, испеченными на чистейшем масле, а также сластями на сиропе из домашней сахарной пальмы. Когда настало время отправляться, брамины вышли первыми, чтобы освободить путь от всякой нечисти вроде швабр и параш, а заодно шугнуть курьеров дурных знаков вроде уборщиков, золотарей и прочих. Паримал вышел еще раньше, чтобы удостовериться в почтенной касте конвойных и лишь тогда передать им еду и питье для хозяина. Нил забрался в карету, а слуги хором напомнили ему о необходимости держать окна закрытыми, дабы избежать любых дурных знаков — мол, в такой день всякая предосторожность не лишняя.

Неспешная карета почти час добиралась до Нового суда на Эспланаде, где слушалось дело раджи. Нила быстро провели через промозглый сводчатый зал, в котором обычные арестанты ожидали вызова к судье. Разнесся шепоток подсудимых, обсуждавших его появление. Эти люди не благоволили к заминдарам:

— …попадись мне тот, кто изувечил моего сына, и решетки бы не сдержали…

— …ох, добраться б до него, ввек не забудет…

— …уж я б распахал ему задницу почище собственной земли…