Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции) - Вячеслав Костиков

В прессе звучали самые резкие вопросы, обращенные к Москве: не являются ли преследование меньшевиков (весной 1922 г. были произведены их массовые аресты), их высылка, а теперь еще готовящийся процесс над эсерами свидетельством отхода большевиков от социалистической идеи и началом разгрома социалистического движения в России? Большевиков обвиняли в том, что они испугались открытой дискуссии, разгромили социал-демократическую печать, а теперь задумали прямое уничтожение социалистов-революционеров.

Как прямая провокация была воспринята изданная в Берлине в 1922 году на средства автора брошюра некоего Г. Семенова (Васильева) "Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917- 1918 гг.". Книжица была одновременно напечатана и в Москве. Что это? Попытка оправдать суд напоминанием о террористических актах эсеров или прямой донос? С возмущением писал о поступке Г. Семенова Виктор Шкловский в вышедшей в 1923 году в московско-берлинском издательстве "Геликон" книге воспоминаний: "Если бы Семенов не был полуинтеллигентом, если бы он имел свое мастерство, он не пошел бы доносить. А у него в душе торричеллиева пустота и незанятые руки, делать ничего не умеет, ему жалко не рассказать, что и он крутил политику" 7.

Надо признать, что суд над эсерами и преследование в России меньшевиков были крайне болезненно восприняты в Западной Европе не только социалистами. Этот период стал началом долгого и болезненного для обеих сторон процесса постепенного отхода левой западноевропейской интеллигенции, с таким восторгом принявшей русскую революцию, от советской России. Отнюдь не является совпадением, что именно весной 1922 года, когда в Москве ГПУ устраивало облавы на меньшевиков, Ромен Роллан меняет свое отношение к коммунистической партии, заявив, что марксизм отвергает высшие моральные ценности человечества - свободу, истину и человечность. Вскоре после этого у него начались сложности в отношениях с издателями в РСФСР, о чем упоминается в одном из писем 8 А. М. Горького "зарубежного периода" Б. И. Николаевскому:

"Дорогой Борис Иванович.

Я вчера отказался от предложения сотрудничать в журнале "Звезда", который с октября будет выходить в Петербурге под редакцией Ионова, Циперовича, Майского *, от сотрудничества в альманахах "Круг" и "Антей".

Отказался на том основании, что так как "Беседу" ** в Россию не пускают, то это ставит меня в дикое положение перед ее иностранными сотрудниками, приглашенными мною для участия в "Беседе". Положение было бы еще нелепей, если б я, допустив без протеста "браковать" Р. Роллана и других, сам продолжал бы сохранять к "браковщикам" мило-душевные отношения. Прибавьте к сему историю с Гржебиным ***..."

Как видим, волны от процесса над эсерами шли весьма широкими кругами, захлестывая страстями и советскую, и европейскую, и эмигрантскую общественность. В это время Ю. О. Мартов **** и подал мысль привлечь Горького к компании за спасение эсеров. Мартов считал, что через Горького можно будет обратиться к кому-либо из крупных фигур западноевропейской интеллигенции. Речь шла в первую очередь об Анатоле Франсе. Симпатии великого французского писателя к России были очевидны, его связи с русской интеллигенцией зародились еще до революции, он близко к сердцу принимал события, происходящие в России, долгое время был близок к французской компартии. Его участие в "русских делах" восходит еще к временам первой русской революции, когда он вел в Европе кампанию за освобождение Горького из тюрьмы. Взаимные симпатии двух великих писателей были налицо. Откликаясь на призыв Горького к интеллигенции о помощи голодающей России, Анатоль Франс пожертвовал присужденную ему в 1921 году Нобелевскую премию в области литературы в пользу голодающих. Мартов учитывал и ряд других обстоятельств: Франс по своим политическим симпатиям был близок к социалистам, и его в шутку называли "социалист в кружевах", имея в виду его мягкость, неприятие резких движений и мер. Он был сторонником ненасильственных действий, террор, кровь приводили его в ужас. Кроме того, Анатоль Франс уже однажды, в марте 1922 года, обращался к советскому правительству с ходатайством о социалистах, призывая "не совершать по отношению к политическому противнику действий, которые могли бы быть истолкованы как проявление мести, ибо вы нанесли бы этим неисцелимый вред великому делу освобождения рабочих всего мира" 9.

* Речь идет об известном советском дипломате И. М. Майском. Участник революционного движения и гражданской войны, бывший меньшевик. В 1921 году вступил в РКП(б). В 1922 году выступал свидетелем обвинения на процессе эсеров в Москве. Позднее был первым редактором ленинградского литературно-политического журнала "Звезда". ** М. Горький упорно добивался от советских властей, чтобы издаваемый им за границей журнал "Беседа" распространялся в России. Однако хлопоты его успехом не увенчались.

*** Выезжая при содействии М. Горького за границу для организации издания русских книг, Гржебин получил обещание, что часть его продукции будет распространяться в России. Обещание это было нарушено, что привело к финансовому краху издательства.

**** Мартов Ю. О. (1873-1923) - социал-демократ, лидер меньшевиков. В 1920 году выехал из России. Основал в Берлине журнал "Социалистический вестник", который существовал до 1965 года, выходя уже в Париже.

В Москве отношение к процессу над эсерами было неоднозначным. Решение о предании суду Верховного трибунала членов ЦК партии социалистов-революционеров было принято по докладу Ф. Э. Дзержинского на вечернем заседании Пленума ЦК РКП(б) 28 декабря 1921 г. Руководство партии эсеров обвиняли в организации террористических актов, в том числе в соучастии в покушении на В. И. Ленина, в убийстве М. С. Урицкого и В. Володарского в 1918 году. Тем не менее приезжавшие весной 1922 года в Западную Европу на совещание трех социалистических Интернационалов Н. И. Бухарин * и К. Б. Радек (они возглавляли делегацию Коминтерна) дали письменное заверение, что к эсерам, проходившим по процессу, не будет применена высшая мера наказания. Вслед за этим следует критика со стороны Ленина в адрес Бухарина и Радека, допустивших, по его мнению, вмешательство иностранцев в суверенные дела России. В. И. Ленин счел необходимым выступить в разъяснениями, и 11 апреля в московских газетах "Правда" и "Известия" появилась его статья "Мы заплатили слишком дорого".

* В зарубежных эмигрантских изданиях имеются многочисленные свидетельства, указывающие на сопротивление Н. И. Бухарина беспощадности приговоров эсерам, например в статье "Бухарин об оппозиции Сталину" (Социалистический вестник. - 1965. - № 4); в книге Б. Николаевского (Power and the Soviet Elite. - Ann Arbor, 1975).

Суд не был отменен, несмотря на ширившиеся в Западной Европе протесты; меньшевики и эсеры, оказавшиеся в эмиграции, не прекращали действий по дискредитации большевиков среди интеллигенции и рабочего класса Западной Европы. В апреле 1922 года, то есть за два месяца до начала суда, Мартов писал в "Социалистическом вестнике" в Берлине: "Цинизм, с каким через десять дней после опубликования брошюры предателя в Берлине было состряпано "дело" против социал-революционеров в Москве, со всей ясностью поставил перед социалистами и рабочими вопрос о методах расправы большевиков со своими политическими противниками вообще. То, что обычно творилось под спудом, впервые открыто выявилось во всем своем безобразии. Террор на основе гнусного предательства и грязной полицейской провокации - вот против чего поднял свой протестующий голос пролетариат" 10.

Сами меньшевики и даже пользовавшийся достаточно большим уважением среди европейских социалистов Ю. О. Мартов напрямую обращаться к Анатолю Франсу, несмотря на его социалистические симпатии, не решались. Они были уже эмигрантами, а к эмигрантам левая западноевропейская интеллигенция не питала больших симпатий. Есть интересные свидетельства, что во Франции среди рабочих и вообще населения бытовало мнение: эмигранты - все сплошь правые.

Поэтому меньшевики и решают действовать через Горького. Приведенное ниже письмо Ю. О. Мартова к Б. И. Николаевскому свидетельствует о том, что Горького буквально "брали на абордаж", стремясь добиться его участия в протестах против московского процесса 1922 года.

"Дорогой Борис Иванович.

По-моему, теперь нельзя терять ни минуты и необходимо добиться, чтобы Горький выступил по поводу эсеров. Ведь совершенно ясно, что дело идет - и быстро - к кровавой развязке. При невозможности сделать что-нибудь в Германии надо пускать в ход последние ресурсы: Горького и Анатоля Франса. В прилагаемом письме я прямо предлагаю Горькому обратиться к Франсу с просьбой о вмешательстве и опубликовать свое отношение и ответ. Последнее, конечно, вернее всего. Не зная адреса ни Горького, ни Вашего, посылаю Вам письмо через Ф. И. * с просьбой непременно поехать лично к Горькому и отнести мое письмо, дабы он не мог ни уклониться от ответа, ни задержать с ним и чтобы Вы могли, в случае надобности, "надавить" на его хрупкую волю. Последнее, очевидно, крайне необходимо. Для него, может быть, этот шаг приведет к разрыву материальной связи с большевиками, но... настал момент, когда его приходится прижать к стене. Всего лучше, если он Вам даст текст телеграммы к Франсу (или другого обращения, если он предпочтет придумать что-нибудь другое) и уполномочит Вас перевести и разослать. На этот случай советую переслать (перевести сможет Ф. Ильич) Франсу через редакцию "Le populaire" ** (Paris, rue Feydeau, 12) с просьбой протелеграфировать. Если необходимо будет, чтобы я перевел, можно послать мне, я уже отсюда перешлю. Словом, действуйте!