Револьвер - Изабелла Сантакроче
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В десять лет я страшно напилась. Перед тем как отправиться на мессу. Я нализалась как свинья. В то воскресенье я должна была быть в церкви служкой. Это тетя хотела, чтобы я приобщилась к церковной службе. Иди, Анджелика, тогда Господь Бог всегда будет к тебе благосклонен. Я вышла из дома с сумочкой. Она была тяжелой. Ведь она была набита крохотными бутылочками очень крепкого ликера. Его пила румынка, чтобы отвлечься. И я, направляясь к приходской церкви, начала его хлебать, следя за тем, чтобы никто меня не увидел. Священник отвел меня в ризницу, чтобы подготовить к службе. Я была пьяна, но пыталась удержаться на ногах. По периметру располагались выключенные холодильники. В них хранились образки, которые кладут в корзинки, когда собирают деньги. Другой служка надел на меня какое-то очень длинное церковное облачение. Это был шестнадцатилетний худой как соломинка мальчик. Он там распоряжался. Он там так ловко двигался, как будто находился на футбольном поле. Профессионал. Он, чванясь, вытаскивал из холодильников образки. Важничая, стирал пыль с гипсовых статуэток мадонн. Жуя окурок, он давал мне наставления. Я должна была, чтобы обучиться, неподвижно стоять справа от церемониймейстера. Когда придет моя очередь читать, он махнет мне рукой. Всякий раз, как он поворачивался ко мне задом, я хлебала ликер. У меня в глазах все уже двоилось. Прекрасно. Только одна я в окружении ладана. Литургическая музыка органа пробудила мой лиризм. И я с большим рвением припала к бутылке. Сделав глоток, я кашляла. Сплевывала на землю. На пятнадцатой бутылочке я кинулась вперед. На алтаре вертикальный священник. Джироламо. Отец Джироламо. Голова индейца в кружевном фиолетовом шарфе. Выстроившись в ряд, горят все свечи. На мадоннах короны. Не хватало только гроба, и все было бы великолепно. Я качалась, и меня тошнило. Мне было трудно удерживаться на ногах. Чтобы не потерять равновесия, я старалась смотреть в одну точку. Передо мной толпа. Иногда она казалась мне грозной. А иногда благосклонной и любующейся ангелом. Подвыпившим, ненакрашенным ангелом. К этому времени я уже привыкла к губной помаде, и когда я не была накрашена, то чувствовала себя неловко. Как будто на моем лице чего-то не хватало. Я не накрасила губы из-за румынки. Ведь ты не хочешь показаться бессемейной бродяжкой? Уголком глаза я следила за профессионалом. Когда он махнет рукой. В середине службы он поднял руку. Сердце остановилось. Это было знаком. Я должна была устроиться в своеобразном перевернутом столике. Подойти к евангелию. К микрофону. Моя страница была отмечена красным треугольником. Он казался одним из тех балконов, которые я видела в детективных фильмах. В тех фильмах ловили преступников. А потом их ставили туда и заставляли их сказать «клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды». Покачиваясь, я вышла. Размахивая микрофоном. Рокстар-преступница. Меня схватили. Была погоня. Задержание. Арест. Я стояла в этой страшной тишине. Акробатической тишине. То, что мне нужно было прочесть, было напечатано очень мелко. Алкоголь затуманил мое зрение. Все верующие, выстроившись в ряды, смотрели на меня тревожно. Стадо. Какие хорошие люди. Уважительные. Трудолюбивые. Они не ошибаются. Преданы культу. Содомииты. Они смотрели на меня не отрываясь. С мольбой. Меня ждали. Я становилась оракулом. Чудесная девочка. Живое чудо. Меня обдало жаром. Под мощными лампами рампы. Центр вселенной. В наручниках. Я прошептала в микрофон «клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды». Все растерялись. Я услышала перед собой шум. Потом он стал разрастаться. Гул постепенно все заполнял. Но не поднимался вверх. Он оставался внизу. Его придушила суровость обстановки. Меня утащил профессионал. Он затащил меня в комнату. Мне пришлось остаться в ризнице. Кусать себе локти. И ждать, когда все закончится. Прибежал перекошенный от гнева священник. Взбешенный. Бык перед красной тряпкой. Он залепил мне оплеуху, бросив на выключенные холодильники. У меня из носа потекла кровь. Какое дерьмо. Меня вырвало. Я была только начинающей пьяницей. Не такой, как теперь, в тридцать лет в этом диско-пабе. Я могла пить литрами без всяких неприятных последствий. Я вышла на помост вместе с другими. Шлюшки поглядывали на меня косо, но завистливо. Конечно, они не могли соревноваться. Со мной. Какой бутончик. Новенькая. Идет нарасхват. Помост сверкал у меня под ногами. Я медленно двигала всем, что у меня есть. Немного вправо. Немного влево. Покрутить задом. Покачать головой. Осторожно, чтобы не упал парик. Еще раз покрути задом. Вот так. Великолепно. Грудь вперед. Ах ты, сексуальненькая, я тебя хочу. Ты самая лучшая. Принцесса. Тяжело дыша, я положила руки на бедра мужчине. Я поднималась и опускалась. Вверх и вниз. Вниз и вверх. Давай, быстрее. Изобрази ложное соитие. Молодчина, давай, здорово. Прекрати следить за собой. Постарайся быть наивной. Чтоб тебя изнасиловали. Танец живота. Выкладываясь, я их всех сведу с ума. Я высунула язык. Давай, возьми его. Так ты великолепна. Я испытывала наслаждение, так как все думали, что я сосалка. Мне предлагали водку. Я говорила, пью только эту. Как они бежали, чтобы взять ее. Угодливые. Вежливые. Я хватала их зубами. Они отводили меня в уборную. Там на крышках унитазов, наклонив голову, я вдыхала кокаин. Благодарила, разрешая щупать меня повсюду. Взволнованная, убегала, как молодая лошадка, танцевать. Я нравилась. Я говорила. Анджелика, не останавливайся. Веди себя получше. Покрути задом. Не зарывайся. Я хочу видеть тебя, когда ты будешь себя уничтожать. Сотрешь в порошок. Тебя будут поджаривать на медленном огне. Ты должна вернуться к Джанмария полностью раздавленной. Еще один танец. Новый круг. Опять бежим. Новая водка. Покрути задом. Женщины меня ненавидели. Я давала представление. В центре. Настоящий аттракцион. Танцовщица в порнофильме. Какой-то тип меня сжал. Свою птичку вдавил в мои ягодицы. Ну, возьми его весь. Перевернись. Ты же с откидным верхом. Если поднимешь юбку, то станешь другой. Я ушла, взяв его под руку. В голове все крутилось. Внутри у меня никого не было. Только истерически вращавшиеся колесики. Он втолкнул меня в свою машину. Падая, я потеряла одну туфлю. Парик сполз мне на глаза. Я больше ничего не видела. Я только чувствовала его. Его член, твердый как пластмасса, вошел в мою задницу. Потом я передвинула голову. Сняла парик. Кто-то лизал мою щеку. Сзади сидела борзая. Небольшая собака с узкой головой. Ее глаза. Меня всегда раздражали эти зрительные приборы. Даже собачьи. Даже счастливые. Даже в счастливых глазах всегда столько тревоги. Он взобрался на меня сзади. Тяжелое дыхание беспокойного убийцы. Он оседлал меня, ударяя по моим ягодицам. Вперед, красавица лошадка, вожжи у меня в руках. Я дернула собаку за уши, когда она испачкала мою спину спермой. Обессиленный, он прислонился к спинке, говоря, ты фантастически прекрасная лошадка, я бы хотел увидеть тебя еще раз. Он натягивал штаны, раздувая щеки. Действительно, он великолепно меня трахал, конечно, мне не на что пожаловаться. Я не хочу, чтобы ты туда возвращалась. Теперь и всегда ты только моя. Безусловно. Я ему не ответила. Я вышла из машины, чтобы отыскать туфлю. Мне вслед он кинул мой парик. Таких, как ты, шлюшек я найду тысячи! Я не знала, плакать мне или смеяться. Я хотела только одного, чтобы меня избили. И поместили в психиатрическую клинику.