Тайны пропавшей цивилизации - Александр Богданов

Богатство этой страны базировалось главным образом на выгодном географическом расположении: через нее шли два караванных пути: один севернее, а другой — южнее Тянь-Шаня. По этим путям китайский шелк тек в Прованс, а предметы роскоши Франции и Византии — в Китай. В оазисах караванщики отдыхали от тяжелых переходов через пустыни и откармливали своих верблюдов и лошадей. В связи с этим у местных женщин весьма развилась "первая древнейшая профессия", а мужья разрешали женам эти заработки, часть из которых шла в их карманы. И уйгурки так к этому делу привыкли, что даже когда благодаря союзу с монголами Уйгурия сказочно разбогатела, то жители ее просили монгольского хана Угэдэя не запрещать их женам развлекать путешественников.

Этот обычай, правильнее сказать, — элемент этнического стереотипа поведения, оказался более стойким, нежели язык, религия, политическое устройство и самоназвание.

Стереотип поведения складывается как адаптивный признак, то есть как способ адаптации этноса к географической среде. Имена же здесь менялись чаще, чем носившие их этносы, причем смена этнонимов объяснялась политической конъюнктурой.

Богатое и многочисленное население этих плодородных оазисов могло без труда прокормить воинственных кочевников, тем более что сначала уйгуры, а потом монголы приняли на себя защиту своих подданных от внешних врагов. За триста лет уйгуры растворились среди аборигенов, но заставили их сменить тохарский язык на тюркский.

Впрочем, это не стоило им усилий, потому что в XI веке НА НАРЕЧИЯХ ТЮРКСКОГО ЯЗЫКА РАЗГОВАРИВАЛИ ВСЕ НАРОДЫ — ОТ ЛАЗОРЕВЫХ ВОЛН МРАМОРНОГО МОРЯ И ЛЕСИСТЫХ СКЛОНОВ КАРПАТ ДО ДЖУНГЛЕЙ БЕНГАЛИИ И ВЕЛИКОЙ КИТАЙСКОЙ СТЕНЫ. Столь широкое распространение тюркоязычия делало этот язык удобным для оазисов торговых операций, а жители обеих половин Срединной Азии одинаково любили торговать. Поэтому смена родного, но малоупотребительного языка на общепонятный прошла без затруднений не только в северо-восточной части бассейна Тарима, но и в юго-западной, где роль уйгуров приняли на себя тюркские племена: ягма и карлуки. Однако разница между ними и уйгурами была огромна. Уйгуры не затронули ни быта, ни религии, ни культуры своих подданных, а карлуки, принявшие в 960 году ислам, превратили оазисы Кашгар, Яркенд и Хотан в подобие Самарканда и Бухары.

Таким образом, географически монолитная область оказалась разделенной на два этнокультурных региона, отнюдь не дружелюбных по отношению друг к другу. Но силы были равны, а расстояния между оазисами — огромны и труднопроходимы. Поэтому положение стабилизировалось надолго. Эта ситуация объясняет, почему страна осталась без единого наименования. В древности китайцы называли ее Сиюй, то есть "Западный край", и концом ее считали "Луковые горы" — Памир и Алай. Эллины нарекли эту страну «Серика», а драгоценный товар, получаемый из нее, — «серикум» (шелк). Этимологию этого слова я не берусь объяснить.

В Новое время употреблялись также условные названия: Кашгария, Восточный Туркестан, или Синьцзян, то есть буквально "новая граница", установленная маньчжурами в XVIII веке. Все эти названия для нашей эпохи не годятся. То, что для древних китайцев было «Западом», в ХП-ХШ веках стало серединой. Называть «Туркестаном» страну, населенную индоевропейцами, научившимися понимать тюркскую речь, — нелепо. Кашгар еще не стал столицей, а "новая граница" не мерещилась даже на горизонте. Лучше уж оставим географическое условное наименование — бассейн Тарима. Река — надежный ориентир, во всяком случае, нейтральный и долговечный. Кроме того, термин «Синьцзян» включает в себя Джунгарию (тоже условное и позднее название), расположенную севернее Тянь-Шаня и имевшую совсем другие исторические судьбы.

Восточную границу Уйгурии определить трудно. За истекшие века она менялась значительно, и многие из перемен не датированы. Можно думать, что уйгурам принадлежал оазис Хами и, может быть, пещерный город Дуньхуан — сокровищница буддийского искусства. Но более восточные земли — оазисы предгорий Тань-Шаня у уйгуров отобрали тангуты. Это народ, которого, как и уйгуров, ныне нет, хотя есть люди, называющие себя так. Но и это мираж. Называющие себя уйгурами — ферганские тюрки, выселившиеся на восток в XV–XVIII веках. А те, кого приняли за тангутов, — кочевые тибетцы, реликтовый этнос, некогда злейшие враги тангутов.

Историческая критика показала, что в Азии смысл названий и звучание их не всегда совпадают. Чтобы избежать досадных и, увы, частых ошибок, необходимо разработать такую систему отсчета, которая была бы действительна и для Европы, и для Азии, и для Америки, Океании, Африки и Австралии. Но в этой системе смысл предпочитается фонетике, то есть в основе ее лежит не языкознание, а история».

Пусть читатель сам проанализирует текст: «Эта страна была прекрасно известна и китайским, и греческим, и арабским географам; ее посещали русские и западноевропейские путешественники… Турфанцы освоили иранскую систему подземного водоснабжения… Богатство этой страны базировалось главным образом на выгодном географическом расположении: через нее шли два караванных пути: один севернее, а другой — южнее Тянь-Шаня. По этим путям китайский шелк тек в Прованс, а предметы роскоши Франции и Византии — в Китай… Имеет земли тучные… изобилует рыбой… Границы определить трудно… На наречиях тюркского языка разговаривали все народы — от лазоревых волн Мраморного моря и лесистых склонов Карпат до джунглей Бенгалии и Великой Китайской стены…»

Буквально все описание говорит о том, что, руководствуясь современными географическими представлениями, местоположение, культурный статус и основы процветания этой страны определить нельзя (современные географические условия тех районов — горы, каменистые и песчаные пустыни, протянувшиеся на тысячи километров, — мягко говоря, не дают возможности развивать сельское хозяйство и рыбный промысел), но все сразу становится понятным, если расположить страну в условиях докатаклизменных. Ясно видно, что страна находилась в уже упоминавшейся нами богатейшей и плодороднейшей «зеленой полосе» с чудесным климатом, развивалась по культурным и экономическим законам всей единой небольшой ойкумены. Чувствуете, с какой легкостью автор перемещает по этой местности народы и языки? Мы также не наблюдаем культурного (например, религиозного и пр.) отставания народов той страны?

А почитайте других авторов…

В Интернете на сайте газеты «Известия» (rotabanner. izvestia.ru) сообщается, что «иудеи стояли в древнем Китае у истоков печатания бумажных денежных купюр, которые, по некоторым данным, впервые появились в Поднебесной в XII веке. Такой интересной гипотезы придерживаются многие китайские ученые, которые обнаружили, по их мнению, твердые факты, подтверждающие это. В частности специалисты указывают на то, что на полях древних клише, сделанных из меди, для печатания банкнот — «цзяоц-зы», выгравировано изображение иудейского символа — шестиконечной звезды».

Историческая загадка? Никакой загадки, если смотреть на вещи сквозь призму моей гипотезы: Китай находился к Европе ближе, ибо Гималайских гор в то время еще не существовало. А шестиконечная звезда еще не была иудейским символом.

Мы знаем, что религиозные основы (до момента расхождения религий) были едины. И поэтому не стоит удивляться тому, что археологи по всему миру находят древние церкви синагогального типа, но без символов и атрибутов современного классического иудаизма, что ставит ученых в тупик. По мнению израильского исследователя А. Голана, шестиконечная звезда Давида (магендовид) стала специфическим еврейским символом сравнительно недавно; он был заимствован иудейскими идеологами и стал использоваться как самостоятельный еврейский символ не ранее XIV века, хотя существовал с незапамятных времен у многих народов и верований. А старый символ иудаизма (два льва, держащие в лапах СОЛНЦЕ!) окончательно уступил место магендовиду только в XIX веке! Многие мечети со времен Тамерлана и до совсем недавнего времени украшались шестиконечными звездами, включая нашу петербургскую мечеть, которой еще даже ста лет нет. Позже шестиконечные звезды на питерской мечети сбили и поменяли их на цветы из шести лепестков. Любопытно отметить, что слово «мечеть» на немецком языке до сих пор звучит как «моше», что на иврите означает «Моисей» (Моше Даян, например). В последние два века устоялась традиция считать символом христианства пятиконечную звезду, иудаизма — шестиконечную, ислама — восьмиконечную. Пятиконечную звезду можно видеть на государственных символах многих христианских держав. Помню, как в детстве я удивлялся, что на американском флаге — «наши советские» звезды.

Пятиконечные христианские звезды были и на погонах русских офицеров царской России.