Дружба — Этико-психологический очерк - Игорь Кон

Но — оборотная сторона медали! — многозначность подобной коммуникации делает ее отчасти иллюзорной. Юношеская потребность в самораскрытии часто перевешивает интерес к раскрытию внутреннего мира другого, побуждая не столько выбирать друга, сколько придумывать его. Подлинная интимность, то есть совмещение жизненных целей и перспектив друзей при сохранении индивидуальности и особенности каждого, возможна только на основе относительно стабильного «образа Я». Пока этого нет, подросток мечется между желанием полностью слиться с другим и страхом потерять себя в этом слиянии.

По меткому выражению американского психолога Э. Дауван, «юноша не выбирает дружбу, его буквально втягивает в нее». Нуждаясь в сильных эмоциональных привязанностях, молодые люди подчас не замечают реальных свойств их объекта. При всей их исключительности дружеские отношения в таких случаях обычно кратковременны. «Людей выбирают в качестве объектов, а затем бросают, нисколько не заботясь об их чувствах, заменяя другими лицами. Оставленные объекты быстро и полностью забываются, но форма отношения к ним обычно воспроизводится в отношении к новому объекту вплоть до мельчайших деталей, с точностью, похожей на одержимость».

Представители различных теоретических ориентации по-разному объясняют это. Психоаналитики объясняют неустойчивость юношеских увлечений тем, что они почти не связаны с реальными свойствами их объекта. Для подростка объект увлечения не конкретное лицо, а лишь средство избавления от своей внутренней напряженности, хороший или дурной пример, способ самоуспокоения или доказательства собственных способностей.

Социальная психология склонна объяснять это скорее сложностью процесса межличностного общения, социальной незрелостью и коммуникативной некомпетентностью партнеров. Дифференциальная психология придерживается точки зрения, что требования к другу и дружбе зависят не только и не столько от возраста, сколько от типа личности. В ранней юности, пока индивид еще не научился корректировать собственные реакции, их острые углы проявляются наиболее резко.

Каждое из этих объяснений в какой-то мере справедливо. Юношеская дружба ближе всего стоит к романтическому идеалу, но ей свойственны и все его издержки. Вспомним «Юность» Л. Н. Толстого. Ее герою «невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой поры, когда снова истинно нежное, благородное чувство дружбы ярким светом озарило конец этого возраста и положило начало новой, исполненной прелести и поэзии, поре юности». Дружба с Дмитрием Нехлюдовым, «чудесным Митей», не только открыла 15-летнему мальчику «новый взгляд на жизнь, ее цель и отношения», но и явилась символическим рубежом начала юности. Дружба эта исключительно нежна, поэтична, скреплена пактом откровенности — «признаваться во всем друг другу», а чтобы не бояться посторонних (оба стыдливы и застенчивы), «никогда ни с кем и ничего не говорить друг о друге». Юноши действительно говорят обо всем и больше всего о самих себе, своих чувствах и переживаниях. Однако оба весьма эгоцентричны. Говорить о себе им куда приятнее, чем слушать. Вот Дмитрий рассказывает о своей влюбленности. А что в это время думает Николай? «Несмотря на всю дружбу мою к Дмитрию и на удовольствие, которое доставляла мне его откровенность, мне не хотелось более ничего знать о его чувствах… а непременно хотелось сообщить про свою любовь к Сонечке, которая мне казалась любовью гораздо высшего разбора». Поэтому, не обращая внимания на то, что Дмитрий занят своими мыслями и совершенно равнодушен к тому, что мог услышать от друга, Николай спешит поведать ему о своем. Но равнодушный прием остужает чувство: «…как только я рассказал подробно про всю силу своего чувства, так в то же мгновение я почувствовал, как чувство это стало уменьшаться».

Безудержная откровенность, не признающая никакой психологической дистанции, столь ценимая в начале дружбы, теперь начинает мешать; интимные «признания не только не стягивали больше связь, соединявшую нас, но сушили самое чувство и разъединяли нас…». В момент ссоры эти признания используются для того, чтобы поглубже уязвить друг друга…

В юности, как тонко заметил австрийский писатель Р. Музиль, стремление светить самому гораздо сильнее, чем стремление видеть при свете. Юношеская дружба «как яйцо, чувствующее свою великолепную птичью будущность уже в желтке, но предстающее внешнему миру пока всего лишь несколько невыразительным овалом, который нельзя отличить от любого другого». Чем эгоцентричнее дружба, тем вероятнее, что с возрастом в ней появятся нотки враждебности. «Несметное число лет назад мы восхищались друг другом, а теперь мы не доверяем друг другу, зная друг друга насквозь. Каждому хочется избавиться от неприятного впечатления, что когда-то он путал другого с самим собой, и потому мы служим друг другу неподкупным кривым зеркалом».

Вопрос о соотношении генезиса самосознания и психологической интимности стал предметом спора двух американских психологов — Э. Г. Эриксона и Г. С. Салливэна.

По мнению Эриксона, становление идентичности, то есть целостного самосознательного Я, предшествует вызреванию у личности способности к устойчивой психологической близости с другим человеком. «Только когда формирование идентичности в основном завершено, становится возможной истинная интимность, которая фактически является одновременно и слиянием, и противопоставлением индивидуальностей… Юноша, который не уверен в своей идентичности, избегает межличностной интимности или же склонен к такой интимности, в которой есть только видимость „совместности“, но без подлинного слияния или реального самозабвения».

Эмпирическая проверка теории Эриксона стала возможна, когда канадский психолог Дж. Марша конкретизировал понятие личной идентичности, выделив четыре статуса, или уровня, ее развития: 1) «диффузное Я» — индивид еще не сделал ответственного жизненного выбора (профессии и мировоззренческой позиции), его Я выглядит расплывчатым, неопределенным; 2) «предрешенность» — индивид уже включен в систему взрослых отношений, но его выбор сделан не самостоятельно, а под воздействием извне; 3) «мораторий» индивид находится в процессе профессионального и мировоззренческого самоопределения; 4) «зрелое Я»-личность нашла себя и вступила в период практической самореализации.

Многочисленные исследования подтвердили, что разные уровни идентичности соотносятся с широким спектром индивидуально-личностных черт, включая стиль общения и личных отношений. Сопоставление степени интимности, глубины и взаимности личных отношений (интимные отношения, стереотипные отношения и состояние психической изоляции) юношей и девушек с уровнем развития их идентичности показало, что способность к интимности отличает прежде всего тех, кто находится в стадии «моратория» или достиг «зрелой идентичности», тогда как общение молодых людей с «предрешенной» или «диффузной идентичностью» более поверхностно и стереотипно. Среди юношей и девушек с «диффузной идентичностью» самый высокий процент изолированных. В число людей, поддерживающих интимные отношения с окружающими, не попал ни один человек с «диффузной» и только 18 % с «предрешенной идентичностью». Уровень развития самосознания существенно сказывается на отношениях юношей и девушек с их родителями, друзьями и любимыми.

Но за возрастными различиями сплошь и рядом скрываются различия личностные. Хотя среди 12-13-летних подростков «диффузное Я» встречается чаще, чем среди юношей, переход к «зрелому Я» происходит медленно, сравнительно поздно, и не у всех. Свыше половины канадских студентов, обследованных Марша, сохранили первоначально зафиксированный у них низкий уровень самосознания и шесть лет спустя.

В противоположность Эриксону, Салливэн полагает, что именно психологическая интимность, подтверждение и одобрение со стороны близкого человека открывают личности ее истинную сущность и позволяют обрести устойчивое Я. Поэтому он придает особое значение тесной дружбе детей и младших подростков, видя в ней средство формирования отзывчивости к переживаниям другого и общей альтруистической установки. Взгляды Салливэна также получили эмпирическое подтверждение. Например, сравнение группы мальчиков, имеющих близких друзей (близость дружбы измерялась степенью ее устойчивости, искренности и предпочтением друга в качестве партнера по досугу), с мальчиками, у которых таких друзей нет, показало, что первая группа отличается и более высоким уровнем альтруизма. В другом исследовании дети, имеющие близких друзей, обнаружили не только более высокий уровень альтруизма, но и большую способность эмоционально ставить себя на место другого. Сравнение интимности межличностных отношений группы взрослых людей с тем, какими они были в детстве, выявило значимые аналогии не с юношеским, а с предподростковым возрастом (восемь-девять лет), когда начинают созревать необходимые предпосылки интимности.