Сталин: тайны власти. - Юрий Жуков

По тем же причинам, ради гарантированного при любых обстоятельствах голоса в свою поддержку, Сталин сохранил в узком руководстве и Ворошилова. Правда, смог наделить его после всего происшедшего, да и то лишь 19 апреля 1943 г., откровенно номинальным, чисто формальным постом — председателя Трофейного комитета ГКО[34], точнее говоря, в соответствии с субординацией, в структуре НКО — своего наркомата. Под его начало были поставлены не столько собственно фронтовые и армейские отделы Управления трофейного вооружения, имущества и металлолома НКО, их отдельные бригады и батальоны, сколько Музей-выставка трофейной техники, которую разместили в Москве, на территории Центрального парка культуры и отдыха.

В весьма схожем с Кагановичем положении с 11 ноября 1943 г. оказался и Андреев. Решением ПБ на него возложили обязанности наркома земледелия, чуть понизив прежнего главу ведомства И.А. Бенедиктова — до уровня первого замнаркома[35]. Тем самым Андрею Андреевичу отныне предстояло не только спрашивать с других за работу сельского хозяйства, но и отвечать за нее самому. Однако следует признать, что в значительной степени такая «ответственность» была облегчена совместным постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 декабря 1942 г., подписанным Сталиным и тем же Андреевым. Ими воспрещалось «собирать данные о фактическом намолоте урожая в колхозах, как искажающие действительное положение дел». Вместо нормального учета вводился откровенно фиктивный — «видовая оценка, производимая органами ЦСУ до начала уборки»[36](выделено мною. — Ю. Ж.).

Как уже отмечалось выше, вторично потерпел фиаско и Вознесенский. После стремительного, поразившего всех возвышения до положения второго лица в государстве его сферу деятельности вновь, как и в начале быстротечной карьеры, ограничили Госпланом СССР, несколько утратившим свою прежнюю роль. Зато его бывший заместитель и преемник Сабуров, наоборот, резко поднялся вверх: освободившись от работы в фактически подконтрольном ГКО Госплане, он стал полноправным, и не только по должности, заместителем главы правительства СССР. Столь же серьезное доверие оказали и Косыгину — 21 июня 1943 г. его назначили, оставив одним из зампредов СНК СССР, еще и председателем Совнаркома Российской Федерации[37], чем весьма расширили его реальные властные полномочия.

Прежнюю значимость, несмотря на кратковременную опалу, сохранили еще два «капитана индустрии» — зампреды СНК Советского Союза Малышев и Первухин.

Малышева 1 июля 1942 г. решением ПБ освободили от одной из двух занимаемых им должностей — наркома танкопрома, сняли за невыполнение программы выпуска танков Т-34 в июне, назначив на его место директора Кировского завода И. М. Зальцмана[38]. И само решение, и его обоснование были явно надуманными и преследовали лишь одну цель — продемонстрировать былое якобы всесилие прежнего узкого руководства, выступавшего как ПБ, нанести хотя бы косвенно удар по отвечавшему за производство танков Молотову и тем самым несколько укрепить престиж Вознесенского. Символичность, даже условность наказания, его истинную цель подтверждало то, что Малышева все же оставили на более значимом посту — зампреда СНК СССР, с 19 сентября «наблюдавшим» за работой трех не менее важных по условиям военного времени наркоматов: тяжелого машиностроения, электропромышленности и связи[39]. Опала, точнее — создание видимости ее, продлилась ровно год. 26 июня 1943 г. теперь уже решением не ПБ, а ГКО, что стало весьма показательным, Малышева восстановили на посту наркома танкопрома[40]. Аппаратная игра в данном случае не принесла ощутимой пользы Вознесенскому.

Объектом столь же изощренной интриги оказался и Первухин. В середине октября 1942 г. постановлением СНК СССР, то есть от имени Сталина, его освободили «от наблюдения по Совнаркому за работой наркомата угольной промышленности, главлесоспирта и наркомата электростанций, а также от текущей работы в Совнаркоме по подготовке планов топлива и энергоснабжения и оперативного контроля за их выполнением»[41]. То есть от всего того, что оказалось в ведении Вознесенского при распределении обязанностей в ГКО и чем тот собирался заниматься без помощи и присмотра человека Маленкова. Но опять же, как и в случае с Малышевым, полностью устранить Первухина не удалось. За ним сохранили должность зампреда СНК СССР, наркома химической промышленности и «наблюдающего» за работой наркомата резиновой промышленности[42]. Таким оказался ответный ход Сталина на вынужденное согласие с отстранением Ворошилова и Кагановича, продемонстрировавший игру на равных. Однако для самого Первухина именно такое решение оказалось неожиданно удачным, ибо вверило вскоре под его контроль работу над атомным проектом.

За пять дней до того, как в Чикаго впервые в мире была осуществлена управляемая цепная ядерная реакция, ГКО 27 ноября 1942 г. принял постановление, положившее начало созданию советского ядерного оружия, — «О добыче урана». Оно обязывало: «1. К 1.V.1943 г. организовать добычу и переработку урановых руд и получение урановых солей в количестве четырех тонн в год на Табошарском заводе «В» Главредмета… 3. Приравнять завод «В» в части порядка финансирования, проектирования строительства, оплаты труда, материально-технического и продовольственного снабжения к строительствам особо важного назначения… 4. Возложить на Радиевый институт Академии наук СССР (академик Хлопин) с привлечением Научного института удобрений и инсектофунгидов им. Самойлова и Уральского института механической обработки полезных ископаемых разработку к 1.II.1943 г. технологической схемы получения урановых концентратов из табошарских руд и переработки их для получения урановых солей. 5. Комитету по делам геологии при СНК СССР (т. Малышев) в 1943 г. провести работы по изысканию новых месторождений урановых руд с первым докладом Совнаркому СССР не позже 1 мая 1943 г. …» Подписал постановление Молотов[43].

Всего через два с половиной месяца, 11 февраля 1943 г., опять же задолго до того, как участники «Манхэттен-проекта» приблизились к созданию атомной бомбы, последовало новое постановление ГКО, на этот раз предусматривавшее «более успешное развитие работ по урану». В этих целях предлагалось сделать следующее:

«1. Возложить на тт. Первухина М.Г. и Кафтанова С.В.[44] обязанности повседневного руководства работами по урану и оказывать систематическую помощь специальной лаборатории атомного ядра Академии наук СССР. 2. Научное руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И.В. 3. Разрешить президиуму Академии наук СССР перевести группу работников специальной лаборатории атомного ядра из г. Казани в г. Москву для выполнения наиболее ответственной части работы по урану… 9. …обеспечить доставку самолетом из г. Еревана в г. Москву пяти сотрудников Академии наук СССР и оборудования общим весом до 1 тонны. 10. Обязать Ленсовет (т. Попкова) обеспечить демонтаж и отправку в Москву оборудования и циклотрона Ленинградского физико-технического института. 11. Обязать руководителя специальной лаборатории атомного ядра проф. Курчатова И.В. провести к 1 июля 1943 г. необходимые исследования и представить Государственному комитету обороны к 5 июля 1943 г. доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива»[45].

Тем же постановлением большой группе наркоматов — черной металлургии, среднего машиностроения, электропромышленности, цветной металлургии, финансов, давалось срочное специальное задание: к 1 марта — 15 мая 1943 г. изготовить и доставить для лаборатории Курчатова все необходимое оборудование и сырье. И вновь столь важный документ скрепил подписью не Сталин, а Молотов[46].

Глава 6

Все чрезвычайно значимые кадровые перестановки, происходившие в высшем эшелоне власти на протяжении двух с половиной лет, сопровождавшиеся неожиданными взлетами и падениями, в общем не представляли чего-то особого, присущего лишь СССР. В конечном итоге, все они лежали в традиционном русле обычных для любой страны государственных назначений и призваны были определять карьеры отдельных людей и решать более естественные задачи: вырабатывать и осуществлять, в зависимости от менявшихся обстоятельств, курс внешней и внутренней политики. Применительно же к экстремальным условиям военного времени — еще и консолидировать усилия всей нации для разгрома врага, для победы над агрессором.

Специфической для советского узкого руководства являлась только одна проблема — с величайшим трудом пробивавшая себе дорогу департизация и, разумеется, вместе с нею, как логическое ее продолжение, необходимость последовательного пересмотра, корректировки идеологии. Делать это необходимо было незаметно, ни в коем случае не резко, не радикально. Отвечать за результаты именно такой работы выпало на долю практически двух человек: секретаря ЦК ВКП(б), первого секретаря МК и МГК, начальника Главпура А.С. Щербакова и начальника УПиА Г.Ф. Александрова. Им довелось проводить в жизнь, постоянно толковать и разъяснять нововведения, контролировать их безукоснительное исполнение сотрудниками немногочисленного аппарата УПиА. Рабочей же силой стали средства массовой информации, творческие союзы, созданные с началом войны как бы общественные организации с неконкретизированной подчиненностью и положением — Совинформбюро (СИБ), антифашистские комитеты советских женщин, молодежи, ученых, еврейский.