Игра Бродяг - Литтмегалина

— Все хорошо, — сказала Наёмница. — Нет. Все плохо.

Она прошла по залу, осторожно обходя спящих (или же просто погрузившихся в небытие, которое тот же сон, только без снов и без возвращения), забралась в свой кокон, свернулась, пытаясь согреться. Голоса не звучали, но она продолжала слышать их в своей памяти. Наёмница вдруг всхлипнула, затем еще раз, и надавила на веки пальцами — не сметь.

Какое ей дело?

***

У нее болели ноги, спина, руки и уже, наверное, все. Веки, которые она то и дело терла, припухли и покраснели. Доставив до места очередной камень, Наёмница злобно пнула его ногой, а затем прижала к щекам дрожащие пальцы. У нее было просто ужасное настроение — хотя бы потому, что ночью ей предстояло снова бродить по коридорам замка. Все утро она не могла отделаться от стискивающего горло отвратного страха, хоть и смогла убедить себя, что услышанные ею дети были вполне материальны и просто находились в соседней комнате. Каким-то образом их голоса просачивались сквозь стену, возможно, в щели меж блоков. Причуды акустики, темнота, ее собственное воображение придали обыденной ситуации атмосферу кошмара. Конечно, наличие живых страдающих детей не решало проблему и даже создавало новую. В любом случае к ней это не имеет отношения. У нее своя проблема. Камни.

— Почему они каждый раз все тяжелее и тяжелее? — сказала она вслух. — Почему именно я должна таскать их? Неужели для меня не нашлось другой работы?

— А для тебя есть что-то непривычное в их тяжести?

Чёрный Человечек. Внутри нее все напряглось. С чего бы это он притащился? Что ему от нее нужно? Не зная, что ответить, Наёмница молча смотрела на него. В ярком дневном свете она отчетливо видела каждую морщинку на желтом безбородом лице, но все еще не могла различить его зрачки, такими темными были радужки. Определенно, он был представителем другой расы, но прежде ей не доводилось видеть таких.

— Ты не закончила. Пока работа не сделана, тебе не позволено сидеть просто так.

— Мне нужна передышка! Я на куски разваливаюсь! — она говорила на повышенных тонах, хоть и пыталась себя сдерживать. Подняв руки, она показала их Человечку. — Дрожат. Эти камни будто не хотят, чтобы их уносили прочь от леса.

— Так оно и есть, — подтвердил Человечек.

— Кто ночью переносит их обратно? — спросила Наёмница. — И зачем?

Человечек молчал, и его темные глаза, пронзительные и умные, становились все уже и уже, пока не превратились в сплошные черные щели.

— Ты еще не разобралась?

— Нет, — Наёмнице было страшно неуютно.

— У тебя красные глаза. Слышала их голоса ночью?

Наёмница старательно сделала вид, что не понимает, о чем он.

— Чьи голоса? — невинно осведомилась она.

— Призраков.

— Так это были призраки? — выпалила она в ужасе. Ничего более глупого она сделать не могла.

Человечек, казалось, не обратил внимание на ее самообличительную реакцию.

— Да. Призраки камней, — он сжал губы. Затем посмотрел ей в глаза. Наёмнице было жутко под его непроницаемым взглядом, но какое-то время она терпела. Потом все-таки уставилась в землю.

— Что такое призраки камней?

— Камни бесчувственны, — продолжил Чёрный Человечек.

«Когда ж наконец небо сжалится и пошлет мне того, кто отвечает на вопросы прямо?» — мысленно простонала Наёмница.

— Однако есть воспоминания, которые даже камни не могут хранить без боли. Они бы кровоточили, если бы только могли. Иногда они пытаются рассказать о переполняющем их страдании. Высказать все и, наконец, освободиться. Но здесь их некому слушать, — Человечек смотрел на нее с легкой насмешкой.

«Наверное, Вогту бы он понравился, — подумала вдруг Наёмница. — Хотя Вогту все нравятся».

— Старый колдун не всегда был жесток — разве что в тех случаях, когда ярость захлестывала его разум… а это случалось довольно часто. Его сыновья были тихи, послушны, нерешительны порознь и хулиганы вместе. Поэтому они старались никогда не разлучаться.

— Старый колдун? То есть отец того Колдуна, что правит замком сейчас? — догадалась Наёмница.

— Выходки детей сердили отца, но мать заслоняла их от его ярости. Однажды, в очередной раз поддавшись гневу, грозный муж убил ее. Он не хотел этого, но в его голове пылал огонь, который всегда легко разгорался и медленно гас. Все его могущество не помогло ему воскресить жену. Ему осталось только похоронить ее с честью, что он и сделал, и с тех пор стал постоянно угрюм и мрачен. Все чаще сыновья сердили его, хотя после смерти матери и утратили свою бойкость. Когда одному из них исполнилось семнадцать, а другому шестнадцать лет, они решились умертвить отца. Они убили его, когда он спал, и плакали после этого, но не сожалели о своем решении, потому что больше не могли терпеть его злобу.

Наёмница смотрела на Человечка во все глаза. Почему он рассказывает ей об этом?

— Разве это не то, что ты должна знать? — спросил Человечек.

Она не знала, что должна знать. Но ей очень хотелось бы, чтобы люди перестали отвечать ей до момента, когда она выскажет мысли вслух. А то как-то неуютно.

— Потерпишь, — сказал Человечек.

— А что с тем деревом? — спросила она. — Тем, которое покрыто странными письменами?

— Оно росло многие века и погибло в день, когда на его корни пролилась кровь.

— Кого там убили?

— Предыдущий колдун убил своего отца.

Наёмница посмотрела в небо. Оно было бледно-серое с бело-голубыми облаками.

— Это что же? Отец Колдуна тоже убил своего отца? Могли бы придумать семейную традицию получше…

— Тот был стар, но не спешил отдавать свою власть. И тогда сын зарезал его под большим деревом. После этого дерево начало сохнуть. Потом с него отслоилась кора. На открытой плоти дерева, как шрамы, проявились буквы. Они сложились в слова, которые мог понять только колдун, потому что они были на древнем колдовском языке. Прочтя их, отцеубийца узнал, что породил призрак, которому отныне будет подчинена вся его жизнь. С тех пор страх быть однажды убитым собственными сыновьями преследовал его ежеминутно. Сразу после рождения младенцев он попытался избавиться от них, но мать отчаянно защищала детей, и из любви к ней он уступил. А чтобы они никогда не осмелились противостоять ему, он воспитывал их в страхе…

— Цепи… — пробормотала Наёмница. — Они свисали со стен в комнате с маленькими кроватками…

В темных глазах Человечка как будто бы мелькнуло сожаление, но Наёмница сомневалась, что он чувствителен достаточно, чтобы о чем-то сожалеть.

— Однако он забыл о том,