Роза и ее братья - Луиза Мэй Олкотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, милочка, я не нуждаюсь в помощи, у нас учитель выписан из Парижа, и, понятное дело, по-французски он говорит куда лучше твоего дяди. – А потом она добавила, тряхнув головой так, чтобы колокольчики в ушах зазвенели: – Как тебе мои сережки? Папа подарил их мне на прошлой неделе.
Тут Роза с почти комической поспешностью пошла на попятный, ибо Ариадна явственно ее переиграла. Роза обожала милые украшения, очень хотела их носить и, как всякая девочка, мечтала проколоть уши, вот только доктор Алек считал это глупостью и не позволил. Роза с радостью отдала бы свой французский щебет за пару золотых колокольчиков с жемчужинами на язычках, которые увидела в ушах у Ариадны; и вот, сжав руки, она ответила, умилив слушательницу до глубины души:
– Ах, какая невероятная прелесть! Если бы дядя мне разрешил носить серьги, я была бы совершенно счастлива.
– А ты не обращай на его слова внимания. Папа надо мной тоже поначалу смеялся, а теперь ему нравится, и он пообещал на восемнадцатилетие подарить мне брильянтики, – заявила Ариадна, весьма довольная своим выпадом.
– У меня уже есть пара сережек, от мамы, из жемчуга с бирюзой, – мне жуть как хочется их носить, – вздохнула Роза.
– Ну так давай. Уши я тебе проколю, нужно будет походить с шелковой ниточкой, пока не заживут; под твоими кудрями ничего не будет видно, а потом в один прекрасный день просто вставь сережки поменьше – вот увидишь, твоему дяде понравится.
– У меня однажды глаза покраснели, и я спросила дядю: если уши проколоть, краснота спадет? – а он только посмеялся. Но ведь больные глаза так лечат, верно?
– Верно, у тебя и сейчас глаза красноватые. Дай-ка погляжу. Да, уверена, что нужно действовать, а то будет хуже, – заявила Ариадна, вглядываясь в большой чистый глаз, предъявленный ей для осмотра.
– А больно будет? – заколебалась Роза.
– Да ну что ты! Будто комар укусил – раз, и готово. Я уже скольким девочкам уши проколола, знаю, как надо. Ну, давай, заправь волосы за уши и неси иголку побольше.
– Мне все-таки не хочется без дядиного разрешения… – начала было Роза, когда все уже было готово для операции.
– Он тебе разве запрещал? – осведомилась Ариадна, вампиром нависнув над своей жертвой.
– Нет, никогда!
– Тогда давай, если только не трусишь! – вскричала мисс Блиш, твердо решив не отступаться.
Последнее слово и решило все дело: Роза закрыла глаза и голосом, каким отдают приказ «Пли!», выпалила:
– Коли!
Ариадна проткнула ей мочку, жертва хранила героическое молчание, хотя и побледнела, а на глаза невольно навернулись слезы.
– Готово! Не забывай протягивать ниточку туда-сюда, по вечерам смазывай кольдкремом – и скоро можно будет надеть сережки, – объявила Ариадна, крайне довольная собой, потому что барышня, хваставшаяся «на диво правильным» французским произношением пластом лежала на диване с видом столь умученным, будто оба уха ей отхватили начисто.
– Очень больно, и я уверена, что дяде это не понравится, – вздохнула Роза, которую начали терзать угрызения совести. – Дай слово, что никому не скажешь, иначе меня задразнят до смерти, – добавила она встревоженно, начисто позабыв про то, что у малышей, которые издалека наблюдали за всей этой сценой, ушки на макушке.
– Никому не скажу. Ах господи, это что такое? – Ариадна так и вздрогнула, услышав снизу топот шагов и громкие голоса.
– Мальчики! Убирай иголку. Я уши хорошо спрятала? И никому ни полслова! – прошептала Роза, суетливо скрывая все следы их преступления от зорких глаз Клана.
Тут явились мальчишки, дружным строем, нагруженные результатами похода за каштанами, – они всегда докладывали Розе обо всех своих подвигах и неизменно отдавали должные почести своей королеве.
– Как много, да какие крупные! Здорово будет их зажаривать после ужина, правда? – восхитилась Роза, погружая обе ладони в мешок с блестящими коричневыми кругляшками; Клан же стоял, будто по команде «Вольно!», и кивал Ариадне.
– Вот эти специально для тебя, Рози. Я их лично собрал, и все отборные. – Мак протянул ей этак с бушель.
– Видела бы ты, как Мистер Очкарик за ними охотился. Сверзился с дерева и сломал бы шею, не поймай его Арчи, – доложил Стив, усевшись в элегантной позе на подоконник.
– Не тебе говорить, Денди, сам-то ты каштана от бука не отличишь – лупил по ним палкой, пока я тебе не сказал, что там нет никаких орехов, – не остался в долгу Мак и, воспользовавшись своим привилегированным положением, взгромоздился на спинку дивана.
– Вот погоди, дружище Червь, я сейчас тебя самого отлуплю; думай, прежде чем говорить, – рявкнул Стив, не выказывая ни малейшего почтения к старшему брату.
– Уже темнеет, мне пора идти, а то мама будет волноваться, – заявила Ариадна, вставая с неожиданной поспешностью, хотя на деле надеялась получить приглашение на забавы с орехами.
Но приглашения не последовало, и пока она собиралась в дорогу и болтала с Розой, мальчики обменивались бессловесными посланиями, имея в виду тот печальный факт, что придется же кому-то проводить барышню домой. Но вызваться на это добровольно мужества не хватило ни у одного из них, даже галантный Арчи уклонился, поведав Чарли, вместе с которым они тихонько ускользнули в соседнюю комнату:
– Неохота мне с нею любезничать. Пусть Стив проводит эту балаболку и блеснет хорошим воспитанием.
– Ну уж только не я! – откликнулся Принц, особо невзлюбивший мисс Блис за то, что она пыталась с ним заигрывать.
– Ладно, тогда я. – И к глубочайшему смущению двух малодушных юношей, доктор Алек отправился предлагать «балаболке» свои услуги.
Он, впрочем, опоздал, потому что Мак, повинуясь красноречивому взгляду Розы, уже принес себя в жертву и покорно шагал прочь, в глубине души желая дивной Ариадне провалиться на самое дно Красного моря.
– Ладно, тогда я доставлю вот эту даму в столовую – для другой уже нашелся джентльмен, чтобы доставить ее домой. Вижу, что внизу зажгли лампы, а судя по запаху, тетушка приготовила нынче что-то на редкость аппетитное.
С этими словами доктор Алек изготовился отнести Розу вниз, как это делал обычно; однако к ней разом ринулись Арчи и Принц, с покаянным пылом выпрашивая право отнести ее вместе с креслом. Роза согласилась из страха, что дядя, с его зорким взглядом, приметит предательские шелковинки;