Третий фланг. Фронтовики из будущего - Федор Вихрев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Войска Дяди Васи получат нового организатора – бригадного комиссара Степаненко Михаила Гавриловича. Вот он стоит по правую мою руку и улыбается. Сказать ему или нет, что вчера, 21 ноября 1941 года, он должен был погибнуть в Севастополе? Нет, наверное, говорить все-таки не буду. Карбышев и Мындро через это прошли, но тогда это было необходимо для привлечения их на свою сторону. А сейчас это уже другая война, другой мир, и в этом мире даже невооруженным глазом видны отличия. Мы сами создаем будущее. И надеюсь, оно будет лучше, чем то, из которого пришли мы.
Диверсионно-разведывательный центрОбычный декабрьский морозный день. Холодное зимнее солнце, окутанное легкой дымкой облаков. Елки, укрытые пушистыми белыми шапками. Снежок весело скрипит под ногами. Красота, зимняя сказка средней полосы России. Если бы не одно «но», и это «но» – война. Самая страшная война за всю историю человечества. И сейчас, на фоне этой зимней красоты, два десятка мужчин, вместо того чтобы выбирать новогодние подарки своим женам и детям, учились маскироваться на открытом снежном поле. Они не играли в прятки, только учились. Играть в прятки они будут в бою. А кто не спрятался, того найдет смерть. Сегодня водит она. Молодая красивая женщина, вместо того чтобы учить роль Снегурочки, учила людей быть убийцами. Лучшими убийцами на этой проклятой войне – фронтовыми снайперами. Учила и знала, что кто-то из этих ребят обречен сделать только один выстрел. Второй ему не даст сделать немецкий снайпер. Учила жестко, не жалея их и себя. Учила для того, чтобы был второй, третий, сотый выстрел. Учила для того, чтобы они вернулись домой к своим женам, детям, матерям. Эту женщину в Центре уважали все. И курсанты, и начальство, и инструктора. Хотя поначалу не все шло так гладко, как хотелось бы. Начальство, которое было здесь, в штыки приняло политрука Иванову. Мало того что женщина, так она еще лезла менять устоявшиеся порядки. Старшему майору госбезопасности Ярошенко начальник Центра прямо сказал: «Или я, или она». Теперь у Центра новый начальник. Большинство инструкторов, оценив уровень подготовки товарища Ивановой, сразу приняли ее в свои ряды и даже не считали зазорным поучиться у нее. А те, кто считал ниже своего достоинства работать вместе с какой-то молодой выскочкой, а были и такие, уехали вслед за старым начальником на фронт. С курсантами было проще – самые языкатые почему-то становились спарринг-партнерами, остальные быстро научились воспринимать всерьез слова политрука. А рассказы фронтовиков об уровне подготовки немецких снайперов охлаждали даже самые горячие головы. Также Ника Алексеевна занималась подготовкой диверсантов, командиров армейских разведгрупп. Но сейчас она натаскивала снайперов для бригады Мындро. Той самой бригады, в которой должны были воевать ее друзья. — Товарищ политрук, вас старший майор госбезопасности вызывает, — раздался за спиной голос молодого солдата. Определенно для этого паренька старший майор госбезопасности – царь и бог, круче него только товарищ Сталин. А для нее грозный старший майор Ярошенко всего лишь Леша. Человек, ставший ей самым близким в этом таком чужом и таком родном мире.
Ника, хоть и носила военную форму, к соблюдению требований устава относилась формально, понимая, что устав для армии, не армия для устава. Она не требовала от курсантов и солдат, охранявших Центр, чтобы те отдавали ей при встрече честь. Ей даже было забавно думать, что какой-то шутник придумал обозвать воинское приветствие отданием чести.
С этим была связана одна веселая история. Как-то дня через два после приезда сюда она столкнулась в дверях с бойцом, несшим коробку с каким-то хламом, и, как всякий нормальный человек, уступила дорогу и придержала дверь. Боец, видимо не увидевший из-за большой коробки ее знаков различия и звезды на рукаве, сказал: «Спасибо». И пошел дальше. Все бы ничего, но эту сцену видел один капитан. Его просто заклинило оттого, что боец так повел себя по отношению к ПОЛИТРУКУ. Он остановил бедного солдата и начал читать ему мораль, мол, надо было пропустить товарища политрука и отдать честь. Благо Ника уже была знакома с этим капитаном, поэтому вступилась за парня, а когда он ушел, описала, что в ее понятии означает фраза «отдать честь». К счастью, у капитана с чувством юмора было все в порядке, поэтому, отсмеявшись, они с политруком разошлись по своим делам.
Ярошенко ждал ее в кабинете замначальника Центра.
— Товарищ старший майор государственной безопасности, политрук Иванова по вашему приказанию прибыла, — четко по уставу отрапортовала вошедшая женщина.
— Здравья желаю, Ника Алексеевна, — ответил Ярошенко. Официальный тон и никаких эмоций – что поделаешь, служба есть служба.
— Товарищ майор, — обратился он к заместителю начальника Центра, — нам необходимо переговорить с товарищем Ивановой с глазу на глаз. Информация секретная, поэтому не могу огласить ее при посторонних.
Такой «прозрачный» намек майор понял сразу. Встал, надел шинель и со словами: «Пойду, проверю учебный процесс» скрылся за дверью.
— Эх, Леша! — Ника тут же обняла «грозного ГБ-шника».
Он прижал женщину к себе.
— Привет, любимая… Ника Алексеевна. — И чего в его голосе было больше – шутки или нежности, — не различить. И того и другого поровну.
— Опять тебя черти по всему Союзу носят. — Женщина – это прежде всего женщина, даже если и на ней военная форма. И нет для женщины большего счастья, чем то, когда рядом находится любимый человек. — А сюда – так, по ошибке забрел?
— На самом деле ехал к тебе. Ну, разве что попутно, кое-что по работе решить. Как тут тебя, не обижают? — перешел на веселый тон Алексей.
— Да пытались, — подыгрывала ему Ника, — правда, после того как двоих «Скорая» увезла, а начальство в момент поменялось, меня здесь все резко полюбили. Платонически…
— Ну вот, дожился! А я тебе же самое главное не сказал. Завтра сюда товарищ Берия приедет. Прошлый раз с тобой побеседовать ему не удалось, вот решил теперь. Да и посмотреть, что тут у вас поменялось после смены начальника, тоже интересно.
— Так ты приехал шефу встречу обеспечивать, — усмехнулась Ника. — Типа ты впереди паровоза… Ну-ну…
— О том, что Лаврентий Павлович завтра приедет, знает только начальник Центра, вот теперь и ты тоже. Информация секретная, так что сама понимаешь. — Голос Ярошенко изменился. Он снова превратился в старшего майора госбезопасности.
— Нет, пойду всей стране разбалтывать: завтра Великий День – к нам едет «Великий и Ужасный»!
— Дошутишься ты, товарищ политрук!
— Ага, а Гагарин – долетался!
Кто такой Гагарин и почему он долетался, Ярошенко опять не узнал – их разговор был прерван стуком в дверь.
— Товарищ старший майор госбезопасности, вас к телефону. Из Москвы звонят. — Голос дежурного положил конец их идиллии.
— Ладно, иди, — пересилила себя Ника. Ей очень не хотелось именно сейчас отпускать этого человека. — Береги себя, Леша… если сможешь.
На душе вдруг стало грустно и одиноко. «Нельзя тебе было влюбляться, — в сотый раз упрекнула она себя, — нельзя… но очень хочется… а значит – люблю!»
НикаНа следующий день у нас была запланирована встреча с Берией. Правда, об этом в Центре пока никто не знал, а зачем? Меньше знаешь – крепче спишь.
Центр спал, когда утреннюю тишину разметал шум въезжающих машин. Я выглянула в окно. Машины остановились за углом, возле главного входа, но снежная завируха, поднятая с утра с белой своей постели, никак не хотела успокаиваться. От этой белой пелены стало тревожно и грустно. Вот так и рвется покров привычной уже круговерти. Что там, за этой метелицей… люди… или бездушные машины, ориентированные на победу любой ценой.
Для меня, женщины в сугубо мужском мире, этот разговор даст возможность определиться или, наоборот, расставит точки над «i».
О личности Берии я задумывалась мало. Писали в бульварной прессе, что он был и «лучшим менеджером двадцатого века», и «кровавым палачом», и «верным семьянином и хорошим отцом» – все это журналистские штампы. А для меня-историка было важно только одно – что ты хочешь построить, уважаемый Лаврентий Павлович? Что же тебе не дали доделать? И стоит ли оно того, чтобы будущее стало другим – лучшим?
Кабинет начальника Центра был шириной метра три с половиной и метров пять в длину. Привычный т-образный стол с письменными принадлежностями и стандартной настольной лампой с зеленым стеклянным абажуром, черный телефон… Стулья, стоявшие по бокам от стола, шкаф с книгами и рабочей документацией, сейф и обязательный портрет Сталина, висящий на стене, дополняли скромное убранство рабочего кабинета начальника Центра полковника Дендрука. Одним словом, обычный кабинет обычного советского начальника того времени. Когда я вошла, Берия сидел во главе стола, и солнечные лучи, пробивавшиеся из окна за спиной наркома сквозь тонкие желтые шторы, вырисовывали на столе причудливый силуэт его тени. Казалось, что это не тень, а это он сам вытянулся вперед, чтобы лучше разглядеть загадочную гостью из будущего, которую любящая иногда пошутить судьба занесла в этот мир и в это время. Справа от Лаврентия Павловича сидел мужчина лет тридцати пяти-сорока. Лицо его показалось мне знакомым, но вот где его видела раньше, вспомнить я так и не смогла. Хотя услужливая память упорно твердила о какой-то фотографии в книге, прочитанной еще там, в другой жизни.