Записки моряка. 1803–1819 гг. - Семен Унковский

5-го. Ветр продолжал дуть по пути нашему плаванию и приятная ясная погода позволила нам сделать несколько наблюдений между луною и солнцем. По среднему из 25 наблюдений расстояний, долгота места найдена 203°8′45″ ост, по хронометру оказалось только 6 милями к весту, склонение компаса по наблюдению многих азимутов солнце найдено 24° ост, широта места 53°38′12″ норд.

6-го. Поутру около 10-го часа в широте 54° норд и долготе 205°30′ ост видели множество птиц разного рода и плывущую морскую капусту, но дальнейших признаков земли не примечено. Надобно думать, что виденное нами морское растение принесло от берегов, всегда бывающих от норд-оста течением, которое замечено здесь от 18 до 24 миль в сутки.

В оба наши плавания, как в Камчатское море, равно и обратно к мысу Эчкомбу, мы старались пересечь курс г-на Билингса, около места, где он в своем журнале показал, будто видел берег, но при всем нашем смотрении и желании увидеть мнимый остров г-на Билингса, не приметили и знаков какого-либо острова, существующего в показанной им широте и долготе. Г-н Билингс пишет, что он видел берег в долготе 198° или 199° ост(О) от Гринвича и широте 53°15′норд (N), но мы проходили 2 раза близ по сей параллели и не приметили признаков берега. Посему можно с точностью заключить о несуществовании сего мнимого острова, хотя нет малейшего сомнения, что многие неизвестные острова скрываются в сем мало посещаемом океане. Но показание г-на Билингса весьма сомнительно.

13-го. В 2 часа поутру увидели гору Эчкомб (на зюд 37 ° ост). Тихий ветр и временем штиль не позволили нам приближаться того же дня в залив, но сердце каждого из нас радовалось, что вскоре будем иметь удовольствие оставить дикие и отвратительные для человеческого вида места. Тихий ветр недолго нас задержал. На другой день поутру, при легком ветре и ясной погоде вступили в залив и в 12 часов остановились на якорь против селения Ново-Архангельской крепости на большом рейде. Глубина места 15 сажень, грунт ил. Салютовали крепости 7-ю выстрелами, на что отвечено равным числом. В порте находились следующие суда Р.-А. компании: 3-мачтовое «Открытие», бриг «Мария», шлюп «Константин», шлюп «Иван Златоуст» и два вытащенные на берегу английской нации — бриг «Форестер», кап[итан] Pigot и Соединенных Американских штатов «Океан», кап[итан] Magnell (Магноль); «Альбатрос», кап[итан] Smith (Смит) и брик «Peddler», кап[-итан] Northrop (Нортроп). Хозяин оного брига — г-н Wilson Hunt (Хунт). Г-н Лазарев поехал на берег к правителю селения и вскоре присланы были байдары и барказы для выгрузки привезенного нами груза.

15-го. Легли фертовинг, положа плехт к вест-норд-вест, а гачлист в ост-зюд-осту и уравняли канаты по 70 саж. каждого. Г-н Баранов объявил свое намерение послать нас вместе с «Открытием» на острова Сандвичевы, где, если можно, нагрузить оба корабля сандаловым деревом, следовать в Кантон, а потом нам на берега Перу для торговых операций, а кораблю «Открытию» обратно возвратиться в Ситху, но отправление не прежде последует, как по отправлении богатого груза на Охотск, для чего предназначены бриг «Мария» под командою штурмана Петрова. По причине такового задержания от назначенного нам плавания, отвязали все паруса и выдернули пробегающей такелаж для сохранения от часто бывающей здесь мокрой погоды.

17-го. Выгрузили корабль и свезли на берег водяные бочки для налития свежею водой, ибо прежде взятая нами на Ситхе вода оказалась к употреблению совсем негодною. Таковое скорое испорчение воды должно приписать той причине, что вода налита была в дождливые дни.

18-го. Начали грузить корабль мехами для отвозу в С.-Петербург, которые состояли из морских бобров, песцов, лисиц, медведей, черных речных бобров, моржовых зубов, китовых усов и 30 000 морских котов для отвоза в Китай, где требование на этот товар всегда значительно. Весь груз, принятый нами на наш корабль, считался ценою до 2 000 000 рублей на ассигнации. По окончании погрузки и по изготовлении корабля к отплытию обратно в Россию, мы ожидали только последних инструкций от правителя колонии и накладной всему принятому грузу. Так прошло около до 18 июля и корабль наш был совершенно готов выступить под паруса, оставалось только налить верхние 16 бочек водою, которые в это время находились на берегу у речки Коломенки, в полуверсте от корабля.

Июль

18-го. В 4 часа пополудни мы услышали страшный крик на американском бриге «Pedler» и потому отправились вдвоем с М.П. [Лазаревым] на своей четверке посмотреть, что там произошло. По прибытии к борту брига увидели г-на Баранова, правителя колонии, с многочисленною его свитою, состоящею из промышленников, в пьяном виде, распоряжающимся в отобрании всякого рода оружия, находившегося на ам[ериканском] бриге. Две большие вооруженные лодки стояли по обе стороны судна. Крик, шум, брань заглушали окружающих, и никто не мог понять, что было причиною такого внезапного нападения. Наконец, г-н Хунт, поверенный от американского коммерческого дома г-н Auster (Астор), объявил нам, что г-н Баранов, не предваря его, насильственно овладел бригом и требовал выдачи всего имеющегося у них оружия и пороху (последнего только и был один бочонок), взятых с другого американского китобойного корабля от капитана Benetta (Бенета). Сколько ни усиливался М.П. [Лазарев] убеждать г-на Баранова оставить такое безрассудное дело, оскорбляющее флаг народа нам союзного, но никакие убеждения не помогли на старика Баранова, едва стоявшего на ногах, в полной парадной форме, с орденом св. Анны на шее, которого крест висел уже не впереди, а назади. Он кричал, чтобы немедленно удалились, в противном случае прикажет стрелять по нашей шлюпке. При этом Лазарев выразил свое негодование, сказав ему, что угроз его не боится, а только сожалеет, что мундир наш так постыдно унижает и что все это он доведет до сведения правительства. Видя невозможность уладить мирно такой неприличный поступок правителя дел Р.-А. компании с американским гражданином, мы удалились на свой корабль.

22-го. Суперкарго Молво съехал с корабля со всем своим имуществом.

24-го. Рано поутру М.П. [Лазарев] поехал объясниться с г-ном Барановым и через 11/2 часа вернулся обратно весьма смущенный, подав мне письменное приказание правителя колонии принять корабль «Суворов» в мое ведение, а ему объявление от г-на Баранова возвратиться в Россию из Охотска сухим путем. Такая неожиданная перемена огорчила меня сильно и удивила до крайности. Я подумал, что и со мной тоже может произойти, а потому сказал ему, что об этом надобно решительно и серьезно подумать. Тотчас спустился в каюту, составив совет из нас троих (Повало-Швейковский был третий), прочитали нашу инструкцию, данную нам от главного правления Американской компании в Петербурге, в которой, между прочим, было сказано: в случае непредвиденных обстоятельств, неизбежных в дальних плаваниях, должно руководствоваться правилами благоразумия, чтобы интересы Американской компании не могли пострадать. Я остановился на этих словах и предложил составить акт, которым мы решили для пользы самой компании с принятым грузом оставить Ситху и плыть обратно в Россию. Препятствий к тому мы никак не имели, ибо груз был давно уже принят, помощник суперкарго, отправленный из России, мещанин Красильников [в] это время был на корабле, накладные всему грузу были у него, только последнее предписание от г-на Баранова не было получено, но как этого могли еще долго не дождаться, потому что он ежедневно пировал, то и положено было на другой же день с рассветом сняться с якоря и оставить Ситху[94]. Ни мало не медля, я с Лазаревым отправились в селение Ситху забрать наши компасы, находящиеся в починке у мастера, Швейковскому было поручено взять находящиеся на берегу водяные бочки. В первом часу мы возвратились с берега на корабль, не спустя из людей никого на берег, так что никто ни на корабле, ни на берегу не заметил нашего предположения оставить порт внезапно. В то же время в доме правителя колонии весь день происходила попойка по случаю примирения его с г-ном Хунтом. Наш суперкарго Молво, доктор Шеффер[95] и штурман Самсонов не были на корабле, а жили на берегу и участвовали в пирушке с г-ном Барановым. Настал вечер, луна показалась из-за горизонта, при тихом ветерке у нас началась сильная работа на корабле — привязывали паруса, поднимали брам-реи и к 3-м часам пополуночи корабль готов уж был сняться с якоря. В доме правителя видны были огни и слышны песни; шумная и веселая компания пировала в полном смысле безумного ликования. Матросы наши, кажется, догадывались и помощник суперкарго Крашенинников требовал, чтобы его отпустили на берег. Но когда ему объявили, что в видах пользы компании мы решились оставить Ситху и воротиться в Россию и что он как доверенное лицо от компании и самый близкий человек к интересам ее, то он успокоился тем, что при этом вся ответственность в сбережении корабля и в распоряжении плавания лежит на начальнике корабля, а охранение груза на нем и что конечно само Главное управление Американской компании, согласно своей инструкции, будет благодарно, что мы так честно исполняли ее поручение. Эти доводы подействовали так сильно на Красильникова, что он даже помогал нам в работе к проведению всего в порядок и к снятию с якоря.