Командировка в Индию - Татьяна Николаевна Соколова

class="p1">Данила нервничал, ерзал на лежанке, зрачки у него расширились, как у взбудораженного кота, и он пугливо озирался, не понимая, о чем они так много говорят.

Наконец операция началась: док набрал лекарство в шприц и направился к пациенту. Он осмотрел палец, поковырял кожу иглой и поморщился – что-то ему не понравилось. Суреш, не смущаясь, тоже полез в ранку своими пальцами, показывая, где именно по его мнению надо резать. Хирург поморщился и на всякий случай протер ему пальцы спиртом. Он все тянул, не решался начать (наверняка – пацифист и вегетарианец), а Суреш, активно жестикулируя, доказывал ему что-то на маратхи. И вдруг док задумался и совсем завис.

– Вы меня резать будете? – раздался вопль Данилы с операционного стола.

– Вы его резать собираетесь? – спросила Лиза врача, – вы укол ему уже сделали?

Но док как будто сложил крылья, он не видел занозы.

– Надо бы лупу, – сказала Лиза.

– Увеличительное стекло! – обрадовался Суреш и полез в шкафчик за инструментом.

И теперь все трое склонились с лупой над несчастным Даней и по очереди ковыряли в ранке иглой, а сочащуюся кровь док убирал тампоном.

– Дайте мне иглу! – кричал Данила, – я сам покажу, где острая боль.

Шприц непонятным образом оказался в руках у Суреша, он отковыривал куски кожи, которые закрывали обзор. Доктор, наконец, решился: он взял хирургическую бритву и аккуратно подрезал обтрепанные края раны, расковырянной минимум на сантиметр. Теперь всем было хорошо видно – никакой занозы там нет.

– Я знаю, – как бы извиняясь, вздохнул док, – если внутри заноза, то это место должно быть немного синеватым, а этого нет. Видите: нет! Будем перевязывать.

– Нет! – заорала жертва, – есть! Отчего же у меня острая боль?

– Это бывает, – успокаивал док, – я приложу лекарство, и все пройдет. Дня два походите и, если не пройдет, будем резать.

– Мы завтра выходим в море, как я буду работать с острой болью?– боролся за свои права Даня.

Пусть перевязывает, – шепотом сказал Суреш, – отказываться невежливо. Пойдем, я знаю один корабль, там опытный боевой врач, он нам поможет. Он мой друг.

Даня глядел, как загнанная зверушка.

– Не волнуйся, – утешала его Лиза, – на корабле, где служил Суреш, классный док, он тебя разрежет.

Они дошли до причала и поднялись по трапу; на юте дежурные пили чаек, здесь всегда в одиннадцать часов чаевничают и потеют на ветерке – охлаждаются. Суреш взял предложенный стакан, и Лиза тоже остановилась, она знала этот экипаж и решила выпить чаю со старыми знакомыми. Один Даня стоял угрюмо в стороне. Потом они спустились на главную палубу и понеслись по коридору в лазарет. Суреш вошел первым, огляделся и махнул рукой, приглашая всех войти. В каюте под раковиной, скрестив ноги, сидел матрос, он сыпал в мусорное ведро просроченные таблетки, неспешно выковыривая их из упаковок. Он что-то крикнул, и из внутренней двери появляется док – стройный и симпатичный, в коричневой рубашке, с умными глазами и обаятельной улыбкой. Тоже под цвет орла, но этот производил впечатление орла на бреющем полете.

Корабельный врач подал скальпель, которым Суреш обрезал узел на бинте и потом содрал бинт. Все устроились вокруг операционного стола. Даня опер локоть на стол так, чтобы всем было видно уколотый палец, и показал, где именно надо резать. Лиза изложила вкратце суть проблемы, начиная с падения на кактус.

Врач взял в руки тонюсенький скальпель со скошенным острием – и наступило ледяное молчание. Пациент, наконец, успокоился. Док тоже был спокоен и уверен в себе, он снова подрезал обтрепанные края раны, потом взял шприц и попытался иглой нащупать занозу. Даня поморщился от боли и заорал:

– Вот она, я ее чувствую, дайте мне скальпель!

Но скальпель исчез, а шприц опять незаметно перешел в руки Суреша, который, ковыряя иглой в ране, приговаривал по-русски:

– Падажжи-падажжи, друг.

Он объяснял доку, в какую сторону лучше резать. Лиза тоже рассматривала рану, но прожектор над операционным столом светил слабо, потому что половина лампочек отсутствовала. Она покрутила прожектор, но лучше не стало. И вдруг потерявший терпение Данила заорал: «Вы резать будете?»

Док перевел дыхание и медленно отошел от стола.

– По моему опыту, – сказал он, – если заноза есть, это место должно посинеть. А синевы тут нет!

Данила вытаращил глаза на дока, смотрел тупо в упор и, видимо, жалел, что в школе не учил английский.

– Чем там режут? Дайте мне бритву, – кипятился он, – я сам, я знаю, где это.

И док сдался. Он протянул хирургическую бритву Лизе, которая должна была ее спрятать до выхода из доков. А пока перевязанному Даниле надо было идти на свой корабль, где работала бригада. Солнце обжигало, и температура воздуха уже приближалась к сорока, а на металлической палубе – еще выше. Работы было много, и даже руки с проколотым пальцем здесь были не лишними. Завтра выход в море.

Разговор с отцом

В эти дни семья Вихана собралась в родовом доме недалеко от Агры в пригороде Гургаона. У отца был день рождения. Вихан решил воспользоваться случаем и поговорить с отцом. Он летел самолетом до Агры, в аэропорту его встретил старый слуга Кумар, который постоянно жил в доме и следил за его состоянием.

– Мы рады вас снова видеть, господин, – старик Кумар низко склонил голову в поклоне намасте, открывая дверцу Тойоты.

Месяц назад, после ранения, Вихан отдыхал неделю в отцовском доме, предавался воспоминаниям и был окружен всеобщей заботой. За много лет дом практически не изменился, здесь приходили на память картины детства, когда они с братом были центром внимания семьи; им старались привить доброту не только к людям, но и к животным, насекомым и цветам. У них было много учителей, слуги сопровождали их на прогулках по окрестностям, особенно, если они шли на реку.

– Не приноси никому вреда, – говорил старый слуга, – смотри под ноги, чтобы не раздавить муравья.

Только на этот раз сердце его трепетало. На пороге его встретила мать, обняла, молча заглянула в глаза и с долей сомнения покачала головой. «Наверное, догадалась, зачем приехал», – подумал Вихан. Когда она удалилась на кухню давать распоряжения к ужину, Вихан постучался в кабинет отца и медленно приоткрыл дверь; войдя, он сложил руки домиком и низко поклонился. Отец молча встал из-за рабочего стола, прошелся по комнате с сомкнутыми за спиной ладонями и со вздохом опустился в старинное кресло с массивными подлокотниками. Вихан присел в деревянное кресло британского периода с кожаным сиденьем. Он на момент застыл, разглядывая, как