Хулио Кортасар. Другая сторона вещей - Мигель Эрраес

В эти первые месяцы он решил поселиться в университетском городке. Жизненное обеспечение в тысячу франков склонило его в пользу этого решения. Это подтверждает Долли Мария Лусеро Онтиверос в интервью, данном в марте 2001 года, которая в это время ненадолго приехала в Париж с подругами – как и она, студентками магистрата Мадридского университета, – собираясь встретиться с писателем, поскольку дружба, связывавшая их в годы пребывания в Мендосе, не забылась и еще потому, что Кортасар, определившись с отъездом, сообщил ей о том, что теперь уж он наверняка приедет во Францию («Долли, прощаюсь с вами до наших новых встреч в Париже!»):

Мы с подругами были полны энтузиазма и стали строить планы изучения Парижа, где я никого не знала. Впрочем, как это никого? А если Кортасар будет в это время в Париже? Но у меня не было ни его адреса, ни мало-мальского представления о том, где его искать. Тем не менее надо было что-то делать. А что, если он обосновался в университетском городке, где живут многие аргентинцы? В то же самое утро, ближе к полудню, я не откладывая отправилась в университетский городок и стала искать аргентинский корпус. Там любезная сеньора, которая следила за входом в здание, подтвердила мои предположения: «Mais, oui, oui, monsieur Кортасар»[72]… живет здесь и возвращается обычно к двум часам. Она предложила мне подождать, и я села на скамейку. Поскольку я уже знала, что дождусь его, особенно если учесть свойственную ему пунктуальность, то не было ничего удивительного в том, что вскоре я увидела длинную фигуру человека, ехавшего на велосипеде: это был Кортасар, вот мы и встретились в Париже. Аллилуйя! От охвативших меня сомнений я неподвижно сидела на скамейке, словно парализованная. Велосипедист слез со своей машины и прошел совсем близко от скамейки, где я изображала статую былых времен. Но что-то произошло, и он обернулся, и тогда я увидела на его лице выражение самого крайнего удивления, какое только может быть; он сказал только одно: «Долли Лусеро, что вы здесь делаете?» С моей стороны последовали восклицания, и потом я со смехом рассказала ему, что сегодня утром приехала в Париж и выполняю обещание увидеться. Именно тогда он, с присущим ему остроумием, придумал мне прозвище, которое стало моим вторым именем «Долли, – сказал он, – вы настоящий сыскарь из Сармьенто». И не было ничего удивительного в том, что, несмотря на свою занятость, его душевного расположения ко мне хватило на то, чтобы он нашел время показать мне Париж. С ним я побывала в музеях, бродила по средневековому Парижу, по кварталу, о котором он говорил, что чувствует себя там словно внутри драгоценного камня, по паркам и бульварам города. Его общество было для меня настоящим подарком. Я снова могла слушать, как он говорит об искусстве, старом и современном, о своем пристрастии к искусству античной Греции и Древнего Египта. Кортасар был ослеплен Парижем. Много позже он с полным основанием написал в письме после своего возвращения из Лондона: «Мне понравился Лондон. Я провел там чудную неделю. Но Париж мне нравится больше, и я не променяю его ни на что на свете. Вы ведь тоже видели его и, значит, можете меня понять».

Через некоторое время он переехал на улицу Алезиа, 56, после того как устроился на работу упаковщиком книг на книжном складе, на улице Раймон Лоссеран. В то время где он только не работал: например, диктором на радио Франции, в международной редакции; надо сказать, что хотя звучало это громко, но на самом деле речь шла о маленькой радиостанции, вещавшей на испанском языке на Париж и его окрестности, – куда Кортасар и ездил на велосипеде. После приезда Ауроры Бернардес, когда Кортасар ограничил свои отношения с Магой узами дружбы, весной 1953 года он переехал в маленькую квартирку из двух комнат и крошечной кухни, без права пользоваться душем (неподалеку были муниципальные душевые по 25 франков за посещение), с самой необходимой мебелью (единственной личной вещью был радиоприемник, который подарил им Фреди Гутман), по адресу: улица Жантильи, 10, в районе площади Италии – районе, по мнению писателя, не слишком бойком, зато хорошо освещенном и спокойном. Они платили за квартиру 12000 франков. Учитывая, что каждый из них, пока они жили отдельно, платил по 7000 франков, благодаря квартире на улице Жантильи им удавалось сэкономить 2000 франков – деньги, на которые они купили мотоцикл «веспа». Прошло еще много времени, в течение которого они не раз меняли жилье (улица Мазарини, 54; улица Брока, 24; улица Пьера Леру), прежде чем оба переехали в особнячок на площади Генерала Бере, старое здание в три этажа, с внутренним двором, обсаженным деревьями, где писатель написал окончательный вариант романа «Игра в классики» и некоторые из самых значительных своих рассказов.

«Квартал тогда был совсем другим. В те времена, по вечерам, мы ходили в кинотеатр на углу в домашних тапочках», – сказала нам Аурора Бернардес, улыбаясь своим воспоминаниям, когда в слуховом окне мансарды сгущались сумерки.

Это были счастливые годы. Счастливые и насыщенные.

Глава 3. 1953 – 1963

Эдгар По. Пребывание в Риме. Возвращение в Париж. Новые рассказы. Переводчик в «Юнеско». «Преследователь». Первый опубликованный роман – «Выигрыши». «Игра в классики»: признание по обе стороны

Последующие месяцы для Хулио и Ауроры (Глоп – таким было одно из ласковых прозвищ, которое Кортасар придумал для Ауроры) были временем открытия и привыкания к европейской действительности, довольно суровой, но для них все равно замечательной. Правда, они теперь на своем опыте узнали, как жестко парижане обращаются с иностранцем, если таковой не является туристом и если он претендует стать больше чем туристом, тем, которого называют временно проживающий или эмигрант, хотя ни Кортасар, ни Бернардес не были высланы из своей страны (он всегда называл себя «ссыльным»), по крайней мере до тех пор, пока не начались времена диктатуры Виделы в 1976 году; они узнали, как быстро растут цены на все, начиная с товаров первой необходимости, то есть продуктов, до одежды, не говоря уже о развлечениях. По словам писателя, они жили тогда в плачевных экономических условиях. Но это компенсировалось музеями, выставками, музыкой, фильмами, прогулками по улицам и их собственным характером, которому был присущ дух мятежной независимости, особенно свойственный им в ту пору: ему было 39 лет, ей – 33.

В известном смысле их жизнь в Париже, с самого начала и до самого конца, была похожа на жизнь в Буэнос-Айресе. Кроме круга друзей, не связанных между собой, состоявшего в основном из латиноамериканцев (Клуб Змеи, группа Хода), с которыми они общались, их окружала полнейшая пустота. Аурора была командирована Аргентиной для работы над одним из учебников по истории философии, а Хулио продолжал переводить, не считая того, что он начал писать новую книгу рассказов «Конец игры», сочетая писательство с работой в дистрибьюторской книжной фирме. Известно, что еще в апреле 1954 года, от продажи «Бестиария» за полгода, Кортасар в соответствии с авторским правом получил около пятнадцати долларов, и то потому, что к этому времени сборник уже был отмечен критикой. Процент с продаж в 1955 году не сильно изменился: 12 долларов. Порруа в этой связи говорил, что когда Кортасар послал в «Судамерикану» сборник «Тайное оружие», то, учитывая предыдущие случаи, многого он не ждал. Поскольку книга не продавалась, автор в коммерческом отношении мог понести потери, то есть в этом случае коммерческие соображения превращались в антикоммерческие. Как бы то ни было, Кортасар стал автором, которого покупают, только к 1958 году.