Работорговец (Русские рабыни - 1) - Игорь Христофоров

Мезенцев меньше всего хотел читать, но звонков все не было, и он развернул верхнюю из газет. Она была столичной, молодежной и, кажется, до невозможности тиражной. В глазах зарябило от мелких строчек объявлений: "Наши девочки обеспечат массаж на дому", "Если вам нравятся блондинки и вам скучно, позвоните нам", "Сауна, солярий, эрот. массаж", "Интим. услуги". Отложил в сторону, взял наугад следующий номер. Газета -- посолиднее, посерьезнее, помрачнее. "Проститутки из Украины пользуются большой популярностью на Западе". Заметка была небольшой, но, наверное, если Украину заменить на Россию, то это тоже оказалось бы недалеко от истины. Хотя бы потому, что ниже, подвалом, стоял материал о наших дурехах, выезжающих в Штаты по объявлениям служб знакомств и оказывающихся на правах рабынь. Заметка в третьей газете была уже интереснее. Оказывается, и из Штатов в Москву на заработки в крутые отели приезжают жрицы любви. Вроде обмена делегациями. Небось одна их дама -- на сотню наших, освежающих собою краснофонарные улицы Парижа, Гамбурга и прочих городов и городишек. "Набор в танцгруппу для выступления в ночных казино Зап. Евр. и др. стран". Ого, значит, не один Пеклушин этим промышляет! Значит, и в Москве? Нет, газета была почему-то санкт-петербургской. Мезенцев подивился, по какому принципу подбирал их Шкворец. Неужели по тому же, что уловил он?

Голова сама обернулась к окнам. В их серо-унылом прямоугольнике красовалась до боли знакомая картина: вылинявшая, в ржавых потеках пятиэтажка, двойная вывеска над козырьком -- "Химчистка"-"Клубничка", мощный, мрачный джип под ними и унылое безлюдье улицы. Мезенцев уж хотел отвернуться, но черная дверь под вывеской распахнулась, какие-то люди скользнули в джип, и он уехал вправо, исчез из картины. Зато в ней появилась группка девчонок. Они вышли из той же двери и направились наискось через улицу явно к автобусной остановке.

Рука рывком распахнула створку окна. Холод освежил лицо, словно по нему плеснули водой. Во дворе было сумрачно и серо, несмотря на полдень, и оттого двор казался дном колодца, глубокого-преглубокого и к тому же высохшего.

-- Де-евушки! Де-евушки! Зайдите в опорный пункт! Да-да, зайдите! -Все-таки заставил он их обернуться на крик у самой остановки.

Как назло пришел автобус -- маленький, грязный, чадящий, словно несколько фабрик вместе взятых, но все же автобус. Трое девчонок впрыгнули в него. Четверо остались и нехотя пошли на зов. Мезенцев посмотрел на черное облако выхлопа, оставленное отъезжающим автобусом, и подумал, что, может, и хорошо, что те трое уехали. Они явно были смелее остальных, раз не подчинились милиционеру, и разговора с ними точно бы не получилось.

Девчонки внесли с улицы морозную свежесть, запах дешевых духов и еще что-то, от чего Мезенцев как-то даже растерялся.

-- Это вы звали, товарищ милиционер? -- спросила невысокая девчушка в поношенном клетчатом пальто.

Она до того походила лицом на Конышеву, что Мезенцев сказал совсем не то, что предполагал:

-- Ваши паспорта? -- протянул он подрагивающую ладонь.

-- А зачем? -- удивилась все та же девчонка.

Остальные насупленно молчали, и у каждой из них было такое лицо, словно они уже заранее знали, что их здесь обидят.

-- В магазине утром кошелек у женщины украли, -- придумал Мезенцев. -- Проверяем всех.

-- А-а, утром! -- облегченно вздохнула девчонка. -- Мы час назад приехали, считай, в обед. -- И паспорт все-таки дала.

Мезенцев развернул его. Нет, фамилия не совпадала. Наверное, желание увидеть в ней родственницу Конышевой было слишком сильно, чтобы он не поддался ему.

-- Так вы не местная! -- увидел он штамп о прописке.

-- Да, я из райцентра, -- с вызовом произнесла девчонка. -- Но он ничем от вашего большого Горняцка не отличается. Такие же дома и шахты...

-- Одна шахта, -- поправила другая девчонка, похудее и повыше своей землячки.

У двух других в паспортах стоял жирный-прежирный черный трезубец.

-- Из Украины? -- удивился Мезенцев.

-- А что тут такого? -- ответила с нажимом на "г" конопатая девчушка. -- Шахтеры наши к вам ездят на заробиткы, а нам что: нельзя?

"Если б только шахтеры!" -- хотел сказать Мезенцев, но не сказал. Он еще по Крыму знал, что жизнь на Украине -- не сахар, и многие едут в Россию на заработки. Кем угодно: водителями автобусов, строителями, дорожниками, уборщицами, торговками ну и, конечно, как в Горняцке или другом городе с терриконами -- шахтерами.

-- И что ж за работа такая? -- спросил Мезенцев, хотя и без веснушчатой знал ответ.

-- За границу! Выступать! -- с вызовом ответил за нее двойник Конышевой.

-- И сколько в месяц обещают заплатить?

-- Коммерческая тайна! -- явно словами Пеклушина ответила та же девчонка, и Мезенцеву уже меньше показалось, что она похожа на Конышеву.

-- Таки вэлыки грошы, шо за пивгода можна на всэ жыття заробыты! -подала голос четвертая из девчонок, чернобровая, высокая и, пожалуй, самая красивая из них.

-- Но вам всем еще нет и восемнадцати, -- возразил, возвращая паспорта, Мезенцев. -- Вы еще несовершеннолетние.

-- Ну и что! -- вернула себе инициативу девчонка, чуть-чуть похожая на Конышеву. -- Мы же танцевать в ресторанах едем. Для этого не обязательно быть совершеннолетними.

-- А если не в ресторане?.. А если вместо этого заставят... заставят... ну, как это... вот -- проституцией заниматься? -- еле выговорил Мезенцев и покраснел гуще, чем все четыре девчонки вместе.

-- Вам завидно. Вот вы и говорите такое, -- фыркнула та же девчонка. -- Сами небось копейки получаете!

-- Я не вру, -- тихо ответил Мезенцев. Он уже был и не рад, что сболтнул. Явно уже завтра Пеклушин узнает его слова. -- Не вы первые едете на "гастроли", -- с вызовом произнес он последнее слово.

-- Нам можно идти?

Нет, ему не верили. Хрустящий зеленый ком заполнил головы девчонок, доллары закрывали глаза, уши, рот. Они не видели Мезенцева. Не видели в упор. И не слышали.

Где-то совсем близко, скорее всего, из распахнутых окон соседнего дома ввинтились в тишину двора слова песни:

Гуд бай, мой мальчик,

гуд бай, мой миленький.

Твоя девчонка уезжает навсегда.

И на тропинке, и на тропиночке

не повстречаемся мы больше никогда!

Тихим грустым голосом пела такая же тихая и грустная Анжелика Варум, но, когда она заладила бесконечное "Гуд бай, гуд бай, гуд бай...", Мезенцев захлопнул не до конца прикрытое окно. Голос стих, но не настолько, чтобы исчезнуть совсем.

-- Вы мамам об этом... о танцах, я имею в виду, сказали?

-- А как же! -- снова ответила за всех девушка, неуловимо похожая на Конышеву. -- Они нас отпускают. Они такое и за десять лет не заработают!

После этих слов Мезенцев вдруг понял, что вовсе она на Конышеву не похожа. Ну вот ни капельки не похожа!

-- Хорошо. Идите, -- отпустил он их.

Но у самого порога вдруг остановил вопросом:

-- Скажите, девочки, а на просмотре вы раздевались?

-- А как же! -- повернулась от дверей девчонка, еще недавно казавшаяся похожей на Конышеву. -- Так положено. Они же должны знать наши физические возможности...

Оттянутая ржавой пружиной хлопнула дверь. Как будто Мезенцева хлестнули по щеке. Быстро-быстро рассосался запах духов. Мезенцев вспомнил потрепанные пальтишки и куртчонки девчонок, их глупые, немодные береты, сапожки из кожзаменителя со сбитыми каблуками и хотел уж было следом броситься за ними, сказать что-то такое, чтобы они поверили и никуда не ехали, но сзади, заставив его вздрогнуть, зазвонил телефон.

-- Мезенцев? -- спросил с другого конца провода кто-то злой и хмурый. -- Срочно ко мне, в отделение!..

Мезенцев представил землистое лицо Хребтовского, смоляные усы и глупо подмигивающую бровь. Ему почему-то меньше всего хотелось увидеть эту бровь. Словно только она одна знала, как ему тягостно в милиции, и противно подмигивала, намекая именно на это.

-- Но я на дежурстве, -- попытался отбиться он.

-- Какое, к хренам, дежурство, когда я приказываю?! -- гаркнул в трубку Хребтовский, и короткие гудки не дали времени на ответ.

17

Хребтовский сесть не предложил. И здороваться за руку не стал. То ли боялся, что вновь промахнется ладонью, то ли Мезенцеву, стоящему в кабинете уже не в гражданской куртке, а в милицейском бушлате с тремя крошечными звездочками на погонах, уже и не положено было такое внимание со стороны начальника.

-- Я тебе обязанности читать давал? -- хмуро спросил Хребтовский.

Он был в уже привычном сером свитере, но лицо казалось еще землистее, чем при предыдущей встрече, будто чем дольше носил он свитер, тем сильнее краска с него переползала на кожу лица.

-- Так точно, -- с военной дубовостью ответил Мезенцев.

-- Прочел?

-- Прочел, -- соврал Мезенцев.

-- А какого хрена ты тогда на чужой территории перестрелки устраиваешь?

Свирепое, мраморно-холодное лицо Хребтовского ждало ответа. Даже бровь не дергалась, точно она тоже хотела знать, почему же это Мезенцев так глупо поступил.