Лаки Лючано: последний Великий Дон - Артем Рудаков

— Buon jorno, figlio mio[22].

Однако Чарли не стал целовать ему руку, тем самым демонстративно нарушив неписаный закон мафии. Глаза Маранцано гневно потемнели:

— Я вижу, ты ничуть не изменился.

Луканиа примирительно сказал:

— Дон Сальваторе, у нас это не принято.

Усевшись на ящик, Маранцано процедил:

— Иногда я сильно сомневаюсь, что ты родился на Сицилии.

Чарли начал терять терпение.

— Нам надо поговорить о другом, — довольно резко произнес он.

Маранцано пренебрежительно отмахнулся:

— Знаю, знаю, что ты скажешь. Джо Босс — плохой босс. Странно, что ты так долго терпел его ругань. С твоими-то амбициями.

— У меня не было выбора, — угрюмо ответил Чарли.

— Выбор всегда есть, — назидательно изрек Маранцано, — но я не виню тебя. Ибо, как говорили древние римляне: «Еггаге humanum est»[23]. Но никому не позволено ошибаться дважды. Этого я тебе простить не могу.

Чарли молчал, понимая, что для дона настал час торжества. Маранцано придвинулся к нему вплотную, лицом к лицу:

— Я снова смогу доверять тебе только в одном случае: если ты убьешь Массерию.

— Дон Сальваторе, — Луканиа перевел дух, — это моя давняя мечта.

— Не сомневаюсь. Но убить его должен именно ты. Потому что слишком много грехов за тобой накопилось. Никто другой такой чести не достоин.

Чарли не обманывался посулами Маранцано. Старый дон заманивал его в капкан. По законам Общества Чести на убийство человека такого уровня, как Массерия, требовалась санкция глав всех двадцати четырех семейств. Совет донов — Comissione — должен был собраться на тайный сицилийский суд и коллегиально вынести приговор Массерии, если его вина будет доказана. Иной образ действий означал неминуемую смерть для исполнителя убийства. Потому-то мафия и смогла подняться так высоко, что ее ряды не разъедали внутренние разборки. На американской земле еще не было случая, чтобы какой-либо дон погиб от рук сицилийцев. А Маранцано не собирался созывать Comissione. Приказ убить Массерию он отдал самостоятельно с целью сведения своих личных счетов с Джо Боссом.

И первое, и второе противоречило законам мафии. Но после смерти Массерии Маранцано, без сомнения, станет капо ди тутти капи, то есть особой неприкосновенной. Зато Чарли Луканиа в любом случае подлежал немедленной ликвидации. Сразу, как только Массерия покинет этот мир.

— Я не согласен, — твердо ответил Чарли.

— Вот так, да? — Лицо Маранцано исказила гримаса ненависти. — Наконец-то ты снял маску, бамбино. Под ней у тебя змеиная чешуя.

Дон вскочил на ноги:

— Идите сюда!

Груда ящиков в углу с грохотом обвалилась. Оттуда вышли шесть широкоплечих парней, лица которых скрывали цветные платки. Несколько быстрых, режущих ударов — и Чарли Луканиа скорчился на ходу. Его подвесили за руки к потолочной балке.

— Эту ночь ты запомнишь надолго, — зловеще пообещал Маранцано, — если, конечно, останешься жив.

В руке одного из парней тускло блеснул кастет. Чарли ощутил страшный зубодробительный удар. Рот моментально наполнился кровью. В голове помутилось.

— Дай слово, что ты убьешь Массерию, — потребовал дон Сальваторе. Ненависть вскипела у Чарли в груди:

— Пошел ты на хрен, старый дурак!

Не помня себя от ярости, Маранцано выхватил нож и полоснул Луканиа по лицу. Лезвие рассекло кожу от глаза до подбородка. Маранцано хотелось изрезать наглеца на куски, но это была бы слишком легкая смерть. Сдержавшись, дон отошел в сторону.

Палачи сорвали с Чарли одежду. По голому телу застегали ременные пряжки.

— Твою мать! Мать твою! — орал он до хрипоты в легких.

— Заткните ему пасть! — взвизгнул Маранцано.

Кастеты вышибли Чарли все передние зубы. Стены дока поплыли и вдруг бешено закружились у него перед глазами.

— Он отрубился, — констатировал один из палачей. Маранцано приказал:

— Облейте его водой.

Почувствовав холодное прикосновение, Чарли с усилием открыл глаза. Перед ним стоял Маранцано, играя лезвием ножа:

— Ну что, надумал?

Разорванные, залитые кровью губы чуть шевельнулись:

— Козел…

Маранцано отскочил в сторону как ошпаренный. Закончив перекур, палачи потушили о тело Чарли свои сигареты. Он только слабо вздрагивал.

— Дон Сальваторе, парень того… копыта сейчас откинет, — предупредил один из истязателей. Бросив последний взгляд на беспомощно обвисшее, искалеченное тело, Маранцано распорядился:

— Добейте его.

Палачи послушно намотали ремни с пряжками на огромные кулаки. Железо с чавканьем разрывало мягкую плоть. По рукам мучителей струилась липкая кровь. Жертва не подавала признаков жизни. Маранцано отвернулся и пошел к своей машине.

Тело Чарли завернули в брезент, чтобы не запачкать кровью сиденье. Маранцано курил одну сигарету за другой. Возле съезда с Гиланд-авеню на Хьюгенет-Бич дон решил остановиться:

— Выбрасывайте.

Распахнулась дверь. Почерневший от крови брезентовый кокон шлепнулся прямо в водосточную канаву. Взревел мотор. Автомобиль Маранцано резко рванул с места и скрылся за домами.

Около трех часов утра тело Чарли подобрал полицейский патруль. Копы невольно вздрогнули, когда поближе рассмотрели чудовищно отекшее лицо избитого человека. Они решили, что парень мертв. И если бы не поторопились сообщить оператору, что обнаружили труп, возиться бы с ним не стали. До смены им оставался всего час. Но сработал полицейский рефлекс. Поэтому патрульным пришлось доставить тело в ближайшую больницу. Как оказалось, не зря. Дежурный врач осмотрел его и сказал, что парень еще жив. Можно с уверенностью утверждать, что если бы полицейские знали, кому именно спасают жизнь, то объехали бы это место десятой дорогой. Пролом черепа, одиннадцать выбитых зубов, разрез правой щеки, угроза удаления правого глаза, восемь сломанных ребер, перелом большой и малой берцовой кости, перелом костей левого запястья, раздроблены большие пальцы, разрыв связок правого колена, многочисленные следы порезов лезвиями бритв и ножей на груди, ожоги по всему телу, множество синяков, большое количество разрывов кожных тканей — таков был печальный итог работы палачей Сальваторе Маранцано. Но Чарли выжил.

Первыми своего друга навестили Фрэнк Костелло и Мейер Лански. Даже их каменные сердца дрогнули при виде того, что сделали с Чарли. Оба полезли в карманы за платками, чтобы утереть слезы.

— О, Чарли, ты настоящий счастливчик! — воскликнул Мейер Лански.

— Да, — подтвердил Костелло, — именно счастливчик. Другой на твоем месте уже давно бы подох.