Лента Мёбиуса, или Ничего кроме правды. Устный дневник женщины без претензий - Светлана Васильевна Петрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странная психология. Ну, воспитывались бы наши властители в Букингемском дворце. Так ведь нет! Небось, и в общежитиях маялись, и от милиции страдали, и в коммунальный сортир в очереди стояли. Откуда эта спесь?
Всякая власть вызывает у граждан несимпатию, и любить её, действительно, нёзачто. Живая власть для черни ненавистна. // Они любить умеют только мёртвых… Мы, нынешние, не любим никаких. Устали от вранья.
Недавно телевидение задало зрителям вопрос: «Что вы могли бы продать в кризис»? Одни сказали – машину, другие квартиру, дачу, смартфон… А какой-то острослов ответил: «Всё правительство оптом и со скидкой».
Путь государства повторяется в судьбе его граждан. Уж если крепостное право, по словам Бенкендорфа, было пороховым зарядом под троном, то недовольство большинства населения отсутствием социальной справедливости – более серьёзная причина для революции. Одна надежда, что опыт 1917-го года надолго отбил у нашего народа желание к политическим переменам.
Оборони, Господь! Без сомнения октябрьский переворот не зигзаг исторического процесса, раскрученного социал-демократами. Он произошёл оттого, что народ – не тот, который ездил отдыхать в Баден-Баден и Ниццу, а который двух генералов прокормил, – жил хуже некуда и не смел рта раскрыть. Самый бедный поп был богаче нищего мужика, потому требовал от паствы смирения. И вдруг крестьянину и пролетарию разрешили кричать в полную глотку, отнять всё у бывших хозяев, жечь и крушить безнаказанно, убивать прежде неприкасаемых, в чьей власти пребывала твоя собственная жизнь. Это же какой адреналин, какая воля! Жизни не жалко! Сильное искушение.
И полетели головы вместе с церковными маковками. Для толпы ничто не свято. Однако пока у толпы нет предводителя, направленного взрыва не будет. Невольно вспомнишь «Капитанскую дочь». В бунте нет ни правых, ни виноватых, ни братства, ни справедливости, одно отчаяние, когда гори жизнь бенгальским огнём! Все виноваты, и прав только каждый в самом себе.
Я наблюдала мятеж менее кровавый – всего три жертвы, имена которых давно позабыты, – но вполне закономерный. Опьянённые предчувствием перемен, дураки и наивные, вроде меня, смотрели из окон, как по Садовому грохочут танки. Кому спешат на подмогу – «нашим» или «ихним»? И вообще, что происходит? От возбуждения потряхивало: верилось с трудом, что это происходит в стране, 70 лет упорно стоявшей одной ногой в коммунизме, где высказывать мнение, не совпадающее с официальным, могли себе позволить только люди искусства, их можно перечесть по пальцам, да и тем перепадало на орехи.
Мои симпатии были не на стороне простуженного, неуверенного, дряхлого ГКЧП, мне импонировал смелый молодой Ельцин, который выступал против прогнившей, увязшей во лжи старой власти. О, как она обрыдла! Показалось, пришёл просвещённый диктатор, мечта большинства россиян, и можно, даже нужно для всеобщего блага – ещё одна иллюзия – вынуть фиги из карманов и начать говорить правду. Ростропович, лишённый коммунистами российского паспорта, прилетел из Европы поддержать революционеров и задремал в коридоре Белого дома – эта фотография из оппозиционного правительству «Огонька» шла нарасхват. Энтузиазм и телячья радость. Ещё совсем недавно наши безразличные ко всему граждане пердели и хрюкали на всю ивановскую.
Но когда через два года, в 93-м, русские расстреливали из пушек несогласных русских же в Доме правительства, пришло ощущение, что вместо демократии мы проглотили что-то омерзительное и подозрительно знакомое. Эра большевизма всё ещё догорала.
Даже Отечественная война не оставила после себя такого выжженного поля, как рывок к демократии. Новая сила оказалась разрушительнее тоталитаризма, сказал Владимир Максимов. Метили в коммунизм, а попали в Россию – это уже Зиновьев. И хотя не всё так однозначно, с тех пор и оптимистов, и наивных в России поубавилось.
Нынешние люди – совсем иная смесь. И пообразовались, и мир повидали, и книжки, прежде запретные, почитали, и зарабатывают больше, но серости и нищеты осталось много. С опасным избытком. Несмотря на бравурные заверения политиков, цены растут и народный кошелёк тощает, затягивать пояса предлагают худым, а не толстым, обирать бедных проще, у них для сопротивления нет ни вождей, ни лозунгов, ни здоровья.
Паситесь мирные народы,
Вас не разбудит чести клич.
Зачем стадам дары свободы?
Их надо резать или стричь.
Однако до края лучше не доводить. Русские любят держать фигу в кармане и вытащат руку не раньше, чем на ногу упадёт кирпич. Плохо. А может, и хорошо. Русские даже оппозиции побаиваются: дай ей власть, ещё неизвестно чего наворотит, а тут хоть какая-никакая стабильность. Хлипенькая. Многие вздыхают – при Брежневе было лучше: застой. Я злюсь. А отстоя не хотите? Наркотиков, однополой любви, налогов на всякий чих, разбитых дорог, на живую нитку слепленных домов, которые время от времени падают, погребая приготовившихся жить?
Новая эпоха помечена заразой массовости. Русское стадо стригут опытные стригали отечественного разлива. Но толпа себя не слышит, она ритмично машет воздетыми к небу руками, притоптывает ногами, широко открывает рты, подпевая лидерам попсы. В этом гипнозе люди, хоть на миг, бездумно счастливы. Толпа – это мартен, в ней индивидуальности расплавляются до жидкого состояния. Личность подавляет личность, копируя самое громкое и примитивное, независимо от содержания.
Все эти липовые рейтинги и опросы бесполезных социологических и политологических центров, размножившихся как плесень, баюкают власть и катаются в масле при полной безответственности за прогнозы. Надёжнее слушать, что говорят в автобусах и на кухнях – звоночек: опять вернулись кухни! Это не дутая оппозиция верхушки общества, а недовольство простых людей. Ещё не гроздья гнева, но пузырьки, которые потихоньку поднимаются со дна. Когда выбьет пробку, никто не ведает. Терпение бывает долгим, но не безграничным. Говорят, появился новый Распутин, якобы правнук. Мифы просто так не возрождаются, их выносит на сцену энергия толпы. Молиться надо, чтобы знаменитое русское терпение подольше не лопнуло. Но вот ведь парадокс: пока люди терпят, к лучшему ничего не изменится. Нужен лидер с организаторским талантом. Пусть не очень честный, но зацикленный на идее. Безнравственный диктатор в плаще нравственных слов. Ленин.
В общем, с такими перспективами, с грузом нерешённых мировоззренческих и культурных проблем – потомков жаль. Заманчиво прикинуть, что произойдёт лет через пятьдесят, ждёт ли что-то хорошее наших внуков и правнуков? Если они будут лучше нас, им придётся туго. Один новобранец пишет родителям в деревню: Я в армии уже кое-чему научился. Все мы знаем, что у нас позади, но впереди совсем другое. Это анекдот. Но не смешной: Солдат знал, а мы не знаем.