Новые времена, новые заботы - Глеб Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что такое, — продолжал он, усаживаясь у окна: — что такое "вступает"? Что вы тут толкуете? Куда "вступает"?
— Да железо-то… Точно ли, мол, вступает в это… как его?..
— В кровь, что ли? В организм?
— Вот-вот… в это самое… Точно ли, мол?..
— Ах, отец Аркадий, или как там вас, отец вы или кто, уж не знаю… Сколько раз я вам говорил — да! да! вступает! И именно вступает в кровь! За каким же чортом, спрашивается, я вам его прописывал? Ну, скажите ради бога, за каким чортом?
Отец дьякон кашлянул.
— Вы, — продолжал доктор, отделяя каждое слово, — вы пили, кровь у вас теперь — не кровь, а сусло… Понимаете?.. Сусло, а не кровь!..
— Позвольте, — перебил дьякон. — Господи помилуй! Да разве я об этом? Конечно, пьешь… Да нешто я об этом? Сусло! Я и сам знаю, что сусло.
— Ну так что же тут, о чем же тут разговаривать? Принимайте железо — и все!
— И, то есть, уж в самый корень вступит?
— Я не знаю, что это за корень… Вам куда надо-то?
— Да по мне бы в самую настоящую точку…
— Еще куда?.. В корень, в точку, еще куда?
— То есть чтоб в самую, например, в жилу?..
Дьякон ждал ответа.
— Знаете, что я вам скажу, отец дьякон, — довольно строгим тоном заговорил доктор. — Так говорить нельзя… Помилуйте! Да этакого разговора сам чорт не разберет… Что это значит — в самую точку? Где самая жила, а где не самая? Ведь это — просто чорт знает что такое! Что такое вы говорите?..
Дьякон и сам засмеялся.
— Чорт ее знает в самом деле, плетешь языком невесть что!..
— Ей-богу, ведь это невозможно!.. В точку да в жилу…
— Ха-ха-ха!.. — хохотал дьякон.
— Ей-богу, невозможно!..
После незначительного молчания, во время которого доктор, надо думать, смягчился, разговор возобновился вновь.
— Я вам говорю, — начал доктор спокойно и категорически: — железо вступает в кровь! раз!
— Так!
— Поправляет и укрепляет нервы!
— Два! — тоже категорически отчеканивал дьякон. — Далее?
— Да чего ж вам еще?
— А в душу?
— Что в душу?
— Да в душу-то вступает ли?
Этот вопрос снова как будто встревожил доктора.
— Знаете, батюшка, что я вам скажу… Мне кажется, что вы — большой охотник разговаривать! Вы сначала попробуйте — перестаньте пить да полечитесь, а потом и увидите, что будет с душой…
— И возобновляет?
— Нет, отец Аркадий, это невозможно! Это… Это… Так вы хотите, чтоб я вам душу возобновил, что ли? Так? Да?..
Доктор, очевидно, озлился.
— Да какой же мне, помилуйте, — тоже, по-видимому, ощетинившись, заговорил дьякон, — какой мне расчет там нервы эти самые, ежели оно не попадает в самую точку?
Доктор бегал по комнате в очевидном гневе и молчал.
— Никакого мне нет расчету его пить, ежели оно только обапола болезни ходит, там, в эти в нервы в разные, а в самую, значит, суть-то — и нет!..
— Нет! Ради бога, оставьте! Я не могу. Я не могу больше разговаривать так… Делайте, что хотите.
Дьякон замолк и кашлянул. Взволнованный приятель мой, большими шагами ходивший по комнате, вдруг повернул в мою и проговорил:
— Как тебе нравится такого рода разговор? Слышал?
— Да, — отвечал я. — Кто это такой?
— Не в том дело, — перебил меня озлобленный друг, — но представь себе, какова пытка каждый божий день слушать объяснения в таком роде: "нельзя ли в самую жилу", "не пущает" и так далее. Извольте их лечить!.. У одного не пущает, у другого какой-то, изволите видеть, растет в сердце горох… Что такое? Что за чертовщина? а это — порок сердца… так в Москве сказали, — горох, говорят…
Нечего сказать, любит провинциальный деятель, поймав терпеливого слушателя, порассказать о своем самоотвержении, терпении и о множестве других достоинств, которых не видят и не ценят. Добрые четверть часа слушал я эту похвалу собственным достоинствам моего приятеля, излагаемую им в виде фактов невежества окружающих, — невежества, переносимого им вот уж пятый год и за такое ничтожное жалованье (и об этом была речь). Наконец он как будто устал, потому что остановился.
— Ты спрашивал кажется, кто это такой? — вспомнив мой вопрос, переспросил он и, принявшись возиться с своими карманными часами, заводить их, прикладывать к уху, продолжал — это какой-то сельский дьякон. Теперь он под судом за что-то. Кажется, за пьянство — хорошенько не знаю. Когда мне с ними пускаться в откровенность? Н-ну, знаю, то есть по крайней мере слышал, что жена ушла от него и, кажется, где-то учится в родильном доме или что-то в этом роде. Потом отлично знаю, что пьянствует и поминутно лезет с разными нелепыми разговорами, с точками с разными да с жилами. Надоел он мне ужасно!
— Иван Иваныч! а Иван Иваныч! — робко послышался опять голос дьякона.
— Как? вы еще здесь? — совершенно утихнув и успокоившись, изумился доктор и пошел в залу. — Что вы тут делаете? Я думал — вы уже ушли.
— Не сердитесь бога ради, Иван Иваныч! Что ж такое! Мне надо разузнать, в чем дело…
— Я вовсе не сержусь, — мягко заговорил Иван Иваныч, — а повторяю вам, что так нельзя говорить, и всякий вам скажет то же.
— Ну, я больше не буду. Следовательно, на том дело стало — принимать?
— Что такое?
— То есть железо-то, принимать, стало быть?
— Конечно, принимать…
— Превосходно! Стало быть, так и будет. Только я вас еще хотел спросить об одном, — робко прибавил дьякон.
— Сделайте милость, спрашивайте.
— Изволите видеть, — тихо, убедительно заговорил дьякон. — Теперь вы говорите порошки там, нервы, например, органы и все этакое — ведь это физика?
— То есть как физика? Я не понимаю, что вы хотите сказать?
— То есть материя, но не дух, вот как я думаю?
— Порошки-то не дух?
— Не порошки, а, например, все прочее, весь состав?
— А-а, ну хорошо, ну материя.
— Изволите видеть… даже и в "Русском слове" не сказано прямо так, что, мол, это все одно… Ежели бы так, то взять палку — вот тебе хребет, обмотал бечевкой — нервы, еще чего-нибудь наддал — и хоть в мировые посредники выбирай: только шапку с красным околышем одеть…
— Ишь как у нас отец дьякон-то! Остроты отпускает!
— Да ей-богу, ежели так-то.
— Продолжайте! продолжайте… Н-ну материя? Ну?..
— Ну, а дух, я говорю, следовательно — часть особая, изволите видеть?
— Положим, особая. Далее?
— А далее, вот я и сомневаюсь, чтобы оно на пользу было… например, для духа…
— Это, кажется, вы опять начинаете старую песню? — перебил Иван Иваныч и, должно быть, так ясно выразил нежелание слушать эту песню, что собеседник его почти тотчас же и во всю мочь своего голоса заговорил:
— Нет! Ей-богу, нет! Иван Иваныч! Сделайте одолжение! не о порошках…
Он как будто останавливал этими торопливыми и крикливыми фразами намеревавшегося уйти доктора.
— Как не о порошках? Ведь опять договорились до того, что "вступает" и так далее?
— Перед богом, не об этом! Куплю, ей-ей куплю, сию минуту…
— Так об чем же в таком случае? Я, ей-богу, вас не понимаю.
— Два словечка! Позвольте, дайте мне досказать, я сию минуту объясню вам. Сделайте ваше одолжение!
Коротко и резко стукнул стул: доктор, очевидно, сел и решился слушать.
— Как материя, — с расстановкою и тоном отвечающего, на экзамене ученика начал дьякон, — как материя имеет на свою пользу разные специи, так равно и дух их имеет…
И замолк.
— Все?
— Все.
— Очень приятно, по крайней мере коротко.
— И так как… — начал было дьякон тем же тоном.
— Да ведь все?
— Только еще полслова! Сделайте ваше одолжение! то есть чуть-чуть… И так как для тела, следовательно, есть разные порошки или там примочки, то для духа они пользы не дают. То, следовательно…
— То что то?
— То, что дух имеет свои, например…
— Примочки?
— Примочки не примочки, а тоже средства… Порошки для тела, а для духа — надо другое… Вот какое дело! Я, как перед богом, вам говорю, сейчас куплю железа этого, а для духа-то нет!..
Надоело ли доктору слушать все это, только он на этот раз не придирался к собеседнику, а довольно кротко сказал:
— Что ж такое для духа, по-вашему, надо?
— То-то и мудрено — "что"? Об этом-то и разговор.
— Ну, об этом вы посоветуетесь с кем-нибудь другим, я тут уж — пас!
— С кем же мне советоваться? Да тут во всем городе ни один человек не знает, что у него есть дух и есть тело… Им бы только жалованье получать… Мне спрашивать об этом некого…
— Ну, и я вам тоже не могу помочь.
— А чтение, например? Как вы думаете?
Доктор барабанил пальцем по подоконнику и молчал.
— Ежели, например, основательное чтение?.. Ведь, я думаю, оно восстановляет? а? как вы думаете?
— Конечно… — совершенно рассеянно отвечает доктор.