Чужие ветры. Копье черного принца - Лев Прозоровский

— Входите, Франц, — просто и тепло сказала Агата. Хорошо, что она не догадывалась о его мрачных мыслях. — Знакомьтесь с отцом. Сейчас я приготовлю кофе.

За стаканом кофе Франц передал старому капитану просьбу хозяина.

— «Глория», «Нанду», «Панама» и «Квинслэнд»? — не спеша повторил старик. — Как же, знаю!.. На «Панаме» сам плавал в молодости вторым помощником… Все это — пароходы старой конструкции, дальше Гавра не ходят, курсируют на Балтике и в Северном море… Любопытно, зачем они понадобились вашему хозяину? Из всех судов, которые я знаю, под стать этому старью одна только греческая кастрюля «Гелиополис»…

Старик подлил в кофе ликера, и Франц, который у себя почти никогда не пил, раскраснелся, глаза его заблестели.

— Хорошо у вас, — искренне сказал он.

— А если хорошо, заходите почаще, — предложил капитан Эриксон. — Агата, я думаю, тоже не будет против… Как, дочка?

Тут он хитро улыбнулся. Уголком глаз поглядел на дочь, думая уловить на ее лице следы замешательства, волнения. Но Агата ответила совсем спокойно:

— Да, да! Конечно! Я всегда буду рада.

Это равнодушное «буду рада» больно укололо Франца. Конечно, в теперешнем своем положении он никто для нее. И, обратившись к капитану, Франц высказал как твердое решение то, о чем еще совсем недавно думал довольно неопределенно:

— Хочу уходить от шефа! Я знаю, что это почти невозможно… Но все же рискну… Помогите мне найти работу в порту. Я механик, электрик, шофер…

Капитан Эриксон внимательно посмотрел на молодого немца и произнес всего два слова, но тот понял весь глубокий смысл, вложенный в них:

— Не нравится?

Франц опустил голову. Сказал глухо:

— Надоело… Грязно!

— А как же Агата? — уже строго продолжал капитан. — Ей оставаться там? Одной?

— Мы уйдем вместе! — неожиданно твердо сказала Агата. Франц радостно встрепенулся. Нет, в эту минуту Агата уже не была равнодушной! Глаза ее лучились теплом.

— Что ж, — удовлетворенно поговорил старый моряк. — Я охотно помогу вам… Завтра же поговорю с кем надо.

Поужинав, Франц стал прощаться. Надо было торопиться за Акселем, чтобы лишний раз не навлечь на себя гнев патрона. Узнав, что Франц от них едет к Акселю, Якоб-Иоганн заметил:

— Что-то мой старый друг редко стал бывать у нас! Видно, тоже работу подыскивает, уходить хочет?

Франц промолчал, но Агата сказала рассерженно:

— Просто ему стыдно!

Франц еле заметно улыбнулся:

— Стыдно? Мне кажется, это не по его части!

— Ну, ну, — добродушно запротестовал капитан. — Это уж вы чересчур! Он неплохой человек.

Франц молча направился к двери. Хозяин поднялся было проводить гостя, но Агата остановила отца:

— Сиди, я сама!

Отец улыбнулся и протянул Францу худую, но крепкую руку.

— Значит, не забывайте нас… А в порту я завтра же узнаю…

Жилища моряков часто напоминают музей. Рядом с высушенным кокосовым орехом тут можно увидеть глиняную трубку алакалуфа с Огненной Земли; модель парусника, удивительным образом заключенная в пустую бутылку, стоит возле огромной раковины, в которой, если прислушаться, никогда не смолкает шум тропических морей.

Моряку приходится бывать в самых различных странах. И отовсюду он привозит сувениры. Было их множество и у капитана Эриксона. Они стояли, лежали, висели как в столовой, откуда только что вышли Агата с Францем, так и в тихой, уютной прихожей, где молодые люди задержались на минуту.

Франц скользнул взглядом по маленькой ореховой полочке, прибитой к стенке на уровне глаз. На полочке валялись различные безделушки.

— Агата, подарите мне что-нибудь на память.

— Зачем? — слегка удивилась девушка. — Дарить принято, если люди расстаются. А мы ведь не собираемся расставаться… Наоборот, после сегодняшнего вашего разговора с отцом…

— Подарите, — грустно настаивал Франц. — Кто знает, что может случиться завтра?

— Хорошо, раз вы так хотите, — согласилась Агата. — Я вам подарю… — она поискала глазами среди безделушек, — я вам подарю вот этот компас. — Протянула руку и взяла с полочки миниатюрный компас — брелок для часов, настоящий, с магнитной стрелкой и буквенным обозначением стран света. Стрелка, качнувшись на секунду, приняла свое постоянное положение. Держа компас на ладони, Агата вытянула руку вперед. Теперь один конец стрелки показывал на нее, а второй застыл ровно против груди Франца.

— Символический подарок, — с улыбкой, в которой, однако, чувствовались серьезные нотки, сказала девушка. — Во-первых, всегда указывает правильный курс; во-вторых, при случае можно пофилософствовать насчет разноименных полюсов, которые притягиваются, и в третьих… в-третьих, просто потому, что он первым попался мне на глаза… Берите! — Агата пыталась шутить, но ей мешало какое-то непонятное волнение. То не была растроганность, сентиментальность, девичья робость… Нет! То было смутное предчувствие боли. Францу передалось это волнение. Он быстро схватил безделушку и сунул в карман, словно боясь, что ее могут отнять.

— Спасибо, Агата!.. За вами заезжать завтра?

— Нет, я к вечеру приеду сама! Так и скажите хозяину.

Но на другой день Агата не приехала. Рано утром ее разбудил кашель отца. Капитан кашлял тяжело, с надрывом, словно кто-то колотил мокрым полотняным жгутом в днище перевернутой бочки.

Агата торопливо накинула на плечи халат. Зажгла свет. Встревоженная, подбежала к постели отца.

— Что с тобой? Ты простудился?

Капитан слабо махнул рукой. Лицо его осунулось, глаза были широко открыты. На лбу, на щеках и даже на подбородке выступил пот.

— Это уже несколько дней, — с усилием произнес он еле слышно. — В Турку мой помощник… отпросился в город… Я вместо него в портовом холодильнике считал груз… Вот и… — Капитан опять закашлялся.

Агата вызвала врача из «Красного креста». Врач нашел у Якоба-Иоганна катарральную пневмонию, иными словами воспаление легких.

— В его возрасте это опасно, — добавил он вполголоса, отозвав Агату в сторону от кровати, на которой, закрыв глаза и тяжело, прерывисто дыша, лежал капитан Якоб-Иоганн Эриксон. — Только тщательный уход может спасти вашего отца!

Агата не поверила диагнозу бесплатного врача и, посоветовавшись с соседкой, прачкой Марией, вызвала другого, который жил в одном из богатых кварталов города и имел собственную машину.

Но и другой врач подтвердил, что у старика воспаление легких, и не сказал ничего утешительного. К вечеру капитан почувствовал себя еще хуже. Ночью у постели больного дежурила сестра. Через каждые два часа делала ему уколы и иногда прикладывала ко рту кислородную подушку.

Метался в жару отец, не спала и Агата. Ночь прошла в тревожном напряжении. Агата не могла думать ни о своем хозяине, ни об Акселе. Только Франца ей хотелось бы увидеть. Вот когда она стала слабой, беспомощной девчонкой! Сейчас ей была нужна твердая мужская рука. Чтобы опереться, чтобы опять почувствовать себя сильной… Что это: часы в столовой тикают так громко или кровь стучит в висках?..

К утру кризис миновал. Так сказал известный врач, который снова приезжал утром. Агата с сомнением покачала головой. Уж очень быстро наступил день кризиса — не успел больной захворать!

Врач улыбнулся.

— Быстро? Нет! Просто ваш отец держался до последнего, переносил болезнь на ногах. Теперь ему нужен полный покой, внимание и заботы. Ваши — потому что вас не заменит никакая сиделка!

Прошло четыре, пять, шесть дней… Мысли Агаты были прикованы только к отцу. На седьмой день он тихо спросил:

— А где Аксель?

«А где Франц? — тут же подумала Агата. Она устала, осунулась и побледнела за эти дни. — Франц! Почему он ни разу не показался?»

Моряки — крепкий народ. Даже в пожилом возрасте. На восьмой день капитан Эриксон, невзирая на протесты дочери, поднялся с постели. Неуверенно отправился в первый рейс по комнате, от стенки до стенки. К вечеру побрился, переоделся в чистое, повеселел.

— Если бы пароходы были способны чувствовать, то они после жестоких штормов наверняка чувствовали бы себя так же, как я сейчас, — пошутил он.

— Завтра я поеду к господину Антону, — сказала Агата без всякой связи с тем, что услышала.

За отца она уже не боялась. Она все больше начинала тревожиться за другого.

Напомни ей теперь кто-нибудь, что было время, когда она терпеть не могла Франца, Агата молча смерила бы такого человека ледяным взглядом и презрительно отвернулась. Но вместе с тем, если бы отец прямо спросил, любит ли она Франца, — Агата сразу бы ответила: «Нет!» Она просто проявляет участие к невеселой судьбе этого немецкого парня. Женское участие! Сколько девушек ловили сами себя на эту удочку!..

На следующее утро Агата поднялась с зарей и принялась хлопотать по хозяйству. Приготовила отцу еду на весь день. За завтраком сказала строго, как ребенку: