Красный дракон - Томас Харрис

– Ну, чего тебе? – буркнул он, уставившись в колени незнакомца.

– Дайте "Сплетник".

– Погоди, пока я разложу эту стопку.

Сапоги не отодвинулись, а наоборот, подошли еще ближе.

– Я же сказал, тебе придется подождать, пока я разложу газеты. Понял? Ты что, не видишь? Я работаю!

Рука взметнулась вверх, сверкнула сталь, и веревка, которой была перевязана кипа газет, с треском лопнула. На пол упала монета в один доллар. Незнакомец выхватил из середины пачки экземпляр "Сплетника", и все лежавшие сверху газеты рассыпались по полу.

Продавец вскочил на ноги. Его щеки пылали гневом. Зажав газету под мышкой, незнакомец шел к двери.

– Эй! Эй, ты!

Мужчина повернулся.

– Я?

– Да, ты! Я же тебе сказал…

Мужчина вернулся и подошел уж слишком близко.

– Что вы мне сказали?

Обычно грубость продавца возмущает покупателей. Этот же вел себя так, что продавцу стало не по себе.

Он опустил глаза.

– Получи двадцать пять центов сдачи.

Долархайд повернулся и вышел. У продавца пылали щеки целых полчаса.

Да, думал он, этот парень на прошлой неделе тут околачивался. Но если он еще раз сунется, я его выставлю к ебеней матери! У меня для таких ублюдков кое-что припасено под прилавком.

Долархайд не стал просматривать "Сплетник" в аэропорту. Последнее послание Лектора, которое он прочитал во вторник, вызвало у него самые противоречивые чувства. Конечно, доктор Лектер прав. Он назвал его красавцем. Он с таким восторгом перечитывал эту фразу! Он действительно красавец! Но Долархайд слегка презирал доктора за то, что Лектер так боится полиции. А в общем, Лектер мало чем отличается от общей массы.

И тем не менее Долархайду не терпелось узнать, есть ли в газете еще какая-нибудь весточка от Лектора. Однако он решил сперва добраться до дома. Долархайд гордился своим самообладанием.

По дороге домой он долго думал о продавце газет.

В былые времена Долархайд извинился бы за то, что помешал человеку, и больше никогда и близко бы не подошел к этому киоску. Как долго он терпел бесконечные издевательства. Но теперь – все! Этот тип может оскорбить Фрэнсиса Долархайда, но он ничего не может сделать Дракону. Именно так начинается Преображение.

A полночь на его письменном столе все еще горел свет. Послание, опубликованное в "Сплетнике", было расшифровано и скомканное валялось на полу. Обрезки "Сплетника" так и остались лежать там, где Долархайд их бросил, делая вырезки для своего стенда. Огромный стенд стоял возле картины с изображением Дракона, клей, которым он приклеил новые вырезки, еще не успел высохнуть. Прямо под ними Долархайд прикрепил к стенду маленький полиэтиленовый пакетик, пока пустой.

Рядом было написано:

"Этим Он Меня Оскорблял".

Теперь Долархайд встал из-за стола.

Он сидел на лестнице, которая вела в подвал и была покрыта грязью и плесенью. Долархайд шарил лучом фонаря по зачехленной мебели, по грязным зеркалам, которые когда-то висели в доме, а теперь стояли, повернутые к стене.

Наконец Долархайд разглядел в дальнем углу очертания какого-то высокого предмета, тоже накрытого чехлом. Пока он до него добрался, его лицо было все в паутине. Стягивая покрывало, Долархайд расчихался от пыли.

Он поморгал, смахивая слезу, и посветил фонарем на показавшееся из-под чехла старое дубовое кресло на колесах – инвалидную коляску. Кресло было массивное, крепкое, с высокой спинкой. В подвале хранились три таких кресла. Власти передали их бабушке в сороковом году, eia да она устроила у себя дома лазарет.

Долархайд стал толкать кресло к двери. Колесики отчаянно скрипели. Хотя коляска была очень тяжелой, Aiea?хайд легко поднял ее наверх по лестнице. Завез в кухню и смазал колеса. Маленькие передние колесики все еще поскрипывали, но задние вертелись свободно, стоило дотронуться до них пальцем.

От их мерного жужжания его ярость мало-помалу улеглась. Долархайд крутил колесики и тоже жужжал, подрaжая звуку, который они издавали.

Когда во вторник около полудня Лаундс вышел из редакции "Сплетника", он шатался от усталости и был страшно взвинчен. В самолете по пути в Чикаго успел подготовить материал. Придя в редакцию, уже через полчаса положил готовое интервью на стол редактору.

Остальное время он упорно трудился над своей брошюрой, не отвечая на телефонные звонки. Лаундс работать умел и уже подготовил солидный материал в пятьдесят тысяч слов.

Когда Зубастого парию поймают, останется только сочинить броский заголовок и рассказать о самом процессе ареста преступника. А так весь материал готов. Лаундс уже договорился с тремя лучшими репортерами "Сплетника", которые в считанные часы после ареста убийцы разузнают подробности его биографии, пусть даже он родился и вырос в Африке.

Агент Лаундса называл цифры с несколькими нулями, Лаундс нарушил данное Крофорду обещание и заранее обговорил содержание своей будущей книги с импресарио. На контракте условились проставить число потом, когда преступник будет схвачен.

У Крофорда в руках оказался солидный козырь: он записал угрозы Лаундса на магнитофон. За такое можно посадить, и не спасет ничье покровительство. Кроме того, Лаундс прекрасно знал, что у него возникнут неприятности с налоговым управлением, стоит Крофорду позвонить туда хотя бы разок.

Лаундс умел видеть все в истинном свете и не питал иллюзий по поводу своей работы. Однако его увлечение брошюрой было в чем-то сродни пылу религиозного фанатика.

Он мечтал о лучшей жизни, которую можно купить за деньги. Несмотря на пакости – их он успел совершить предостаточно, – Лаундс остался в душе мечтателем. Теперь некогда угасшие мечты воскресли и вспыхнули с новой силой.

Убедившись, что фотоаппараты и магнитофон в исправности, Лаундс отправился домой, намереваясь поспать три часа и вылететь в Вашингтон, где они договорились встретиться с Крофордом возле ловушки, подстроенной Зубастому парии.

Но в подземном гараже всегда возникали какие-то непредвиденные осложнения. На сей раз черный фургон, стоявший рядом, залез за черту. А ведь на стене было ясно и четко написано: "Мистер Фредди Лаундс"!

Лаундс широко распахнул дверцу своей машины и шарахнул ею по фургону. На его боку осталась вмятина. В другой раз ублюдок будет внимательней.

Фредди уже запирал свою машину, когда за его спиной открылась дверца фургона. Лаундс хотел обернуться и даже уже начал поворачиваться, как вдруг кто-то съездил ему в ухо. Защищаясь, журналист поднял руки, но ему сдавили горло и стало нечем дышать. Когда же, наконец, его измученные легкие смогли наполниться воздухом, Лаундс вдохнул хлороформ.

Aолархайд поставил фургон за домом, вылез и потянулся. Всю дорогу от Чикаго дул сильный ветер, и его руки ныли от усталости. Он взглянул на ночное небо. Скоро должен начаться метеоритный дождь, и ему не хотелось его пропустить.

Откровение:

"Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю…" Это его деяния в ином времени. Он должен увидеть их и запомнить.

Долархайд отпер черный ход и, как обычно, обследовал весь дом. Перед выходом наружу надел на голову маску из чулка.

Он открыл фургон и откинул подножку. Затем вытащил Фредди Лаундса. Тот был в одних трусах и с завязанными глазами. Изо рта торчал кляп. Хотя Лаундс пребывал в полубессознательном состоянии, с кресла он не сползал, а, напротив, сидел очень прямо, плотно прижав голову к спинке старинного дубового инвалидного кресла на колесах. От затылка до пят он был приклеен к креслу эпоксидным клеем.

Долархайд вкатил кресло в дом и поставил его в углу гостиной лицом к стене, словно Лаундс провинился.

– Вам не холодно? Может, дать одеяло?

Долархайд снял бинты, закрывавшие рот и глаза журналиста. Лаундс, от которого разило хлороформом, не откликнулся.

– Все-таки я вам дам покрывало. – Долархайд взял с дивана вязаный шерстяной плед и накрыл им Лаундса до самого подбородка, затем поднес к его носу пузырек с нашатырем.

Лаундс выпучил глаза и уставился в грязные стены. Откашлялся и пролепетал:

– Несчастный случай? У меня тяжелые травмы?

За его спиной раздался голос:

– Нет, мистер Лаундс, с вами все в порядке.

– Жжет кожу. Я не обгорел? О Боже, неужели я обгорел?

– Обгорели? О, нет. Вы просто тут отдыхаете. Я немного побуду с вами.

– Позвольте мне прилечь. Послушайте, я хотел бы позвонить на работу. Боже мой! Я в гипсе! Скажите честно: у меня сломан позвоночник?

Шаги удалились.

– Почему я здесь? – на последнем слове голос Лаундса сорвался на визг.

Откуда-то издалека донесся ответ:

– Вы искупаете свою вину, мистер Лаундс.

Лаундс услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Потом зашумел душ. Постепенно сознание Лаундса прояснялось. Он вспомнил, как вышел- с работы, как ехал в машине. Но что было потом?.. Он ощущал шум в висках, и его подташнивало от запаха хлороформа. Лаундс испугался, что сидя в такой позе, он может захлебнуться собственной блевотиной, если его вдруг вырвет. Он широко раскрыл рот и задышал глубже, прислушиваясь к биению сердца.