Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - Виктор Анатольевич Шендерович

Тут они заметили подошедшего клиента и внимательно на него посмотрели, что-то вспоминая.

— Простите, что вмешиваюсь, — предложил клиент. — Но давайте попьем чайку — и двинемся.

— Куда? — спросил Карабукин.

— Как «куда»? — бодро ответил клиент. — Вниз!

— Не хочется вас огорчать, Николай Игнатьевич, — сказал Карабукин и, повернувшись, нежно погладил лаковый бок «Оффенбахера», — но вниз мы пойдем без него.

— Как без него? — снова переспросил клиент.

— Одни, — ответил Толик.

— Как одни?

— Ну, ну, — сказал Карабукин. — Будьте мужчиной.

— Видите ли, — мягко объяснился Толик, — я ведь не подъемный кран. И Алексей Иванович тоже. Согласитесь: унизительно тяжести на себе таскать, когда повсюду разлита гармония…

— Я вам заплачу… — позорно забормотал клиент, шаря по карманам.

— Эх, Николай Игнатьевич, Николай Игнатьевич, — укоризненно протянул Карабукин, — даже странно слышать от вас такое…

— Что деньги?.. — заметил лысый Толик. — Бессмертия не купишь.

Они по очереди пожали клиенту вялую руку, спросили у него адрес консерватории и ушли.

Клиент сел на ступеньку и минут пять неотрывно смотрел на «Оффенбахер». Он чувствовал себя миссионером, съеденным во имя Христа. Потом он мысленно попробовал «Оффенбахер» приподнять и мысленно умер. Потом воля к жизни победила, клиент вызвал лифт и отправился к магазину.

Через пять минут он вернулся с тремя мужиками, которым как раз переноски «Оффенбахера» не хватало, чтобы нахерачиться наконец вдребадан. Мужики впряглись в оставленные грузчиками ремни и с криком понеслись вниз.

Еще через пять минут, сильно постаревшие, они повалились на лестничную площадку и начали дышать кто чем мог.

— Слышь, хозяин, — придя в себя, заявил наконец один из вольнонаемных, — ну-ка, быстро сбацай чего- нибудь.

— Ага! — поддержал другой. — Пока лежим.

— Ты это… — сказал третий и почесал голову сквозь кепку. — «Лунную сонату» можешь?

Все трое уставились на работодателя, и он понял, что его звездный час настал.

— Хер вам всем на рыло! — торжественно произнес хозяин «Оффенбахера». — Тащите так!

1995

Петля[33]

Когда Павлюк уже стоял на табуретке с петлей вокруг тощей кадыкастой шеи, ему явился ангел и сказал:

— Павлюк!

Павлюк оглянулся. В комнате было совершенно пусто, потому что ангел не холодильник, его сразу не видать. Так, некоторое сияние у правого плеча.

— Павлюк! — повторило сияние. — Ты чего на табуретке стоишь?

— Я умереть хочу, — сказал Павлюк.

— Что вдруг? — поинтересовался ангел.

— Опостылело мне тут все, — сказал Павлюк.

— Ну уж и все, — не поверил ангел.

— Все, — немного подумав, подтвердил Павлюк и начал аккуратно затягивать петлю.

— А беленькой двести? — спросил ангел. — На природе?

Павлюк задумался, не отнимая рук от веревки.

— Если разве под картошечку… — сказал он наконец.

— Ну, — согласился ангел. — С укропчиком, в масле… Селедочка ломтиком, лучок колечком… — Павлюк сглотнул сквозь петлю.

— А пивка для рывка? — продолжал ангел. — На рыбалке, когда ни одной сволочи вокруг. Да с хорошей сигаретой…

Павлюк прерывисто вздохнул.

— А девочки? — не унимался ангел.

— Какие девочки?

— Ну, такие, понимаешь, с ногами…

— Ты-то откуда знаешь? — удивился Павлюк.

— Не отвлекайся, — попросил ангел. — А в субботу с утреца — банька, а в среду вечером — «Спартак»…

— Чего «Спартак»? — не понял Павлюк.

— Лига чемпионов, — напомнил ангел.

— Неужто выиграют? — выдохнул Павлюк.

— В четверку войдут, — соврал ангел.

— Надо же, — сказал Павлюк и улыбнулся. Петля болталась рядом, играя мыльной радугой.

— Ты с табуретки-то слезь, — предложил ангел. — А то как памятник прямо…

Павлюк послушно присел под петлей, нашарил в кармане сигарету. Ангел дал прикурить от крыла.

— И что теперь, на работу? — робко спросил Павлюк.

— На нее, — подтвердил ангел.

— А потом что? Опять домой?

— Есть варианты, — уклончиво ответил ангел.

Павлюк еще помолчал.

— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Но смысл?

— Какой смысл?

— Хоть какой-нибудь, — попросил Павлюк.

— Зачем? — поразился ангел.

Павлюк помрачнел.

— Потому что без смысла жить нельзя!

— Вешайся, — сказал ангел. — Смысла ему! Вешайся и не морочь людям голову!

Лужа[34]

Жизнеописание города Почесалова

от царя Алексея Михайловича

до наших дней

Геннадию Хазанову

В городе Почесалове достопримечательностей было три: церковь Пресвятой Богородицы Девы Марии, камвольно-прядильный комбинат имени Рамона Меркадера и лужа на центральной площади. История первых двух достопримечательностей более или менее ясна. Церковь, построенная при Алексее Михайловиче, была перестроена при Анне Иоанновне, разграблена при Владимире Ильиче и взорвана при Иосифе Виссарионовиче. После этого, ввиду временной (со времен татаро-монгольского ига) нетрудоспособности почесаловского населения, развалины церкви так и пролежали до Никиты Сергеевича, при котором их приспособили под овощехранилище.

Камвольно-прядильный комбинат имени Рамона Меркадера построен был после войны и с тех пор бесперебойно выпускал ледорубы на экспорт, соревнуясь за пере-ходящее знамя с кондитерской фабрикой имени Чойбалсана, выпускавшей что-то до такой степени сладкое, что людей, работавших там, наружу вообще не выпускали.

Что же до третьей достопримечательности — большой, в полтора гектара, лужи посреди города, — то разобраться в истории этого вопроса гораздо сложнее: никаких документов относительно времени и обстоятельств ее появления в почесаловских архивах не сохранилось. Да и в областном центре, в городе Глупове, тоже их не нашлось.

Надо заметить, что демократы, в новейшие времена пришедшие к почесаловскому кормилу, неоднократно и с самым загадочным видом кивали на опечатанные комнаты в местном отделении КГБ — но уж давно побиты стекла в КГБ, уже, посрывав печати, энтузиасты гласности повытаскивали из ихних сейфов все до последнего стакана, а света на тайну почесаловской лужи не пролилось и оттуда.

Вроде как всегда она была; вроде как имманентно присуща этой именно местности. По крайней мере, почетный старожил города Самсон Цырлов, про год рождения которого спорят местные краеведы (сам Самсон Игнатьич отморозил мозги в Альпах в итальянскую кампанию 1799 года), — так вот, этот самый дедушка утверждает, что ишо в мирное время, до итальянской то есть кампании, лужа была. Еще указ вроде читали царицы Екатерины Алексеевны: осушить ту лужу, не позорить ея перед Волтером — и даже прислали из столицы на сей предмет капитан-исправника, и песка свезли на подводах со всей России, но тут пронесся по Почесалову слух, что в Петербург, проездом от ливонцев к китайцам, нагрянул маг, превращающий различные субстанции в золото и съестное, — и песка не стало.

Причем вроде даже не воровал никто, а было так: вышел утром капитан-исправник на площадь — стоят подводы, нагнулся сапог подтянуть, голову поднял — ни подвод, ни песка; опять голову нагнул — сапог нету.

Впечатление было столь сильным, что капитан-исправник, до того не бравший в рот, немедленно напился в лежку, а потом, опохмелившись, пошел все это искать.