Мое чужое лицо - Ника Муратова

Глава 12

До деревни Луговое добраться можно было либо на поезде, тогда часов шесть уйдет с остановками, либо на машине, тогда, при нормальном раскладе, можно и за часа три-четыре добраться. Альбина позвонила в службу такси и разузнала, дают ли они машины на такое расстояние. Оказалось, что дают, правда и берут за это немало, но её это вполне устраивало, тем более, что тратить там больше одного дня она не собиралась — начнутся опять слезы и сопли, нежности всякие, которые она не переносила. Собрав небольшую дорожную сумку и нагрузившись по дороге всякими вкусностями, к субботнему вечеру она уже находилась в деревне Луговое, попросив таксиста спросить у жителей, где живут Лаврентьевы, дабы не тревожить жителей появлением Катерины, не помнящей родительский дом. Проезжая через деревню, она с усмешкой вспомнила, как они делали съемки для джинсовой продукции одной известной фирмы и для этого поехали всей съемочной группой в деревню под Москвой, снимать длинноногих девушек с приспущенными джинсами и завязанными под грудью рубашками на фоне сельских пейзажей. Правда, тогда им создали максимально возможно комфортные условия, на которые они даже не успели обратить внимания, так как всей группой напились до полного отпада и танцевали дикие танцы вокруг костра, словно на пикнике у кого-нибудь на даче, пугая местных жителей своими развязными криками. Другая жизнь, другое время….

А вот и родительский дом, судя по всему. Довольно милый, аккуратненький, забор, видно, недавно выкрашен. Крыша черепичная, смотрится красиво в контрасте с белыми стенами. Ухоженный дворик, цветы вдоль дорожки. Задний двор отделен забором, оттуда слышно кудахтанье кур. Запах свежескошенной травы, такой уютный и освежающий. Приоткрылась занавеска, потом быстренько вернулась в прежнее состояние. В доме послышалось движение и вот уже на порог выбежали Антонина с мужем. Так, набираем полные легкие воздуха и прочно приделываем улыбку к лицу!

Старики встретили дочь так просто и ласково, словно не было ничего необычного в её приезде. Материнская интуиция подсказала Антонине Степановне, что Катюше непросто сейчас даются простые человеческие чувства, что сердце её закрыто, изранено, молчит. Отказываясь видеть чуждые черты в изменившейся дочери, мать всей душой принимала то, что выглядело знакомо, что находило в ней отклик. Безмерно удивившись и обрадовавшись гостинцам, старики спешно накрыли на стол, накормив заодно и водителя такси, который после этого отправился спать, дав Альбине время наговориться с родней.

Внутренне убранство дома было таким же простым и аккуратным, как и внешний вид. Кое-где было видно, что раньше здесь обитала молодежь, по плакатам звезд эстрады, вырезкам из журналов. Но общий вид все же выдавал пожилых обитателей со старомодными вкусами, не привыкшими тратиться на ненужные в быту вещи.

Альбина зашла в комнату Кати и Даши, где в первый раз увидела фотографию Дашуты. Она облегченно вздохнула — можно смело везти фотографии в лабораторию. Они, конечно, были с Катей похожи, но лишь отдаленно. Их никак нельзя было спутать, и даже при всех несоответствиях Альбининой внешности с истинной Катериной, она была намного больше похожа на неё, чем Даша. Фотографий было много, родители, в отличие от Катюши, ничего не убрали со стен и бережно хранили фотоальбомы. Альбина листала их, с каждой страницей понимая все больше и больше, чем различались сестры, какую разную жизнь вели, какими, фактически, противоположностями являлись.

— Расскажи мне побольше о Даше, мама, — попросила она Антонину.

— Ты так ничего и не вспомнила? — тихо спросила мать, разглаживая сморщенными руками листы-вкладыши между страницами.

Альбина покачала головой.

— Но я хочу постараться вспомнить, хочу узнать побольше. Ты ведь считаешь, что она жива, да, мама?

— Трудно об этом говорить, дочка. До сих пор трудно, а ведь уж сколько лет прошло.

— А ты расскажи, как все произошло, как она пропала, и почему я так не хотела о ней вспоминать? Ни одной фотографии дома не нашла!

Антонина вздохнула и начала рассказ о любимой Дашуте, искорке в их жизни, так быстро погасшей. Когда она дошла до того, что Катюше не хотела поначалу даже рассказывать об исчезновении сестры, пытаясь сама разыскать, как плакала, когда пришлось признаться, что Даши нигде нет, до Альбины дошла вся боль, переполнявшая Катерину с тех пор.

А ведь она считала себя виноватой в её смерти! — подумала она. Ведь, глупышка, решила взвалить на себя всю ответственность и жить с этим! И это с её слабым характером, это же равносильно захоронению себя заживо! То ли постоянная близость к Катерининой жизни, то еще что подействовало, но Альбина так четко вдруг представила себе всю эту историю, что её пробрала дрожь. Будучи натурой, далекой от сантиментов, она неожиданно для себя прониклась не столько жалостью, сколько уважением к чувствам Катюши, прочувствовав её одиночество и душевную боль.

— Мама, а ты думаешь, только честно, ты думаешь, она жива? Ты думаешь, что, если поискать еще раз, мы сможем её найти? Что говорит твое сердце? Ты же должна чувствовать!

— А зачем тебе это, Катюша? — Антонина погладила её по руке. — Зачем бередишь рану? Может, лучше живи своей новой жизнью и не тревожь прошлые несчастья? Тебе ведь и самой сейчас нелегко.

Видя по глазам дочери, что неспроста она завела этот разговор и вообще приехала, Антонина решила помочь ей, как во времена детства, когда Катерина клала голову ей на колени и рассказывала о своих тревогах.

— Что тебя тревожит, дочка? Я ведь чую, что съедает тебя тревога, расскажи, какая?

— Понимаешь, мама, я и сама не знаю. Ведь я не помню ничего, но во снах… — Альбина замолчала, подбирая слова. Не скажешь же, что Катерина к ней во снах является. А, может, это и не Катерина вовсе, а Даша? Может, это она о помощи просит?

— Что, во снах она к тебе приходит, да, родная?

— Не знаю. Наверное. Кто-то приходит, с тревогой, с мольбой, не знаю.

Альбина тряхнула головой, словно отгоняя тревожные образы.

— Если это Даша, — задумчиво проговорила Антонина, совершенно серьезно воспринявшая слова дочери, — то тогда что-то не в порядке с ней. Может, мне просто сходить в церковь и свечку за неё поставить? Или батюшку попросить почитать?

— А разве ты раньше этого не делала?

— Делала, конечно, уж сколько раз делала, — вздохнула мать.

— Тогда, значит, не помогает это, раз все равно сны эти вижу. Нет, тут что-то другое.

— Не тревожь себя, Катюша, — Антонина с болью посмотрела на сдвинутые брови Кати. — Не думаю я, что жива она. Просто уж, тешу свое старое материнское сердце, но не получаю я от неё никаких весточек. Если бы жива она была, то я бы первая почувствовала, ведь мы с ней очень близки были.