59 лет жизни в подарок от войны - Юрий Сагалович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если многие, в том числе и я, поначалу прятали свое смятение и страх от происходившего за спасительной формулой «Сталин не знает» и придумали термин «ежовщина», то мама с самого начала знала, что Сталин не только все знает, но является главнейшим организатором и вдохновителем преступлений 30 — 50-х годов.
Вот некоторые стихотворения, которые она сочинила в лагере, т. е. Там и Тогда. Не написала, а именно сочинила, так как они хранились в ее памяти и были записаны мною, т. е. перенесены на бумагу под ее диктовку только в 1959 г., через тринадцать лет после освобождения и через четыре года после ее реабилитации, Я опубликовал их уже после смерти мамы в сборнике «Как рассказать о злодействе над женами?..»
В начале 1942 г. по лагерю разнесся слух, что если «жены покаются», то их освободят.
Не знаю, в чем моя вина,Но я раскаяния полна!Хоть у меня и нету «дела»,Но я просить бы вас хотелаСмягчить карающий закон;Не знаю, впрочем, есть ли он.Не знаю, впрочем, ничего:Что, почему и отчего?Что это, буря или шквал,Землетрясенье иль обвал,Или свирепый ураган,Или разбойничий наган,Сразивший мирных на пути?Как объяснение найти,И как понять на миг хотя бЗлодейства мрачного масштаб!?Иль это Гитлер, строя козни,Легко посеял семя розниПутем несложных провокаций;И в мир больных галлюцинацийПовергнут сбитый с панталыкуНаш обезумевший владыка?Объятый страхом жалкий трус,Вступил он с клеветой в союзИ, не смиряя ужас низкий,В НКВД шлет тайно списки;И над страной туман кровавыйНавеял дикою расправой,Сгубившей лучших миллионы!Иль сам из пятой ты колонны,Наш вождь, учитель и отец,Замаскированный подлец,Кремлевский жулик, псевдогений,Как составлял ты план сражений,С бухты-барахты, для почину,Чтоб сдать фашистам Украину,И не принять в соображеньеК Москве их жадное стремленье!?Не знаю, впрочем, ничего:Что, почему и отчего?Не знаю, в чем моя вина,Но я раскаяния полна.
* * * * *
Нет, не страна и не народБезвинных в цепи заковали;И гнев не против них растетВ сердцах, исполненных печали.
И не народ, и не странаВ припадке злобного проклятьяСгубили тех, чьи именаТвердят их сыновья и братья,С врагом сражаясь за отчизну!То черный ворон правит тризну…
Черный ворон, злобой чернойТы преследуешь меня;Всюду облик твой позорныйЗдесь средь ночи и средь дня.
Вся охваченная дрожью,Узнаю я из газет,Как опутываешь ложьюТы людей уж столько лет.
Председатель Совнаркома,Всех зажал ты в свой кулак;Ты — страны своей саркома,Ты — в ее желудке рак!
А вот окончание большого стихотворения «Жены»:
С женщин снимается специзоляция,Гибок ГУЛАГ, несложна операция.Едет начальство для новой заботы —Белых рабынь разослать на работы.Снова сбирайте узлы и подушки,Вновь до отказа набиты теплушки,Затарахтели с решеткой вагоны,Дальше, на Север отправлены жены.
Обыски, вышки, поверка, собаки,На Воркуте, ББК и в ТалагеМерзкою пастью зловонной клоакиНас поглотил «исправительный лагерь»,Перемешав с человеческой гнилью,Сделав постыдное нашею былью,Сделавши домом нам логово смрадное,Высосал жизнь, как чудовище жадное.
Неисчислимы пути и дороги,Что по двенадцать часов под конвоемВдоль исходили опухшие ногиВ ветер и в ливень, морозом и зноем.
На шпалорезке, на выкатке бревен,На распиловке, в столярке, в сапожной,Долгие годы с мужчинами вровень,Труд непосильный, подчас — невозможный.
В сердце иссякли источники слез,Мысль застыла от мертвенной хватки,Смотрят начальником туберкулез,Астма, пеллагра и опухоль матки.
Гибель — владычица, жизнь — пустяк,Даже в аду не придумали чертиТо, что придумал искусный ГУЛАГНа беспощадном конвейере смерти.
Нет, не ГУЛАГ! Тот, чье имя позорноеПревосхваляют со строчек газеты;Тот лишь, чье сердце, змеиное, черноеПрячут под френчем немые портреты.
Это твоими лихими наветамиБыли они пред страной оклеветаны.Лживо обрушив на мужа вину,Страшною мукой казнил ты жену.
Слышал ты детские крики и плач?Видел ли ты, озверелый палач,Как приходили безвинную матьВ позднюю ночь у ребенка отнять!?
Веером машет дитя проституции,Нос прикрывая изъеденный гноем;Так вот, кокетничая конституцией,Ты занялся неприкрытым разбоем.
Время пройдет, эту ложь бутафорииШквалом снесет: беспощадна история,И вдохновитель безумного фарсаБудет известен до самого Марса.Кончится путь, умощенный страданием,Сдвинутся с шумом могильные плиты,И пред Особым — другим — СовещаниемВстанем мы, правдой и светом залитые.
Теперь я могу снова обратиться к вопросу о сокрытии правды. Было два сокрытия. Первое — это мое, обрисованное выше. А второе — не мое, чудовищное!
«У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 гг., когда наша армия отступала. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь… Но русский народ не пошел на это… Спасибо ему, русскому народу, за это доверие».
Отметив демагогически-лицемерную форму этой тирады, произнесенной Сталиным в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 г., А. М. Некрич в книге «22 июня 1941 г.» (М: «Наука», 1965) затем так комментирует ее: «…в это время, когда в Кремле по предложению Сталина пили за здоровье русского народа, по его же приказу лучших сынов этого народа, телами своими затормозивших сокрушительный бег фашистской военной машины в 1941–1942 гг., десятками и сотнями тысяч гнали в сталинские лагеря».
Я считаю этот комментарий абсолютно верным, но совершенно не достаточным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});