Право писать. Приглашение и приобщение к писательской жизни - Джулия Кэмерон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дальнем углу сидит пожилая женщина с моложавой прической а-ля Вероника Лейк[48], она пьет кофе со льдом и отмечает наступление вечера куском домашней пиццы. Обстановка в этой кофейне – как в фильме «Крестный отец», это невозможно не заметить. Сизар приносит новому посетителю арбузный лимонад. В дверь входит старушка с пятнистой собачкой.
При ближайшем рассмотрении все в жизни любопытно. Практика регулярного письма учит нас этому. Жизнь переполнена остротой. Если приглядеться, даже самые незначительные события существенно влияют на окружающий мир. Даже незначительные сдвиги меняют тональность, когда мы играем гаммы на фортепиано. Постоянное внимание приучает нас видеть и слышать малейшие нюансы. Как Баховы «Вариации Гольдберга» убаюкали бессонного принца, сосредоточенное внимание помогает нам усмирить беспокойные, беспорядочные мысли. Практикуя искусство пристального наблюдения, мы приобретаем эмоциональную палитру, в которой больше оттенков, больше возможностей, чем в черно-белых крайностях заголовков, кричащих о катастрофах и кризисе.
«Посмотри на крышу той высотки, – говорит Джерард, прогуливаясь со мной. – Это здание Стэнфорда Уайта[49]. Именно здесь началась история серебра “Горэм”[50]». Он всегда замечает какую-нибудь деталь, архитектурный нюанс или живописный свет, он настоящий ценитель – более теплое слово, чем «знаток» – своего города. Глядя на Манхэттен его глазами, я не устаю удивляться, присматриваться ко всему новому и любопытному. Джерард преподает английскую литературу, и у него ненасытный взгляд писателя.
Регулярно писать – значит обращать внимание на мелочи, задерживаться, чтобы насладиться ими. Прекрасная официантка подливает мне свежей воды. Сизар возится с кофеваркой. Мелодии Кармайна Копполы разливаются и извиваются так же пленительно, как пар и пена из серебристой машины. Спускается ночь.
Все, о чем я написала, происходит ежедневно, так же – и совсем по-другому. Когда пишешь, невозможно не наблюдать за всем этим, не любоваться, не ощущать связь. Если практика – путь к совершенству, то писать – это и практика, и само совершенство.
Способ приобщения
Часто мы живем, не осознавая, чем заняты и на что тратим время. Мы слушаем закадровый голос в голове, что твердит: «Подождет до завтра», вместо того, чтобы наблюдать, на что мы тратим сегодня. Эта техника потребует от вас «следить за картинкой без звука», то есть наблюдать за происходящим так, будто вы снимаете беззвучный материал для документального фильма. Эти наблюдения покажут, что вы практикуете, как вам кажется, а что практикуете на самом деле.
Запланируйте один час в тишине и наедине с собой. Зажгите свечу, если пожелаете – благовоние. Беритесь за перо и опишите во всех подробностях один день из своей жизни – той, которая у вас прямо сейчас. Опишите себя как персонажа, который берет на себя ответственность за собственную жизнь.
Как вы выглядите? Какие решения принимаете? Какие желания вы, персонаж, затаили? Что вы любите в своей жизни? Вы слушаете модный джаз, гуляете с солнечным фокстерьером, знаете все о том, как готовить в воке? Если бы вы были повестью, кто бы вас написал? И, коли уж на то пошло, что вы читаете регулярно? Пишите полные сорок пять минут, описывая себя как вымышленного персонажа. Когда сорок пять минут истекут, остановитесь.
Что нового вы узнали? Пятнадцать минут пишите о том, какие озарения вас посетили, пока вы наблюдали за собой как за литературным героем.
Глава 33
Сдержанность
Недавно я ездила преподавать в Ирландию и познакомилась там с молодым шотландским писателем. Он делал свои первые шаги на бумаге. Он был многословен, энергичен и воодушевлен. Он излучал спелую энергию «я-готов-писать», которую я теперь легко узнаю в других и в самой себе. Я не сомневалась, что у него большое будущее.
– Пожалуйста, пишите, – сказала я ему. Мы обменялись номерами факса.
Не прошло и недели после моего возвращения, как он написал и прислал по факсу два отличных рассказа. Как я и надеялась, писал он превосходно – глубоко и уверенно. Этот молодой человек был настоящей находкой, фонтаном творческой энергии. Ему довольно было позволить себе воспользоваться ею.
«Прекрасные рассказы, – отправила я ответный факс. – Продолжайте в том же духе».
Я была уверена, что рассказы польются рекой. Мне было очень любопытно наблюдать за тем, как молодой писатель находит свой голос. Я с нетерпением ждала продолжения – но так и не дождалась. Сначала факс молчал, а потом…
«Я показал рассказы друзьям. Им не понравилось. Они сказали, что ничего не поняли, – поведал мне расстроенный писатель. – С тех пор мне больше ничего не приходило в голову».
Мне захотелось сесть в самолет, прилететь в Ирландию и совершить личный террористический акт. Как посмели эти так называемые «друзья» критиковать такие сильные, живые и многообещающие тексты? Кем они себя возомнили? Критиками?
Наилучшая и самая редкая критика – конструктивная, и мало кто умеет ее предложить. И потому самое мудрое, что можно сделать с ранними текстами – да и с ранними черновиками тоже, – это практиковать искусство сдержанности.
– Вы должны практиковать сдержанность, – сказала я молодому писателю. – Прекратите показывать свои рассказы кому попало, в особенности своим друзьям. Просто пишите еще и посылайте их по факсу. Давайте для начала договоримся о дюжине. Сначала пишите. Править можно и потом.
Все, что требуется этому юному писателю, чтобы встать на ноги – все, что нужно каждому из нас – это поддержка и безопасность. Это не значит, что надо забыть об эстетике. Это означает, что надо уделить время и силы отысканию собственной эстетики, а этого не случится, если связываться с доморощенными критиками и искусством, принятым большинством голосов. Вопросу «Что ты думаешь о моих текстах?» всегда должен предшествовать другой вопрос – «Что я думаю о своих текстах?»
Когда-то мы говорили о «любви к письму». Теперь уже не говорим. Я бы очень хотела снова потолковать о любви к письму, писать из любви к письму и, пожалуй, писать любовные письма. Для меня любой текст зиждется в первую очередь на любви. И как выражение любви, наши тексты заслуживают защиты и глубокого уважения.
Средневековые города процветали под защитой высоких охраняемых стен. У каждого из нас есть творческий центр, который нужно защищать в точности так же. Я рассматриваю свою способность творить как свой главный ресурс. Это мое богатство. Я это знаю и защищаю его, как мудрый богач, трезво и осмотрительно инвестирующий в защиту своего.
Распространенные мифы убеждают нас, что художники по своей природе неукротимы и небрежны, так зачем говорить о них с финансовой точки зрения? Зачем принуждать к осмотрительности? Потому что все мы внутренне богаты и можем растратить это богатство, как глупец пускает на ветер целое состояние.
Как мы транжирим свое богатство? Начать с того, что мы показываем свои работы слишком скоро и слишком неразборчиво. Мы недооцениваем свои тексты. Не отбираем своих читателей так скрупулезно, как банк отбирает инвесторов. Мы не останавливаемся, чтобы оценить квалификацию кандидатов в наши читатели. Нам не терпится, чтобы нас кто-нибудь прочел, и мы открываем ворота нараспашку. Это как дать прохожему доступ к своему банковскому счету.
Показывать свои тексты недоброжелательным или неразборчивым читателям – все равно что давать взаймы людям с отвратительным финансовым прошлым. Наши инвестиции прогорят. Нашу работу не оценят. Будут говорить противоположностями – «гениально» или «ужасно». (Немалый опыт подсказывает, что любые крайности, хоть высокие, хоть низкие, опасны для писателя, потому что от них просыпается робость.) Даже если читатели изобразят восторг, он может оказаться очень общим, что тоже опасно.
Если мы заходим слишком далеко и передаем им в руки еще не окрепшее произведение, мы ставим под угрозу собственную способность дописать его до конца. Наши силы утекают в другое русло. Силы, что должны были пойти на работу, вместо этого расходуются на попытки защитить свои творения, разобраться, «правы» ли наши критики.
Писать – значит выстраивать связь, связь писателя прежде всего с самим собой, и уже потом с окружающим миром. Чтобы практиковать самовыражение, нужно уважать этот порядок. Мы обязаны защищать свою самость, чтобы было что́ выражать. Мы должны относиться к своим текстам с осторожностью, как будто у них есть ценность. Потому что она действительно есть.
Труд писателя – это общение, но это общение начинается прежде всего изнутри. Самость обращается к писателю, а писатель – к Самости. И суть этого общения писатель передает миру. Если миру позволяется вмешаться слишком рано, Самость отступает. Возможно, ум и останется – и будет писать все заковыристее и сложнее, но души в таком писательстве не останется. Дух текста пошатнется. Сказанное может и будет сносным, но прозвучит фальшиво. Чтобы текст звучал искренне, в нем должен быть внутренний резонанс. Чтобы в тексте был внутренний резонанс, влияние на него извне следует ограничить. И оно должно быть только благосклонным.