Власть без славы. Книга 2 - Фрэнк Харди

Клайв Паркер поднял голову и увидел, что на стол перед ним рухнули два тела. В следующее мгновение к нему вплотную придвинулось грязное, потное лицо Тинна. Губы Тинна зашевелились, он сказал свистящим шепотом: „Получай, выродок!“ И могучий кулак Теда Тинна обрушился на лицо Клайва Паркера.

Негодующие крики не умолкали. Уайли стоял на столе прессы, взывая к судье, а тот, перегнувшись через канат, уговаривал борцов вернуться на ринг.

У Клайва Паркера из глаз посыпались искры, все завертелось перед ним и погрузилось в темноту. Но он еще чувствовал, как его стащили на пол и на него навалилось что-то тяжелое. Служители, которые обычно сразу же решительно вмешиваются во всякую потасовку, сейчас почему-то мешкали. Тинн всей своей тяжестью придавил бесчувственное тело Клайва Паркера и бил его головой об пол.

Джон Уэст сидел с непроницаемым видом. Все это произошло в одно мгновение. Репортеры и служители столпились вокруг Тинна, когда он поднимался обратно на ринг. А внизу лежало распростертое тело Клайва Паркера. Его лицо было смертельно бледно, и из угла рта стекала струйка крови.

В дверь тихо постучали, и послышался голос миссис Моран: „Мэри, ты проснулась?“ Мэри Уэст с трудом открыла глаза, словно они были засыпаны песком. Она огляделась вокруг, облизывая губы и морщась от горечи во рту. В голове стоял туман. Неяркое осеннее солнце было уже высоко. Она потянулась за часами на туалетном столике. Часы остановились. Наверное, уже очень поздно.

— Ты проснулась, Мэри? — услышала она снова голос миссис Моран.

— Да, бабушка, — сказала она устало, — заходи.

Миссис Моран вошла с подносом в руках и поставила его на туалетный столик. Мэри приподнялась, зевнула и, морщась, запустила пальцы в рыжие кудри. Миссис Моран взяла с подноса стакан, бросила туда щепотку соды и лимонной кислоты и подала внучке зашипевшее питье.

— На выпей. Легче станет. Я уж вижу, тебе это нужно. И надень что-нибудь, чего ты сидишь в одной рубашке.

Мэри выпила воду, набросила на плечи пижаму и устало откинулась на подушку.

— Голова раскалывается, — простонала она.

— Не могу сказать, чтобы я сочувствовала тебе, но все же там на подносе вода и таблетки. Прими.

— Спасибо.

Пока Мэри глотала таблетки, миссис Моран распахнула окно, ворча, что в комнате пахнет, как в кабаке. Потом она села на стул у кровати. Волосы ее были совершенно белы, лицо покрыто мельчайшей сетью морщин, плечи ссутулились, а пальцы распухли в суставах. Но она все еще сохраняла былую живость и энергию.

Мэри взяла чашку горячего чая и ломтик поджаренного хлеба и нехотя стала жевать.

— Который час? — спросила она, подавляя зевок.

— Первый, но тебе лучше не спускаться вниз к завтраку. Ты похожа на ведьму. Мама собирается поговорить с тобой по душам. Мы слышали, как ты пришла вчера вечером, вернее — сегодня утром. Мама очень недовольна тобой, и она права.

— Знаю, что права. Но я не могу больше разговаривать с мамой по душам. Уж во всяком случае не сегодня.

— Я сказала маме, что сама поговорю с тобой. И ты, милая моя, изволь меня выслушать. Как по-твоему, чем это кончится?

— Ничего со мной не случится. Да и не все ли равно, бабушка? — рассеянно ответила Мэри, прихлебывая чай.

— Все равно или не все равно, а я тебе советую: поостерегись. А то узнает отец, как ты себя ведешь. Хорошо, что у него крепкий сон, а то опять начал бы палить из револьвера.

— Меня не интересует, что папа скажет. О нем я меньше всего думаю.

— Бог с тобой, девочка. Как ты можешь так говорить!

— Может быть, потому, что я дочь своего отца. Да и ему до меня дела нет, лишь бы я красовалась на балах и приемах, чтобы он мог говорить: „Хороша у меня дочка?“ Если бы ты знала, бабушка, до чего мне надоело быть каким-то паразитом. Я не так уж глупа, а мне не позволяют ничего делать. Почему я не могу поступить на работу? Да разве отец когда-нибудь позволит!

— Верно, не позволит. Но ты должна взять себя в руки, Мэри. У тебя есть все, о чем только мечтает большинство молодых девушек: деньги, родной дом, досуг, наряды…

— Это не все, бабушка.

— Я это знаю не хуже тебя. Но надо помнить о будущей жизни, Мэри. Все мы рано или поздно должны предстать перед лицом создателя.

Мэри искоса посмотрела на старушку.

— Скажи мне, Мэри, давно ты не была на исповеди?

— Давно, бабушка, даже и не помню когда, — ответила Мэри, грызя поджаренный хлеб с джемом.

— Уж, наверно, второй год пошел, а церковь требует, чтобы мы приобщались святых тайн по крайней мере раз в год. И к обедне ты ходишь только тогда, когда уж никак нельзя отвертеться. Видит бог, я не ханжа какая-нибудь и не святоша, но ты действительно должна взять себя в руки, девочка. — Она погладила Мэри по плечу. — Гуляй, веселись, но не забывай о религии. Она поможет тебе переносить невзгоды в этом мире.

— Может быть, это и верно, бабушка. Но ты ведь уже старая. Ты еще будешь долго-долго жить, но ты уже думаешь о будущей жизни. А когда молода, о религии как-то не вспоминаешь. Я по крайней мере не вспоминаю.

— Но ты же веруешь…

— Не знаю, во что я верую, бабушка. Жизнь такая пустая и бессмысленная. Когда-то я верила всему, чему учит нас церковь. А теперь — не знаю. Исповедь пугает меня. А все остальное… не знаю.

— Исповедь пугает тебя потому, что ты давно не исповедовалась. Вот в чем вся беда.

— Довольно на сегодня, бабушка. Голова у меня совсем не работает.

— Я говорю для твоей же пользы, сударыня. И вот еще что: вчера вечером у отца был архиепископ. Когда он уходил, мама отвела его в сторону. Я не расслышала, о чем они говорили, но думаю, что о тебе. Мама очень расстроилась.

— Ну еще бы! Как же без архиепископа! Мама на меньшее не согласится!

Миссис Моран невольно улыбнулась.

— Если мама думает, что я собираюсь обсуждать свои личные дела с архиепископом, то она ошибается. Он славный старик, но…

— Меня беспокоит, Мэри, что архиепископ Мэлон может заговорить об этом с твоим отцом. Ты же знаешь, какие они друзья.

— Ну что же, помешать я им не могу, пускай разговаривают, — сказала Мэри с напускным безразличием, но в глубине души она очень боялась столкновения с отцом.

Миссис Моран поднялась и взяла внучку за руку. — Мэри, — горячо сказала она, — если отец будет говорить с тобой, не перечь ему. Ради всего святого, не перечь.

Не ожидая ответа, миссис Моран вышла, оставив Мэри наедине с ее мыслями. Понемногу ею овладело смутное чувство вины. Уже года два, как это тягостное чувство мучило ее. Обычно она отгоняла его скептическими рассуждениями или напускной бесшабашностью. Но сейчас она не могла отделаться от него.

Конечно, у нее много грехов. Ей случается в пятницу есть мясо, когда она обедает у своих друзей-протестантов. На вечеринках она иногда напивается вот как вчера, рассказывает неприличные анекдоты… Ну, и романы у нее были. Сначала дело не шло дальше поцелуев и объятий в автомобиле, но потом… Она стала встречаться с актером-любителем, игравшим главную роль в пьесе, в которой участвовала и она. Сначала она убеждала себя, что любит его, но скоро ей пришлось признаться, что это не так. После него были и другие, и она нередко упрекала себя в распущенности.

Мэри встала с постели, сунула ноги в домашние туфли и подошла к зеркалу. — Ну и вид! Просто старая ведьма!

Расчесывая длинные золотистые волосы, она продолжала размышлять, перебирая в уме все нерешенные вопросы, вдумываясь в них глубже, чем делала это до сих пор. Почему она больше не может верить в религиозные догмы, как верила когда-то? Должно быть, потому, что исповедь внушает ей страх. Невозможно рассказывать о своих грехах даже незнакомому патеру в темной исповедальне. Раз она даже пошла в церковь, готовая к исповеди. Она, как полагается, начала перебирать в памяти все свои грехи, но когда подошла ее очередь, она, вместо того чтобы войти в исповедальню, убежала из церкви. Отчего она убежала? Оттого, что ей было стыдно? Или она утратила веру в то, что человек, сидящий в темной каморке, — представитель бога, наделенный властью отпускать грехи?

Раньше она твердо верила в исповедь. Удивлялась легкомыслию своих знакомых, которые грешили напропалую всю неделю, а в субботу вечером отправлялись на исповедь очищать душу. Разве исповедь для этого существует?

Одолевали ее и другие сомнения. Уж очень церковь жадна на деньги. Взять хотя бы отца. Он уже много лет не был в церкви, а архиепископ уважает его, приходит к нему в дом, чтобы поговорить о церковных делах и о политике.

Архиепископ не ходит к бедным в Керрингбуш, по ту сторону реки. Почему? Потому что у них нет денег, а отец — миллионер, он щедро жертвует на церковь и дает архиепископу советы относительно церковной собственности и финансов.

„Блаженны нищие“, — говорит церковь, но сама-то она богата. Еще не так давно богатые могли покупать индульгенции; деньги избавляли их от божьего гнева, И сейчас так. Хотя церковь теперь и говорит, что отпущения грехов нельзя купить, но богатые могут за деньги заказывать службы о здравии живых и за упокой умерших и этим замаливать свои грехи. Церковь запрещает развод, а богатые добиваются развода, делая пожертвования церкви.