Мазепа - Фаддей Булгарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отчаянном моем положении я хватился первого совета и поскакал за тобой. Чтоб ускорить наше возвращение, я приготовил во всех селениях подставных лошадей, и мы можем сей же ночи быть в Бердичеве, если ты рассудишь ввериться этой женщине…
- Едем! - сказал Огневик. - Так или так погибнуть, но я должен по крайней мере узнать, что сталось с моим благодетелем; жив ли он или в самом деле отправлен к царю. Пока есть надежда быть ему полезным, мы не должны пренебрегать никакими средствами. Ты, Руденко, ступай прямо в Белую Церковь и скажи есаулу Кожуху, чтоб он заперся в крепости, не сдавался Мазепе, не слушал ни угроз, ни увещаний и защищался до последней капли крови. Мы повоюем еще с паном Мазепою! Если Палея нет на свете, то дух Палеев остался в нас! Довольно одной измены! Теперь надобно разведаться начистоту. Прощай, Руденко! Поезжай степями и лесами, что«бы» не попасться в руки Мазепиным людям. - Сказав сие, Огневик вскочил на коня и поскакал с Москаленкой в обратный путь.
В ночь они прибыли в Бердичев.
Огневик не рассудил въезжать в город. Он остановился на предместье, у жида. Осмотрев и зарядив наново пистолеты, Огневик и Москаленко, вооруженные, сверх того, кинжалом и саблею, пошли пешком в город, взяв в проводники жиденка.
В городе все спали. Только запоздалые пьяницы и ярмарочные воры кое-где мелькали во мраке. В Польше в то время не знали полиции. Каждый гражданин должен был силою или хитростию охранять свою собственность, а о благочинии не было никакого попечения. Начальства и судилища руководствовались пагубным правилом: "Где нет жалобы, там нет и суда". Но как жаловаться нельзя было иначе, как с представлением явных улик в преступлении, а вольного человека никто не смел воздержать от разврата, кроме духовного его отца, правительство же не имело силы разыскивать, наблюдать и предупреждать зло, то Огневик крайне удивился необыкновенной тишине в городе, в ярмарочное время, и приписал сие, не без основания, ужасу, произведенному во всех сословиях свежими происшествиями и присутствием страшного гетмана Малороссийского, осмелившегося посягнуть на непобедимого Палея. Без всякого приключения Огневик и Москаленко дошли до дому жида Идзки, споткнувшись только несколько раз во мраке на пьяных шляхтичей и мужиков, спящих на улице.
В верхнем жилье виден был свет. Огневик постучался. Жилище каждого жида есть шинок и заезжий дом. Для жида, как известно, нет ничего заветного. Он все готов продать из барышей, и самый богатейший из них всегда откажется за деньги от удобств жизни, от спокойствия под домашним кровом. Крепкие же напитки жид имеет в доме всегда, как заряды в крепости. Вино омрачает разум, следовательно, оно есть самое надежное оружие в руках плута, живущего на счет других. У дверей Идзкиных сторожила снутри христианская служанка. Долго стучался Огневик, пока успел разбудить ее, и долго ждал, пока она вздула огонь.
- Чего вам надобно, пива, вина или меду? - спросила спросонья служанка.
Огневик всунул ей талер в руку и сказал:
- Пей сама, коли хочешь, а мы не за тем пришли сюда. Скажи-ка нам, есть ли здесь в доме жилица из Малороссии?
- А! так это она ждет вас! - возразила служанка и, приставив свечу к лицу Огневика, примолвила: - Ну нечего сказать, недаром ей так не терпится! Экой молодец!
- Итак, она здесь! Скажи же нам по правде, много ли здесь в доме малороссийских казаков? - спросил Огневик. - Я тебе дам вдвое более денег, сколько она дала тебе за то, чтоб ты не сказывала нам, что здесь есть казаки.
- Ей-ей, здесь нет ни души казацкой, - отвечала служанка, - хоть поклясться рада. При барыне одна только служанка, да кучер в конюшне, и тот так пьян, что хоть зубы выбери у него изо рта, не послышит.
- А не велела ли она тебе дать знать кому-нибудь, когда мы придем? - спросил Огневик.
- Ей-ей же, нет! - отвечала служанка.
- Ну, так проводи нас к ней, - сказал Огневик.
По узкой и крутой лестнице они взошли на чердак за служанкой, которая шла впереди со свечою. По первому стуку дверь отворилась, и Мария Ивановна Ломтиковская сама встретила жданного гостя, со свечкою. Видно было, что она и служанка ее не раздевались.
- Добро пожаловать! - сказала Мария Ивановна, приятно улыбаясь.
Жидовская служанка хотела воротиться в нижнее жилье, но Огневик удержал ее, ввел в светелку и запер двери.
- Пока я здесь, никто без меня отсюда не выйдет, - сказал он.
- Ни слова противу этого! - возразила Мария Ивановна. - Ты дорого заплатил гетману за уроки осторожности и благоразумия и имеешь право не верить не только мне, но ни одной живой душе. Только жилье мое слишком тесно. В этой избушке, с перегородкой, нам нельзя говорить без свидетелей, а мне должно переговорить с тобой наедине. Пусть твой товарищ подождет с этими женщинами за дверьми, на чердаке, пока мы переговорим с тобою.
- Хорошо! Москаленко, ты слышишь, чего она требует! Пожалуйста, брат, не стыдись посторожить баб. Впрочем, ты знаешь, что бабий язык иногда опаснее кинжала!
Москаленко, не говоря ни слова, вышел с двумя служанками.
Мария ввела Огневика в светелку и, указав на сундук, просила сесть, а сама села напротив, на кровати.
- Ты не доверяешь мне, Богдан! - сказала она, устремив на него пристальный взор. - Ты не доверяешь мне, а между тем прибыл сюда по одному моему слову! Если б я хотела твоей погибели, то не посылала бы за тобою в погоню. Ты тотчас увидишь, зла ли я тебе желаю или добра! Подай мне коробку, которую дал тебе гетман, отправляя в Батурин.
Огневик вынул из-за пазухи жестяную коробочку и подал Марии.
- Нет! Разломи ее и посмотри, что в ней находится, - примолвила она, улыбаясь.
- А мне и в голову не пришло! - сказал он, срывая крышку с коробочки своим кинжалом. - Здесь нет ключей, о которых он говорил мне, а только одна бумага…
- Прочти ее! - сказала Мария.
Огневик подошел к столу, на котором стояла свеча, и прочел следующие строки, писанные рукою Мазепы:
"Верному полковнику моему, Кенигсеку.
Когда ты получишь сие письмо, надеюсь, что бешеный Палей уже будет в моих руках. Я нарочно удалил отсюда первого клеврета его, чтоб облегчить дело, и послал его к тебе в Батурин под предлогом болезни Натальиной. Разбойничья дерзость до такой степени ослепила его, что он поверил, будто я выдам за него замуж мою Наталию! Теперь он не нужен мне более. Закуй его немедленно в железа и с надежным прикрытием отправь в Воронеж к царскому коменданту, к которому я напишу сегодня же, чтоб он принял сего государственного преступника и отправил куда следует, для получения заслуженной казни. Будь здоров и жди меня с добрыми вестями.
Мазепа".
Огневик, читая сие письмо, то бледнел, то краснел. Голос его то дрожал, то яростно вырывался из груди, как порыв бури. Окончив чтение, он остался на месте, сжал письмо в руке и, бросив свирепый взор на Марию, сказал:
- Нет! человек не может быть до такой степени зол и вероломен! Это воплощенный ад в одном лице!.. Мария! - продолжал он, смягчив голос. - Ты служишь этому демону… я все знаю!
- Служила! - отвечала Мария хладнокровно. - А теперь проклинаю его столь же чистосердечно, как и ты.
- Ты спасла мне жизнь, Мария, послав за мною погоню… Но и Мазепа спас мне два раза жизнь, в Батурине, когда я был ему нужен! Ты начала как ангел; кто мне поручится, что ты не кончишь как… Мазепа!
Мария вскочила с кровати и, бросив проницательный взгляд на Огневика, положила руку на сердце и сказала:
- Здесь порука! У Мазепы вместо сердца камень, а в этой груди сердце, которое живет и бьется для дружбы… и любви!.. - Последние слова Мария вымолвила, понизив голос и потупя взор. Огневик молчал и пристально глядел на Марию. Она снова подняла глаза и примолвила: - Веришь ли ты мне или не веришь, но мы должны объясниться. Скажи мне, на что ты думаешь решиться, чего теперь желаешь?
- У меня одна мысль и одно желание: месть! - сказал Огневик, и лицо его приняло грозный вид. - Потерять отца, друга и благодетеля, лишившись невесты и даже приюта, я жертвую ненавистную мне жизнью для наказания злодея. Мазепа должен пасть от моей руки!..
- Но разве ты поможешь этим Палею?
- Я отомщу за него, и этого довольно! Палею теперь уже ничего более не надобно!
- Нет! Палею нужна твоя помощь, твое заступление…
- Разве он жив? - воскликнул Огневик с нетерпением.
- Конечно, жив, - отвечала Мария. - Он теперь находится под стражею и завтра будет отправлен к царю московскому…
- Итак, есть надежда освободить его?
- Да, из рук царских, но не из когтей Мазепиных. Слушай меня! Орлик хотел лишить жизни Палея: отравить или зарезать его, но Мазепа воспротивился. "Скорая смерть не есть удовлетворительная месть, - сказал Мазепа, - потому что смерть прекращает все страдания и самую память об них. Пусть мой враг, который заставлял меня мучиться в течение двадцати лет, умрет медленною смертью, в страданиях, в пытках, во мраке темницы. Палей стар и не выдержит терзаний и заключения. Если б я убил его, враги мои могли бы оклеветать меня перед царем. Я должен избегать этого. Друзья мои, Головкин и Шафиров, не выпустят Палея из рук… - Вот собственные слова Мазепы! Он выслал уже к царю обвинения противу Палея, приложив переписку его с польскими панами, перед поездкой твоею в Варшаву…