Связующие нити (СИ) - Ксения Татьмянина

Немного погуляв по городу, перекусив на автовокзале, к часу я уже была в автобусе и ехала обратно. К трём не успею, так к четырём буду дома. Через полчаса дороги за дальним лесом стало видно тёмное небо, собирались тучи, и зелень лугов, мимо которых мы ехали, казалась яркой, светящейся на таком фоне.

— Будет гроза, — недовольно отозвалась женщина впереди, — а я зонт не взяла.

И я не взяла. А тучи вполне могли накрыть и город. Первая майская гроза… и, словно в ответ мне, у горизонта сверкнуло.

— Ах, ты! — на непонятный щелчок в работе автобуса водитель ругнулся, а потом что‑то затарахтело и забухало. — Ах, ты!

И автобус стал снижать скорость, медленно выкатив на обочину.

— Что случилось?

— Так, хорошие мои, сейчас разберёмся!

Мы остановились в нескольких метрах от небольшого озера, окружённого ивами, а через дорогу рос лесок. Водитель выключил мотор, выбрался наружу, и все пассажиры повытягивали головы, наблюдая за тем, как он открыл крышку капота и скрылся за ней.

— Сломались! Не везёт, так не везёт!

Догадка пассажира оказалась точной. Водитель объявил, что следующий рейс за ним пойдёт только через два часа, деньги за билеты вернут на вокзале, кто хочет, тот пусть ждёт, а кто не может, просьба добираться до города на попутках. Поломка серьёзная. Люди ворчали, но все вышли, и я через окно наблюдала за тем, как они один за другим ловили и садились в легковые машины по трое и по двое, и уезжали. Я не знаю, почему я не пошла. Одна.

— А вы чего ж, хорошая моя? — водитель думал, что салон остался пуст.

— Я подожду автобус.

— Вы не пропустите, я всё рано его остановлю, мне со станции аварийку, пожалуй, вызвать придётся, если сам не справлюсь.

— Спасибо.

Солнца уже не стало видно, тучи добрались и до нашей стоянки. Вид на дорогу наскучил, и захотелось размяться от долго сиденья, поэтому я оставила свою сумку и вышла:

— Я прогуляюсь немного, хорошо?

Озеро было красивым и уже неспокойным. По его глади от ветерка шла лёгкая рябь, деревья не отражались, а лишь затемняли воду. Я прошла в одну сторону, в другую, немного посидела на коряге, всё думая, почему же я осталась, а не поспешила домой. Обстоятельства, конечно, меня задержали, но я могла решить эту проблему, а не радоваться в душе от того, что я застряла на полдороге и никуда не успею. Мне будет хотеться спать к четырём, если я даже засну в автобусе, мне этого не хватит, и на работе ночью буду чувствовать себя разбитой.

Автобус был виден, и водитель всё возился с чем‑то, не обращая на меня никакого внимания. На левом, закругленном берегу озера я заметила интересное место, — пологое, не обрывистое, окружённое деревьями лишь на расстоянии, и там, насколько было видно отсюда, были разбросаны камешки. Оттуда не будет видно дороги, но и не будет слышно машин. Я решила, что не потеряюсь.

Туфли скользили по траве, я шла у самого края, и мне приходилось порой хвататься за стволы ив и за ветки, а от такой глупой возможности неосторожно плюхнуться в воду у меня по — детски замирало сердце. А когда я добралась до пустого пятачка, там меня внезапно поймал ветер и обдал сухим песком. Над головой послышалось ленивое, не впопад резкому ветру, рокотание, и водой запахло сильнее. Меня будоражило чувство, что я сегодня взяла и уехала, тогда как обычно об отъездах кто‑либо, но знал, — или родители, или Трис, или коллеги — преподаватели, а сегодня так вышло, что не знал никто. Меня будоражило, что сегодня я сделала что‑то хорошее и значимое. Я вернула Виоле куколку, а не просто была одной из этапов по работе с сожжёнными мостами. Меня будоражило, что я далеко от города, что я одна, что стихия такая неспокойная, что я, будто бы нарушая запрет, как сбежавший девчонка, стою здесь и стесняюсь наглого ветра, который, налетая сбоку и закручиваясь замысловатым винтом у ног, так и норовил задрать мне края лёгкой рубашки.

А после зашумели деревья, и стало капать. Вкрадчивые звуки подкрадывались постепенно, — от листьев, от воды, от травы, — шуршание — шелест, о землю крупные капли ударялись с глухим звучанием, а об меня с чуть звонким. Я запрыгала на месте от восторга, и пошире раскинула руки. А дождь в ту же секунду хлынул сильно. Капли, превратившись в струи, проникли в волосы, в одежду, щекотали мне шею и спину, стекали по лицу, мешая мне видеть, и я закрывала глаза. Стоять под дождём было настоящим наслаждением. Мне даже казалось, что я слышу собственный пульс, и все моё восприятие мира превращается только в осязание прохладной воды, окутавшей тело.

Раскат грома согнал с меня оцепенение, и я с визгом от ужаса и счастья забежала обратно под кроны. Вернувшись, я увидела, что водитель уже не пытался чинить свой автобус, а спрятался внутри. Он открыл мне двери и замахал рукой, а я, наоборот, замахала ему рукой от себя:

— Нет, мне нравится!

— Вымокла же!

— Ну и пусть!

Следующим рейсом я ехала в город единственной мокрой пассажиркой. На улицах, когда я вышла, дождя не было, но были огромные лужи. Моя обувь раскисла и я, сняв туфли, пошла прямо по мостовой босиком. Теперь мне было немного холодно, но мне так нравилось, что мутная вода омывала ноги, когда я топала напрямик по лужам, и нравилось, что тротуары такие шершавые, и порой всякий мелкий сор больно подкалывали ступни. Даже если заболею, мне не страшно было платить такую жалкую цену за такие волшебные чувства. В городе было всё ещё пасмурно, и хоть вечер был не поздним, казалось, что уже пора зажигать фонари.

Я шла домой, вспоминая, что в тот самый летний день, когда я бежала обратно к долговязому незнакомцу на остановку, в страхе, что он уже ушёл, я вымокла точно также, а никому не нужный чёрный зонт валялся брошенный.

Открыв двери, я зашла в прихожую тихо, и тихо постаралась дверь закрыть. Но Тристан не спал, он вышел из кухни.

— А почему у нас свет не горит? — я спросила шепотом.

— Где ты была, Гретт?

Он говорил не громко, а я продолжала шептать, будто в нашей квартире царила глубокая ночь и я боялась кого‑то разбудить:

— Т — с-с — с… — приложив палец к губам, я с порога прошла мимо него в сторону ванной. — Как хорошо у нас без света… как хорошо, когда на улице дождь…

— Ты выпила?

— Тристан… — укоризненно произнесла я, не оборачиваясь к нему. В тёмной ванной я кинула на пол сырую обувь, проверила, есть ли полотенце, и пошла за сухой одеждой. — Разве ты не понимаешь, что это первая весенняя гроза?

Глава 28. "Чудовище"

После душа, переодевшись в чистое и сухое, я уселась на кухне и с аппетитом стала есть яичницу с жареным луком и сыром, которую приготовил Трис.