Изгой Гора - Джон Норман

Клеймо наносится в виде начальной буквы слова «раб» на горийском языке.

Заметив мой интерес к девушке, мужчина встал, подошел к ней и, взяв за волосы, откинул голову назад, чтобы я мог разглядеть лицо.

— Она красива, не правда ли? — спросил он. Я кивнул.

Я не мог понять, почему эти прекрасные глаза смотрят на меня с таким ужасом.

— Может, ты хочешь купить ее?

— Нет.

Мужчина подмигнул мне слепым глазом. Его голос понизился до шепота.

— Она не обучена, — сказал он, — с ней так же трудно справиться, как с диким слином.

Я улыбнулся.

— Но раскаленное железо выбьет из нее дурь.

Я сомневался в этом.

Человек вытащил один из прутьев, который светился темно-вишневым светом.

При виде раскаленного прута девушка вскрикнула и забилась в оковах, которые крепко держали ее.

Человек сунул прут обратно в огонь.

— Она слишком громко орет, — сказал он смущенно. Затем он кивнул мне, как бы извиняясь, и, подойдя к девушке, схватил ее за волосы, смотал их в клубок и сунул в рот. Девушка не успела выплюнуть его, так как он быстро схватил другую прядь и мгновенно обмотал ей голову девушки. Это был старый трюк работорговцев. Тарнсмены тоже часто применяют его, когда требуется заставить пленника замолчать.

— Прости, милашка, — сказал он, дружески хлопнув ее по голове, — но я не хочу, чтобы сюда пришел Тарго со своим кнутом и избил нас обоих.

Продолжая всхлипывать, девушка уронила голову на грудь.

Человек рассеяно мурлыкал старую песню бродячих торговцев, ожидая, пока прутья раскалятся как следует.

Мною владели противоречивые чувства. Мне очень хотелось освободить девушку, защитить ее. Но она была всего лишь рабыней, и ее владелец не делал ничего противозаконного с точки зрения обычаев Гора, когда решил заклеймить свою собственность. Если бы я попытался освободить девушку, то это была бы такая же кража, как если бы я вздумал угнать фургон.

Более того, эти люди не причиняли никакого вреда девушке. Для них это была лишь одна из рабынь, причем необученная и приносящая много хлопот. Они не могли понять ее унижения, стыда и ужаса.

Я думаю, что другие рабыни в караване тоже с неодобрением относились к тому шуму, который подняла эта девушка. Ведь если ты раб, то должен ожидать кнута и раскаленного железа.

Я увидел в отдалении других девушек, которые были одеты в камиски и оживленно переговаривались между собой. Они смеялись и шутили, как обычные свободные девушки. Я еле разглядел цепь, которая сковывала их. Она была почти незаметна в траве.

Прутья были уже почти готовы.

Девушка, которая была прикована к дереву, скоро получит свое клеймо, которое останется на всю жизнь.

Я не раз думал о том, почему горийцы клеймят своих рабов. У них ведь есть другие способы, позволяющие безболезненно метить человеческое тело. Старый Тэрл из Ко-Ро-Ба, который обучал меня фехтованию, говорил, что оно нужно для психологического эффекта.

Считалось, что если девушку заклеймить раскаленным железом, как животное, она всегда будет считать себя не более, чем собственностью того, кто приложил это железо к ее бедру.

Говоря проще, клеймение используется для того, чтобы убедить девушку в том, что она рабыня, собственность. Когда она почувствует боль ожога, то поймет, что произошло непоправимое — она перестала быть свободной и стала чьей-то собственностью.

Но на разных девушек клеймение действовало по-разному. У одних оно вызывало стыд и унижение, а у других — усиливало сопротивление и враждебность, а гордые и независимые девушки после прикосновения раскаленного прута обычно сразу становились покорными и услужливыми рабынями.

Но я не думаю, что клеймо применялось только для психологического эффекта. Скорее всего, торговцы клеймили своих рабов, чтобы их было легче выследить после побега. Я думаю, что сейчас клеймо сохранилось только как анахронизм от прежних темных веков.

Но мне было ясно одно. Это несчастное существо не хотело клейма.

Мне стало ее жаль.

Помощник торговца вытащил прут из огня и внимательно осмотрел его. Металл был раскален добела. Человек был удовлетворен.

Девушка вжалась спиной в дерево. Руки и ноги ее были крепко притянуты к стволу. Она дрожала всем телом, прерывисто дыша сквозь стиснутые зубы. В ее голубых глазах затаился ужас. Она жалобно стонала, не в состоянии издавать никаких других звуков из-за кляпа, который надежно затыкал ей рот.

Человек положил руку ей на бедро, прижав его к земле:

— Не крутись, красотка, — сказал он не без участия, — ты можешь смазать клеймо. — Он говорил с ней ласково, стараясь успокоить. — Ведь ты хочешь чистое, аккуратное клеймо, не так ли? Ведь это повысит твою цену и у тебя будет хороший добрый господин.

Прут был уже занесен над бедром.

Мягкие золотистые волоски на ее бедре почернели и скрутились от близости раскаленного клейма.

Девушка зажмурила глаза и напряглась, ожидая резкую неотвратимую боль.

— Не клейми ее, — сказал я.

Человек озадачено оглянулся.

Полные ужаса глаза девушки раскрылись и вопросительно уставились на меня.

— Почему? — спросил человек.

— Я куплю ее.

Человек встал и с любопытством посмотрел на меня. Он повернулся к палаткам:

— Тарго! — позвал он, бросив прут в горшок с углями. Девушка обвисла на цепях. Она была в обмороке.

Откуда-то из-за палаток появился низенький толстый человек в широкой мантии из голубого и желтого шелка с повязкой на голове. Это был владелец этого каравана. На нем были пурпурные сандалии, украшенные жемчугом. Толстые пальцы были унизаны перстнями, которые ослепительно сверкали, когда он шевелил руками. На шее висел серебряный шнурок с нанизанными на него монетами. В мочках ушей висели крупные изумруды в искусной золотой оправе. Его тело было смазано ароматным маслом. Я решил, что он только что вымылся — это удовольствие доставляют себе все торговцы после целого дня скучной езды по пыльной дороге. Его волосы, длинные и черные, были блестящие и курчавые. Они напоминали мне блестящую шкуру урта.

— Добрый день, господин, — улыбнулся Тарго, ловко кланяясь, несмотря на толщину. Он быстро окинул меня взглядом, пытаясь понять, кто же перед ним стоит. Тут голос его стал грубым и резким.

— Что тут происходит?

Помощник показал на меня.

— Он не хочет, чтобы я клеймил девушку.

Тарго взглянул на меня, ничего не понимая.

— Почему?

Я чувствовал себя очень глупо. Что я мог сказать этому торговцу живым товаром, который следует всем традициям своего ремесла? Разве я мог сказать ему, что не хочу, чтобы девушке было больно? Он счел бы меня сумасшедшим, но разве у меня была иная причина? Чувствуя себя круглым идиотом, я сказал правду: