Маскарад на семь персон - Олег Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Команда КВН на факультете имелась. И участие в ней – если ты к тому способен – вполне приветствовалось. Вроде как общественная работа. Даже преподаватели – и в первую сессию, и в последующие – милостиво соглашались на досдачу просроченного «из-за репетиций» зачета.
Хотя учиться оказалось тоже интересно. Химию Карен всегда уважал, а что заниматься приходится… Ну так он, при всей своей любви к легкой веселой жизни, бабушкины уроки усвоил достаточно твердо: ничего делать не будешь, ничего и не получишь. Другой вопрос, что делать хотелось поменьше, а получать за это побольше, но ведь этого все хотят, разве нет? И обычно как-то можно устроиться. Тем более при наличии обширных родственных связей.
Нет, он вовсе не собирался всю жизнь выезжать на родственной помощи, но если уж родственники есть, почему бы при случае не воспользоваться? Да и времена к тому моменту, когда Карен получил диплом, настали сложные. Распределение отменили, перспективные места вдруг переставали быть перспективными, зато возникали другие – совсем новые и непривычные – возможности. Кто осудит мальчика, который пытается поймать свою «птицу счастья»?
Первую «птицу счастья» – на личном фронте – он нашел (или ему показалось, что нашел) еще на предпоследнем курсе института. Точнее, встретил-то он «Свою Единственную» не в институте, а на одном из новогодних семейных застолий. Нежная Алина приходилась Карену какой-то пятиюродной племянницей или шестиюродной сестрой и на армянку не походила совершенно: от отца «из Кавоянов» она унаследовала лишь цвет волос да жгучие брови вразлет, все прочее было от матери – тонкое «иконописное» лицо, фарфорово-белая кожа, вдруг озарявшаяся, точно лампочку внутри включили, нежно-персиковым румянцем, высокие «славянские» скулы. И главное – огромные, сияющие небесной лазурью глаза. Не глаза – очи. Видевшие, казалось, что-то такое, что обычным людям недоступно.
Женился Карен настолько скоропалительно, насколько это было возможно. Бабушка Марина, правда, покачала головой: рановато, мол, но в целом союз одобрила. И даже отчасти спонсировала «подарок молодым» – отдельную квартиру. Пусть однокомнатную, пусть не в центре, но – собственную, где Карен мог беспрепятственно упиваться свалившимся на него счастьем, не совсем в него веря.
Потом поверил. Потом и вовсе засомневался – а счастье ли это? Возвышенность юной супруги начала казаться пресно однообразной, точнее – слишком уж возвышенной. Какие-то бессодержательные (с точки зрения Карена) философствования, бесконечные «духовные искания», сопровождаемые тяжелым запахом индийских курительных палочек. Бездонные очи становились все более и более бездонными, «иконописное» лицо – все более и более прозрачным, точно прекрасная супруга таяла в воздухе.
И, наконец, совсем растаяла – канула в каком-то индийском ашраме, а может, в дацане, Карен так и не понял. Ладно, хоть развод успела оформить – «дабы вступать в новую жизнь полностью очищенной от прежних привязанностей». Именно так она стала выражаться к финалу их странного союза. Когда вообще соизволяла хоть что-то произнести. Потому что все больше сидела недвижно, уставясь в видимую лишь ей точку на штукатурке. Почему пялиться в невидимую точку лучше в Индии, чем в московской квартире, Карен не знал. Но извлекать супругу из туманных далей не стал. Что толку? Не на цепь же ее сажать, не силой возвращать к «нормальной жизни». Да и недосуг, по правде говоря. Он и сам был в… исканиях. Точнее – в растерянности: очень уж все вдруг стало зыбко и непонятно.
Место Карену после окончания института приискали очень достойное. И звучит солидно, и возможности прекрасные. Хотя по сути – убожество: мелкий клерк. Правда, в министерстве, что многое искупало. Посреди всеобщих, почти невероятных перемен, должность в министерстве была островком хоть какой-то стабильности и обещала неплохие шансы для карьерного роста. В перспективе, конечно. А хотелось – сразу.
Вокруг бурлили девяностые, состояния делались буквально из воздуха: вчера еще вон тот, подтягивая обвисшие треники, пересчитывал на потной ладошке мелочь, которой едва хватало на пачку самых дешевых сигарет, а сегодня, гляди, пьет что-то коллекционное, любуясь с чистой ресторанной террасы просторными видами Лазурного берега. Не все, разумеется, попадали на Лазурный берег. В кареновском отделе – министерство все-таки – зарплату платили исправно, но многие не видели своих чахлых «получек» (как «подачка», ей-богу) месяцами. Все как-то крутились, что-то покупали, что-то продавали: от кривой картошки с приусадебного участка до многотонных турбин с родного завода. На турбины, впрочем, покупателей не находилось, Карен даже шутку слышал: зачем сейчас кому-то турбины, когда и так все крутятся. Степеннее всех «крутились» появившиеся откуда ни возьмись крепкие ребята в золотых цепях под малиновыми пиджаками. Не иметь «мерина» или «бумера» среди этой публики считалось почти так же неприлично, как когда-то – выйти на люди с немытой шеей. Впрочем, шеи под золотыми цепями чистотой обычно как раз не блистали. Равно как и глаза – выдающимся интеллектом.
Так неужели же, думал Карен, он, умный и образованный, не сможет занять свое место под солнцем. Тем более из всего фармацевтического изобилия крепыши отличали разве что алказельцер. Ну и препараты красного списка. И уж тем более им не приходило в их коротко стриженные головы, что можно продавать… формулы. Или еще что-то в этом роде.
Вот этим и надо пользоваться!
Заехав однажды по какой-то мелкой надобности к смежникам, Карен встретил в одной из тамошних лабораторий Громова. И – зачастил к бывшему сокурснику.
В голове начали вырисовываться некие планы, поначалу смутные, но постепенно все более и более определенные. Бизнес! Совместный бизнес! Нет, Карен не имел в виду плодящиеся вокруг как грибы совместные с зарубежными партнерами предприятия. Зачем? У него есть возможность добыть деньги (без хоть какого-то начального капитала никакое дело не откроешь) и кое-какие связи… Ну ладно, не у него – у родственников, но разве это меняет положение? Для чего ж тогда нужны родственники? Значит, у Карена есть деньги и связи, у Громова – исследования, которые могут стать источником прибыли…
– Вот представь, – вещал он, расхаживая между столами и размашисто жестикулируя, – знакомишься ты с девушкой. Эй, ты меня слушаешь?
– Не отвлекай меня, – угрюмо ворчал Громов.
– И она у тебя спрашивает…
– Отстань, Карен! Я сейчас запятую не туда поставлю или минус вместо плюса, и все расчеты посыплются, эксперимент можно будет в корзину отправлять.
– …спрашивает, чем ты занимаешься, – продолжал тот как ни в чем не бывало. – …и смотрит эдак оценивающе – стоит ли с тобой…
– Отстань, а? Тебе что, непонятно, что мне не до…
– А ты эдак небрежно отвечаешь: у меня, мол, свой бизнес…
Громов демонстративно сунул в уши по круглому карандашному ластику.
Виделся Карену сверкающий офис с длинноногими секретаршами, очень зарубежные партнеры, мигающий селектор: «Карен Михайлович, Милан на второй линии, соединять?»
Один из двоюродно-троюродных дядей, выслушав энергичную речь племянника, одобрительно покачал головой:
– Сыровато, но кое-какие зернышки в твоих рассуждениях есть. Давай, разрабатывай. Будет нормальный бизнес-план – приходи, денег на начальный капитал найдем.
Карен призадумался, поговорил еще раз – уже поспокойнее – с Громовым. И тот неожиданно легко согласился заняться совместным бизнесом. А чего бы ему не согласиться? Ему-то в этой ситуации – как коту на молочном складе: вот тебе сметанка, вот тебе сливочки, вот тебе маслица кусочек… Сиди в отлично оборудованной лаборатории и занимайся любимым делом. Пока бизнес-партнер – Карен то есть – потенциальных инвесторов убалтывает, договора заключает и прочей бизнес-макулатурой занимается.
В первые месяцы Карен чувствовал себя королем Вселенной. Казалось – все будет сразу: крутая иномарка, собственный дом, путешествия по всему миру… На деле же приходилось «клевать по зернышку». И боевой задор, которым Карен поначалу аж светился, постепенно пошел на убыль. Нет, потенциальных заказчиков он убалтывал все так же виртуозно – но подыскивать их стал с куда меньшим энтузиазмом.
Некоторое время Карена еще развлекали девушки.
После первого брачного опыта Карен стал осторожнее и в ЗАГС не торопился, заранее предупреждая каждую из девиц, что он – птица вольная, а если кому-то что-то не нравится, он не настаивает. Девушек вокруг много, а Кавояны в неволе не размножаются.
Поначалу кандидатки соглашались на «никто никому ничего не должен», но потом очередная Наташенька решала вдруг, что из Карена должен получиться отличный муж, и начинала добиваться своего всеми доступными средствами. Вплоть до истерик и скандалов – в буквальном смысле слова.