Техно-Корп. Свободный Токио - Виталий Вавикин

– Мир родился из хаоса, – говорит он. – Это наша природа. Какой смысл идти против природы?

– Говоришь как радикал технологических нигилистов, – подмечает Ацуто Комано.

Сунан Хурихава оживляется, вспоминает девушку, работавшую нейронным реконструктором, которую хотел заполучить в проект создания двухуровневого языка сознания для нейронных сетей. Она тоже была представителем радикальных технологических нигилистов. Он щелкает пальцами, пытаясь заставить себя вспомнить ее имя.

– Кейко? – хмурится политик. – Это не ее обвинили в поджоге утилизационной фабрики и отправили в коррекционную тюрьму?

– Именно.

– Да, странный был процесс.

– А кто был спонсором?

– Кто?

– Концерн «Синергия». Неофициально, конечно, но я навел справки и… – издатель снова подливает политику саке. – Концерн оплатил эфирное время, купил голоса, выделил целый нейронный отдел, чтобы дело радикала ТН стало известно каждому.

– И зачем им это нужно?

– Демонстрация силы, пропаганда заокеанского мышления… Вспомни нашумевший процесс над якудзой из клана Тэкия. Скольких он убил? Кажется, только официально удалось доказать его причастность к гибели пары десятков людей. Вспомни, кто выступал спонсором процесса. Север. Вспомни пропаганду, которую сеяли его представители, убеждая общество запретить продажу гражданским всех видов оружия, как это реализовано в северных странах. Они не говорили о самозащите. Они говорили, что гражданские не способны быть рациональными и послушными, когда в руках у них есть оружие. Безоружными и беспомощными проще управлять, сжимая им горло железной рукой закона. Но как это подносилось, а? Север с гордостью заявлял, что в их стране устранены все бандформирования, и пытался убедить токийцев, что пришло время поставить крест на кланах якудза…

– Ну, в последнем нас убеждают и заокеанские страны, – политик улыбается и неловко тянется за закуской.

Блюдо с синтетической сашими переворачивается. Политик тупо смотрит на идеально ровные кубики синтезированной рыбы.

– Ты когда-нибудь ел настоящего лосося? – спрашивает он издателя. – Иногда мне кажется, что скоро в этом мире не останется ничего настоящего. Повсюду будут эти чертовы манекены, – политик бросает недобрые взгляды в сторону официанток-синергиков.

– Думаешь, Токио ждет тоталитарная корпократия? – спрашивает издатель.

Он вспоминает историю девушки по имени Кейко из партии технологических нигилистов. Даже после того, как суд вынес приговор, она продолжала отрицать свою причастность к поджогу утилизационной фабрики. Независимое расследование, которое провел Сунан Хурихава, надеясь оправдать девушку, чтобы получить ее в ряды своего издательства, смогло доказать ряд фальсификаций, но судьи остались глухи к заявлениям одного из самых крупных нейронных издательств Токио. Возможно, имело смысл попытаться доказать их причастность к заговору, но Сунан Хурихава не осмелился копнуть так глубоко в одиночку. «Никаких денег и связей не хватит, чтобы бросить вызов заокеанской корпократии», – подумал он тогда.

Сейчас Хурихава поймал себя на мысли, что стоило попробовать обратиться за помощью к кланам. Вот только тогда целью стала бы уже не только Кейко. Это вышло бы за рамки желания получить талантливого нейронного реконструктора в свое издательство. Это стало бы политикой. А забираться, увязать, тонуть в этом болоте Сунан Хурихава был еще не готов. Его люди смогли доказать причастность заместителя директора фабрики утилизации заокеанского концерна «Синергия» к заговору. Получивший ожоги охранник фабрики пострадал, вероятно, в результате неудачной попытки поджога.

– Даже если вы докажете это, – сказал охранник Сунану Хурихаве, – то это вам ничего не даст. Я потеряю работу, мне понизят идентификацию социального статуса. Возможно, обвинят в причастности к партии радикальных ТН, но до истинных заказчиков вам не добраться.

Беседа не была официальной, хотя Сунан Хурихава все равно не смог бы ничего доказать. Чуть яснее картина вырисовалась с любовником Кейко – силовиком по имени Эйдзи Гонда. Нанятые Сунаном люди обнаружили крупные перечисления на счет силовика. К тому же на суде он подтвердил, что сам предложил Кейко присутствовать на задержании свихнувшегося синергика и при его последующей транспортировке на фабрику для утилизации.

– Я хотел, чтобы Кейко поняла: синергики – часть нашего общества, часть нашей жизни. Но мы не должны бояться и ненавидеть их. Они созданы улучшить и облегчить нашу жизнь, – скажет он на суде.

Изучит Сунан и других технологических нигилистов, арестованных вместе с Кейко. Они никогда не состояли в официальных рядах партии, но их задержали лишь потому, что после посещения утилизационной фабрики Кейко пыталась связаться с ними. Ни одно из дел, заведенных на этих людей, не дошло до суда. Их не было на фабрике в ночь поджога. Не было там и Кейко – суд не отрицал этого, не мог доказать обратного. Кейко обвинили в организации поджога, принимая во внимание, что исполнителей установить не удастся. Процесс привлек к себе колоссальное внимание, и все это время в народе росла популярность концерна «Синергия». Было ли странным, что когда Кейко отправили в коррекционную тюрьму, в продажу выпустили бюджетную партию синергиков, по таким смешным ценам, что люди готовы были убивать, лишь бы получить возможность принять участие в акции? Процесс над Кейко забыли. Остался только громадный спрос на синергиков, которые давно заполонили заокеанский мир, превратив концерн «Синергия» в экономических хозяев мира.

Расследуя дело Кейко, Сунан Хурихава наткнулся на новый проект концерна, частично реализованный в небольших экспериментальных городах за океаном. Проект предполагал расширение возможностей синергиков, выход их сознания за пределы ограниченных возможностей и функций.

– Ты знаешь, что за океаном есть целые города, где живут только синергики? – спрашивает издатель политика, веля официантке-синергику принести еще один кувшин саке. – Их биоэлектронный мозг изменен и приближен к уровню человека. Они существуют, развиваются… И это уже не машины. Это что-то большее. Словно прототип нашей личности, созданный тоталитарным миром. И неважно, кто победит – технократы или корпократы, – результат будет один. Мы варимся, как та лягушка, которую посадили в котел с холодной водой и развели под ним огонь. Она сварится и не поймет этого. С нами происходит нечто подобное. Мы уже приняли международные коррекционные тюрьмы. Даже Север. Тюрьмы класса «Тиктоники» меняют наше сознание. Они перевоспитывают людей. Больше! Они извлекают сознание и переписывают его, удаляют в случае неудачной коррекции то, что система считает неприемлемым. Ты видел этих людей? Почти те же самые синергики. Нас уверяют, что коррекция сохраняет личность, но где уверенность, что, пройдя коррекцию, ты останешься тем же человеком, что и прежде? Вспомни якудзу из клана Тэкия по имени Семъяза. Он стал единственным убийцей клана, которого система сочла исправившимся.

– Я слышал, клан отрекся от него после этого, – осторожно вспоминает политик.

– Именно, – оживляется издатель. – Что если он – это уже не он? Что если в его тело просто загрузили программу синергика, как те, что используются за океаном?

– Не думаю, что это так, – говорит политик. – Думаю, это просто рекламный ход в защиту коррекционных тюрем. Людям просто хотят показать, что проект «Тиктоника» работает. Уверен, этому якудзе просто повезло. Ты узнавал, сколько всего он прошел коррекционных циклов, прежде чем система поместила его в реабилитационный центр?

– Я узнавал, насколько глубоко позволено коррекции менять личность, – говорит издатель. – Ты знаешь, как сильно изменились стандарты за последние годы? Нас уверяют, что коррекция работает, но в действительности она просто получила больше полномочий. Если раньше личность оставляли без изменений, подразумевая, что человек должен измениться самостоятельно, то сейчас они просто устанавливают в сознании блоки, соответствующие прошлым проступкам.

– Хочешь сказать, что они запретили убийце убивать? – политик пьяно икает и жестом просит издателя подлить ему саке.

– Именно. Система ставит блоки. Насильникам подавляют способность причинять боль другим, убийцы не могут забрать чужую жизнь.

– Теперь понятно, почему Тэкия отказался от того якудзы, – смеется политик, видит, что издатель серьезен, и снова пьяно икает. – Да брось. Ты ведь несерьезно.

– Серьезно.

Они спорят, чуть ли не дерутся, и разошедшийся политик зовет появившегося якудзу.

– Вот ты-то мне и нужен! – кричит он, спрашивает у издателя, как звали убийцу из клана Тэкия, который прошел коррекцию.

– Семъяза, – говорит Сунан Хурихава.

– Точно, Семъяза! – политик обнимает якудзу. – Скажи, ты знал этого убийцу?