Джентльменов нет – и привет Джону Фаулзу! - Ирина Степановская

Главной заботой Юры, конечно, были отношения с Настей. Мысль о том, что с этой женщиной он более-менее мирно сосуществовал около пяти лет, даже одно время не исключая возможности жениться на ней и ощущая определенное спокойствие властителя, которому не надо больше никого искать, постепенно, в несколько дней, стала вызывать в нем ужасное раздражение. «Кто из нас изменился? Я? Или она? – думал Юра о своих, теперь пугающих его отношениях с Настей. – Неужели я был до такой степени слеп и подавлен, что чуть не с радостью сошелся с такой не подходящей для меня женщиной?»

Да, вероятно, Настя была не хуже, а может, и лучше других женщин, но сейчас он совершенно не хотел ее видеть. Настя же, будто почувствовав его желание освободиться от нее, стать вновь свободным, наоборот (так ему представлялось), мучительно к нему привязалась. Если в первые месяцы их знакомства Юра думал, что они соединились как два разумных, свободных человека, в любой момент готовых разойтись, если отношения покажутся им в чем-то тягостными, то теперь выяснилось, что Настя не может без него прожить ни одного дня. Она изводила его разговорами о том, как привыкла к нему, как любит его всем сердцем, что она не может даже думать о том, будто он может без нее обойтись. С обезоруживающей доброжелательностью она постоянно внушала ему, что без нее он не справится с трудностями в этом ужасном океане современной действительности и что он, такой чувствительный и такой нежизнеспособный, легко может стать добычей каких-нибудь непорядочных людей. Она пугала его тем, что он может заболеть и останется лежать один в запертой изнутри квартире, и некому будет подать ему тарелку бульона и стакан воды.

Да, так она говорила, и получалось, что Юра, хоть и не хотел ее слушать, не мог не слышать ее слова, хотя и не верил ей. Он думал, что в состоянии прекрасно обойтись без ее услуг. И каждый раз ночью, когда Настя прижималась к нему и плакала, говоря, что не переживет, если он ее бросит, он чувствовал скуку, раздражение, духоту и желание остаться одному в своей постели. Однако одновременно к этому чувству присоединялись неловкость и неуверенность оттого, что он не может дать ей успокоение, уж если не моральное, то физиологическое. И когда она почти насильно все-таки вызывала в нем прилив возбуждения, он чувствовал себя от этого нисколько не лучше, а хуже, как будто совершил нечто ненужное ему, вредное, причинившее ущерб. Он чувствовал себя как человек, мечтавший о богатстве, но растративший по пустякам полученное наследство.

Бежать к матери стало теперь невозможным. После трех Юриных ночевок в квартире Елены Сергеевны Настя стала его там караулить. Однажды он все-таки старыми, со школьной поры известными путями пробрался к матери, а Настя не постеснялась устроить в присутствии Елены Сергеевны грандиозный скандал с воплями и слезами. Мама тогда очень расстроилась, а он, чувствуя себя неудобно за то, что доставил ей огорчение, решил, что будет лучше найти какой-нибудь другой способ бегства. Настя же, надо отдать ей должное, избрала беспроигрышную модель поведения – она волновалась о нем, она заботилась, а Юра вел себя как неблагодарная скотина. Конечно, он мог бы поменять замки в своей квартире, но Настя тогда караулила бы его на лестничной площадке и трезвонила в дверь до тех пор, пока он не открыл. В общем, Юре было не до взглядов Нины Ворониной. И хотя она нравилась ему и он ценил ее ум и приятную внешность, одна только мысль о том, что он может связаться еще с одной женщиной, приводила его в панический ужас.

12

Вопрос: «Что не может понять женщина?»

Макар, 23 года, легкоатлет: «Что я хочу поговорить по телефону в одиночестве. А еще что мне надо, ничего не спрашивая, постирать и погладить спортивную форму».

Алик, 37 лет, продавец: «Что я настроен решительно. И все эти сопли-вопли «Ах, у меня голова болит!» не прокатят».

Дима, 26 лет, переводчик: «Что ей надо потише сделать звук телевизора. Что я не буду мыть посуду после ужина. Что я хочу спать. Просто спать. Без нее».

Георгий, 31 год, аудитор: «Моя любовница не понимает, что я с ней просто встречаюсь, потому что мне так удобно. Семья – рутина, а тут – праздник с вариациями, досуг, удовольствия. Но разводиться я не планировал с самого на чала!»

Итак, встреча Лизы и Нины произошла там же, где и в первый раз – в рабочей комнате офиса, где компьютеров было больше, чем людей. На улице в тот день внезапно похолодало и потемнело, и хотя время было не позднее, изморозь за окнами создавала впечатление предзимнего вечера. Людям казалось, что они смотрят на мир сквозь не только запыленные, но еще и затемненные стекла. Встреча была обговорена по телефону. Нина хотела, чтобы она произошла пораньше. Юра должен был прийти к пяти, и ей было бы жаль делить его общество с Лизой. Бабские разговоры – особое дело, нечего вмешивать в них мужчин, – так сочла Нина. Но Юра, как назло, в этот день пришел на вторую работу пораньше – у него оказалось только две пары, и последнюю из них отменили – студентов отправили на станцию переливания сдавать кровь. Естественно, в волонтеры пошли единицы, большинство сбежали под шумок кто куда. Читать лекцию в такой обстановке было бы делом неблагодарным, и Юра распустил жалкие остатки желающих учиться и решил, что больше удовольствия он получит, отправившись к Нине.

Он открыл дверь в их комнату и удивился: Нина сидела одна, больше никого на работе не было.

– У вас тоже День донора или всех сморила чума? – поинтересовался он, как всегда небрежно бросая свое пальто на спинку стула.

– Хуже. Грипп, – ответила Нина, отрываясь от компьютера и наблюдая, как Юра усаживается за стол, включает блок питания и потирает руки в предвкушении интересного занятия. Почему-то она представила, как вот так же, потирая руки, он подходит к берегу реки, снимает пиджак, разматывает удочку, азартно плюет на червяка и закидывает блесну. – Послушай, а у тебя есть хобби? – неожиданно спросила она. В ожидании Лизы она слегка нервничала, и поэтому в голову ей приходили неожиданные мысли.

– Есть, – спокойно ответил Юра, поворачиваясь к ней на стуле, пока инсталлировалась программа. – Я книжки люблю читать.

Это совсем не согласовывалось с Нининым представлением об интеллигентном рыбаке или любителе-охотнике.

– Детективы, наверное? – с некоторым разочарованием спросила она.

– Иногда и детективы. Разное. – Юра уже отвернулся от нее и застучал по клавишам. – Сейчас я читаю Энгельса.

– Кого? – Нине показалось, что она ослышалась.

– Фридриха Энгельса, – уточнил Юра, чтобы больше не оставалось сомнений в том, что он читает не какого-то однофамильца, а именно классика марксизма.