Глубокое ущелье - Кемаль Тахир

Фильятос опешил. Но решил не принимать ее поступок за оскорбление, ибо не мог быть для него оскорблением удар женщины. Он обернулся к Осман-бею.

— Не по закону подымать на жалобщика оружие, Осман-бей. Недостойно мужчины сидеть вместе с женщиной...

Чуть раньше, когда Фильятос сказал, что прибыли они за своим правом, Орхан послал одного из своих людей за караджахисарскими стрелами, решив, что они могут пригодиться. И положил их, завернутыми в тряпку, перед отцом.

— Прости ее, сеньор Фильятос! — все так же незлобиво ответил Осман-бей.— Нет у нас худшего преступления, чем насилие над женщиной. Но если ты ищешь права, то и мы его ищем! — Он развернул тряпку и, взяв одну из стрел за перо, воткнул в землю.— Ты узнаешь, чья это стрела?

Фильятос глянул, узнал, но не подал виду. Только безголовые туркмены могли надеяться обвести его с помощью такой хитрости.

— Наша стрела, ну и что?

— Вчера мы вынули ее из мертвого тела Демирджана, на которого ты принес свою жалобу. И не из груди — из спины!

— Где вы нашли труп?

— На нашей земле... Рядом с нашей деревней... Да еще трех боевых коней у нас угнали, сеньор Фильятос. Взяли мы след, привел он к вашей земле... А где был труп Лии?

Фильятос оторопел. Видно было, он изо всех сил пытается сообразить, что произошло.

— Смотрите, может, Демирджана убили после того, как он задушил девку.— В глазах его блеснул злой огонек. Бедняга Мавро, услышав о смерти Демирджана, замер. Фильятос метнул на него злобный взгляд.— Может, вот этот пес убил вашего человека? Узнал чалму и, чтобы отомстить за сестру, выстрелил ему в спину...

Мавро застонал. Покачнулся, словно защищаясь от удара, и в ужасе откинулся назад. Еще немного, и он рухнул бы на землю. Но Баджибей подхватила парня, прижала к груди. Волосы ее выбились из-под платка, губы плотно сжались, глаза сверкали, как у тигрицы, готовой броситься на защиту своего детеныша.

— Где был вчера вечером этот Мавро?

Фильятос и вместе с ним вся площадь удивленно оглянулись. Вопрос задал верный друг Демирджана армянин Торос, которого Осман-бей сегодня отправил в деревню Дёнмез.

— Где был? В крепости. В Караджахисаре.

— А сегодня утром?

— А тебе что? Не суй нос в дела, которые тебе не по разуму, армянин поганый! Грязный раб!

— Он не раб, а один из наших джигитов.— В голосе Осман-бея зазвучало негодование.— Говори, Торос-ага!

— Ошибается этот хозяин.— Торос нарочно назвал Фильятоса «хозяином», бросив это слово как оскорбление.— Наш кровник — не Мавро. Откуда это известно? А вот откуда.

Он вынул из колчана стрелу и воткнул ее рядом с первой. По черному оперению сёгютцы снова опознали караджахисарскую стрелу.

Фильятос медленно сказал:

— И эта стрела наша. Где взял?

— На рассвете кто-то пустил ее в Маркоса, попа нашей деревни... Слава богу, не попал! — Он указал подбородком на Мавро.— Святой дух он, что ли, чтобы, сидя в вашей крепости, стрелять в нашего попа? Между ними два часа пути...

— А поп не видел, кто в него стрелял?

— Издалека стрелял. Убежал трус в болото. Прошли немного по следу, да не поймали. Болота не знаем.

Осман-бей воспользовался растерянностью Фильятоса.

— Выходит, мой друг Фильятос, кто-то хочет нас натравить друг на друга. Не поддадимся проискам врагов наших! Передай от меня привет твоему брату, благородному Аксантосу. Мы пойдем по следу наших кровников. Найдем — отомстим. И вы, конечно, так не оставите. Ты устал, но хорошо, что приехал. Дело чуть прояснилось. Слезь с коня, отдохни! Выпей нашего вина, остудись! Раздели наш хлеб.

— Спасибо, Осман-бей! Брат приказал скорей возвращаться. Воины наши взбешены. Вернемся вовремя.— Он глянул на Мавро, как на змею, и махнул рукой.— А ну, давай вперед!

Баджибей почуяла раненым сердцем своим, что Мавро затрепетал с головы до ног. Осман-бей, отведя взгляд от распахнутых в ужасе глаз Мавро, быстро соображал, что можно сделать для этого караджахисарского парня. Нетрудно было представить себе, что ожидает парня, если его сейчас уведет с собой Фильятос.

На счастье, Баджибей нашла выход.

— Вместо сына моего нашла я себе сына. Не отдам! — с отчаянием сказала она. Добавила: — Если он захочет уйти, тогда...

— Не пойду, нет! Убьют они меня. Секли кнутами до утра. Не отдавай меня, матушка Баджибей!

Фильятос в гневе схватился за эфес.

— Да что же это, Осман-бей? Один из наших людей убит... Мы должны найти виновного. По закону ли это — защищать подозреваемых?

Осман-бей не успел ответить. Гази тоже схватились за сабли. Баджибей крикнула, словно отдавала команду:

— Что вы стоите, сестры? Умерли, что ли?

Обнажив сабли, женщины, все как одна, выстроились рядом со своей предводительницей. Многие из воинов-дервишей с треском вытащили стрелы, натянули тетиву. Акча Коджа вышел вперед, не дал Осман-бею сказать свое слово.

— Благородный Фильятос! Со вчерашнего дня не находят они места себе от горя и гнева. Ты сказал: «Наши воины взбешены». Значит, можешь понять. Оставь его, ступай! Вскоре тайное станет явным. Надо будет, я его приведу. Сдается мне, на этих днях еще придется нам встретиться.

Фильятос, закусив губу, старался сдержать ярость. Слова Акча Коджи, во всяком случае, давали ему возможность спасти честь. Он попытался улыбнуться.

— Будь по-твоему, благородный Акча Коджа! На этой земле ты человек надежный. Слово твое — залог для нас. Прощайте!

Он поднял коня на дыбы, дернув за повод с такой силой, что чуть не разорвал ему губы, и пустился в галоп.

Осман-бей подождал, пока затихнет стук копыт.

— Спасибо, Баджибей! — сказал он с улыбкой.— Спасибо, мать Демирджана, ты сохранила нашу честь! — Он обернулся к площади.— Хотели убить попа деревни Дёнмез за то, что он взял след... Значит, враг не отстал от нас. Судя по стрелам, нас хотят поссорить с Караджахисаром, с соседями нашими. Слушайте меня хорошенько. С сегодняшнего дня удел будет жить, как во время войны. Ночью оружие держать под головой. Днем и ночью прислушиваться к барабану. Отныне по вечерам коней приводить с выгонов в дом. На горных дорогах выставить дозоры. Никто, кем бы он ни был, не смеет пересекать наших границ. Отныне запрещено драться с соседями. Надеюсь, никто не требует больше налета. Что скажешь, дервиш Даскалос?

Даскалос молчал, не подымал глаз от земли. Всем стало ясно, что славившийся своей изворотливостью Даскалос на сей раз не находит слов. Для воинов Сёгюта не было ничего смешнее, чем оказаться жертвой собственной хитрости.

У всех словно гора свалилась с плеч. Раздался смех. Хлопая себя по животу, воины хохотали.

Так кончился траур по Эртогрул-бею и Демирджану, ибо в девяностых годах тринадцатого века смерть была привычнее жизни.

Часть третья

I

— Раз! Опять не вышло. Накинуть петлю на крюк и натянуть тетиву надо в один миг — так, чтобы лук, сукин сын, сам не понял, что с ним произошло. А ну — разом! Да не извиняйся ты, сынок Керим. Все никак не забудешь уроков вежливости муллы Яхши. Сказано: в один миг! Лук должен бояться тебя, чувствовать, что попал в руки джигита... Перед тобой не белая тетрадь, а черный враг. Не сладишь с тетивой — пропала твоя голова! А ну, еще раз, чтоб тебя!.. Дочь моя и то лучше управляется, несчастный Керим! Разве так держат? Эх, только зря стараюсь!.. Проваливай! Займись-ка чем-нибудь другим!.. А ты подойди сюда, сынок Мавро, покажи себя! Раз! Готово! Еще — раз!.. Готово! Может, ты и не гяур вовсе, а мусульманин Мавро, а? Ведь такие ловкие бывают только мусульманские воины. А ну-ка, еще разок. Пусть поглядит да устыдится несчастный Керим! Взяли! P-раз! Готово. А почему? Потому, что кто хочет лучником стать, старается навык добыть... Навык в любом деле — главное... Навык руки, навык глаза и особо — сердца. У твоего побратима, сынок Мавро, бывшего мулленка, и руки есть, и глаза есть, да вот храбрости в сердце нет... А что сказано? «Трусливый пес волка к стаду приучает»,— сказано. Мысли у трусишки не здесь. Небось о своих книгах думает. А если ученик не следит во все глаза за учителем, никогда науки не схватит. Так, перейдем ко второму уроку. Накинуть петлю, вынуть стрелу из колчана, быстро взвести тетиву, с помощи аллаха гвоздем вбить в цель. Смотри, чтобы спущенная тетива по лицу не ударила. А ну, покажите себя, ребята! Раз — тетива надета! Два — стрела на тетиве! Три — полетела в цель! А цель вон она — грудь врага!.. А ну, с богом!.. Раз, два, три!.. Эх, чтоб вас! Попасть попали, да медяка ломаного не стоит ваша стрельба. Быстрота где, ловкость? Или вы думаете, враг станет ждать, пока вы управитесь. Нет, вижу, не стать вам лучниками. Придется мне в бою от стыда за вас в землю глядеть. Только подлеца Даскалоса рассмешите. Жаль. А ну еще! Тащи, взводи, пускай!.. Нет-нет, не так! Что вам было сказано вчера? Не успела первая стрела в цель попасть, вторая уже на лету, а третья — на тетиве. А ну-ка!.. Опять стрела у цели, а вы еще никак тетиву не поймаете... Не выходит ничего! Шуты вы гороховые, а не лучники. Тут золотые руки должны быть. Быстрота нужна, хватка, злость! Силу надо вкладывать в стрелу, пока она на тетиве, Керим! Тогда с силой и пойдет. Сколько раз говорил: меткость — это не счастье, а усердие. Что улыбаешься, Мавро? Не в руке усердие должно быть, в голове! Треснуть бы тебя по затылку... А ну, сначала!.. Стрелы должны сыпаться на врага как дождь... Вынимай, взводи, пускай! Да не качайтесь вы! Стойте на ногах твердо, как забитый в землю кол...