Лето, книжка и любовь! - Александра Кэрью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 28
Лия решила, что июнь был наихудшим месяцем. Белла приехала в конце мая, и через месяц ушел Бен. Лия была в депрессии, она не помнила, чтобы такое случалось с ней раньше. Но с приходом нового месяца она почувствовала, что настало время для новых начинаний.
Стало жарко, и уже не верилось, как совсем недавно можно было ходить в свитерах и теплых куртках, спать под самым толстым одеялом и включать обогреватель сразу после захода солнца. Не верилось, что в половине шестого приходилось закрывать ставни, словно скрываясь от темноты снаружи, потому что теперь она могла сидеть на террасе целыми вечерами, в компании кометы и звезд, которые иногда падали.
Она убеждала себя, что это лучшее время: ведь книга начала обретать свою форму, но чувствовала только пустоту. Ее раздражал поток приезжих, которые когда-то уже были на курсах, и теперь она натыкалась на них то у бунгало, то в апельсиновом саду. Она не хотела ни с кем разговаривать, поэтому вместо того, чтобы поплавать в бассейне, она проводила время у себя на террасе, иногда присоединяясь к Этьену в лунном саду. Он дарил ей баклажаны и кабачки, странные перцы, и когда она готовила что-то из них, то старалась убедить себя, что получается гораздо вкуснее, чем из овощей, купленных в магазине. На самом деле она не чувствовала разницы, и у нее вообще не было аппетита.
Она изучала сады и клумбы, писала заметки о цветах, решив добавить их в каждую главу. И понемногу книга росла, как вьюнок постепенно разрастается по стене. Было странно, что все вокруг веселилось, когда ей так грустно.
Белла вернулась в Англию, и это было облегчение. Лия устала беспокоиться, чтобы не встретиться с ней на тропинке или в супермаркете. Она бы не знала, что сказать: то ли сделать вид, что ничего не произошло, то ли устроить сцену, как брошенная любовница, чего ей как раз не хотелось. Было ясно, что нормального разговора у них не получилось бы. И она этого не хотела. Когда однажды Хлоя сказала, что Белла уехала, Лия ощутила смешанное чувство облегчения и разочарования, как будто игра закончилась и без нее жизнь потускнела еще больше.
Хлоя заглядывала время от времени пригласить ее на уроки йоги или на пиццу в деревне. Сначала Лия с неохотой отказывалась, но потом решила, что ей стоит выходить и встречаться с новыми людьми. Никто не собирался приходить к ней, и она должна была, как советовала Пичс, помочь себе сама. Она сомневалась, что Хлоя и Этьен могли познакомить ее с кем-то интересным, но для начала это было неплохо.
Однажды вечером Хлоя пригласила ее на ужин с семьей Этьена. Они жили в огромном доме в начале деревни, трехэтажном, населенном тремя поколениями — сестра Этьена и младший брат, его родители и бабушка. Лия не знала, чего ожидать, но подумала, что приятный домашний ужин мог бы развлечь ее и дать новые истории для ее книги. Она представила споры о приправах с его матерью, рассказы о рецептах, передаваемых из поколения в поколение, и новые анекдоты, которыми она собиралась начинать каждую главу.
Когда они пришли, Лиино сердце упало. Родителей Этьена не было, и его брат и сестра решили устроить вечеринку. Лию встретили слишком громкой французской попсой и бокалом дешевого красного вина. Она села рядом с Хлоей в кресло и стала наблюдать армию двадцатилетних, хихикающих и болтающих на своем жаргоне. Сцена напоминала дискотеку конца шестидесятых, и Лии хотелось вернуться в свой розовый коттедж, налить себе бокал достойного вина и забраться в кресло с книгой.
Хлоя не обращала внимания на возрастной барьер и чувствовала себя уютно с гостями, часть из которых, как оказалось, посещала ее уроки йоги. Она воодушевленно болтала на ужасном французском, смеялась над детскими шутками, обсуждала наряды. Лия чувствовала себя неуютно, старой и одинокой. Этьен суетился о еде, рагу из свинины с яблоками и сидром, которое, к сожалению, должно было приготовиться только к ночи.
Она попробовала поболтать с братом Этьена, тихим парнем с сальными волосами и угрями на носу и подбородке. Он только что окончил школу и начал работать вместе с отцом. Говорить было не о чем, они замолчали, и она не смогла удержаться и представила, что бы произошло, если бы сейчас вошел Бен. Она с нежностью подумала, что он посмеялся бы над ней и увел куда-нибудь. Но Бена не было. Ее Бен ушел, его заменил другой, который предал ее. Сейчас он был далеко и наверняка даже не вспоминал о ней неделями. Его больше не было в ее жизни, он превратился в героя романа, с которым ей было хорошо когда-то, но чей образ потускнел, когда страница была перевернута. А она была здесь, в компании подростков и Хлои, этого вечного подростка, и вечер казался нескончаемым.
Дверь отворилась, вошла женщина, увешанная бижутерией. Сначала Лия предположила, что это мать Этьена или его тетя, но когда она стала выговаривать за беспорядок и критиковать рагу из свинины, Лия поняла, что это бабушка Этьена. У нее были длинные волнистые крашеные темно-красные волосы, пальцы, унизанные кольцами, и оранжевая помада, не подходившая к длинным розовым ногтям. На ней были брюки и черная блузка с открытым воротом и три тяжелых золотых цепи на груди. Лия не понимала ни одного слова из того, что та говорила, но было очевидно, что это интересный персонаж.
Через несколько минут пришла ее подруга, крашеная блондинка с оранжевыми помадой и маникюром, в черных брюках и золотистой блузке. Вместо бижутерии у нее было подтянутое косметической операцией лицо. Она была застенчивее бабушки, но присоединилась к беседе о температуре духовки, в которой стояла свинина.
Наконец, они ушли, видимо на танцы или в казино на побережье. Этьен рассказывал, что это были обычные развлечения бабушки по выходным, и это помогало ей не стареть.
Лия грустно потягивала красное вино в поисках причины, чтобы извиниться и уйти. Ей нечего было сказать и никто бы не заметил ее отсутствия. Но она не могла. Ее пригласили, и она решила остаться. Она поговорила с хорошенькой девушкой, которая собиралась стать медсестрой, и с Мари-Клод, сестрой Этьена, которая только что начала работать. Она подружилась с их лабрадором и соседской кошкой, которая прибежала попробовать собачью еду. Она старалась не думать о Бене и о Белле, о книге, которую читала. Об ужине, который она могла бы сейчас есть, об одеяле, под которое она могла бы сейчас забраться, чтобы проснуться уже завтра.
Без четверти десять подали ужин. Рагу было великолепно, куски свинины и яблоки в соусе из сидра и сливок, и можно было на некоторое время замолчать. Она отказалась от второй тарелки и вина и простилась в половине одиннадцатого. Никто не стал уговаривать ее остаться, она вышла в теплый июльский вечер и отправилась домой.