Пересечение Эйнштейна: Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов - Сэмюэль Дилэни

— Доктора сказали — мозг не глупый.

— Послушайте, мы с вами разговариваем — мы будем с вами много и долю говорить, но сначала я должна вас научить… — она запнулась. — Я должна кое-чему вас научить.

— Чему же?

— Насчет «вы» и «я». Вы слышите эти слова по сто раз на день. Разве вы никогда не задумывались, что они означают?

— Зачем? Большинство вещей понятно и без них.

— Ну, тогда давайте говорить на том языке, с которым вы выросли.

— Нет.

— Почему же? Я хочу установить, не знаком ли мне этот язык.

— Доктора сказали, что что-то не в порядке с мозгом.

— Хорошо. Но что же не в порядке?

— Афазия, алексия, амнезия.

— Да, это осложняет дело, — она нахмурилась. — Это произошло до или после ограбления банка?

— До.

Она постаралась привести в порядок информацию, которую только что получила.

— С вами что-то произошло, и вы утратили память, способность говорить, читать, и первое, что вы сделали после этого — ограбили телехронный банк… А какой именно?

— На Реа-IV.

— А, небольшой. Но все же… Вы оставались на свободе шесть месяцев. Есть ли у вас хоть малейшее представление о том, кем вы были до утраты памяти?

Батчер пожал плечами.

— Наверняка было проверено, не работаете ли вы на кого-нибудь под гипнозом. Вы не помните на каком языке говорили раньше? Ну что ж, ваши речевые образы должны основываться на вашем прежнем языке, или вы узнали бы о «я» и «вы», просто услышав новые слова.

— Почему эти звуки должны что-нибудь обозначать?

— Вы задаете вопрос, на который я не могу ответить, потому что вы не знаете значения этих слов!

— Нет, — недовольство исказило его голос. — Нет. Существует ответ. Слова ответа должны быть простыми — вот и все.

— Батчер, существуют определенные понятия, обозначаемые словами. Если вы не знаете слова, вы не сможете уразуметь понятия. А если у вас нет понимания, то нет и ответа.

— Слово «вы» трижды, так? Все еще ничего неясного, значит «вы» не имеет значения.

Она вздохнула.

— Это потому, что я использовала это слово фактически, по обычаю, без опоры на его реальный смысл — просто как речевой оборот. Послушайте, я задала вам вопрос, на который вы не смогли ответить.

Батчер нахмурился.

— Понимаете, вы можете уловить смысл этих слов, вдумываясь в то, что я говорю. Лучший способ изучить язык — слушать его. Так слушайте. Когда вы, — она указала на него, — говорите мне, — она указала на себя. — «Знать, какие корабли должны быть уничтожены, и они уничтожены. Теперь идти вниз по Языку Дракона», вы дважды ударили кулаком, — она коснулась его левой руки, — себя в грудь, — она поднесла его кулак к груди. — Кулак пытался сказать что-то… А если бы вы использовали слово «я», вам не нужно было бы ударять себя в грудь. Вы хотели сказать вот что: «Вы знали, какие корабли нужно уничтожить, и я их уничтожил. Вы хотите идти вниз по Языку Дракона, и я поведу „Тарик“ вниз по Языку Дракона».

Батчер снова нахмурился.

— Да, кулак что-то говорит.

— Разве вы не видите, что иногда вы хотите что-то сказать, но не имеете слова, обозначающего вашу идею? Вначале было слово. Пока что-то не названо, оно не существует. Но это существование необходимо мозгу, иначе вы не били бы себя в грудь или кулаком в ладонь. Мозг жаждет этого слова. И позвольте мне научить вас.

Он нахмурился еще сильнее.

Теперь туман между ними рассеялся. В сверкающей звездами тьме двигалось что-то призрачное и мерцающее. Чувственный приемник, к которому подошли Ридра и Батчер, преобразовывал полученный сигнал в зрительные образы.

— Вот, — сказал Батчер. — Чужой корабль.

— Он с Кайрибии-ІѴ, — сказала Ридра, — они дружественны Союзу.

Батчер удивился, что Ридра с первого взгляда узнала корабль.

— Очень странный звездолет.

— Забавно выглядит, верно?

— Джебел не знает, откуда он, — Батчер покачал головой.

— Я их не видела с детства. Мы доставляли делегатов с Кайрибии в Суд Внешних Миров. Моя мать была там переводчицей, — она оперлась на перила и посмотрела на корабль. — И не подумаешь, что такое неуклюжее сооружение может совершать полеты в гиперстасисе. Но они летают, и еще как.

— У них есть это слово — «я»?

— Фактически, у них три формы этого слова: я-ниже-температуры-шесть-градусов-по-стоградусной-шкале, я-между-шестью-и-девяносто-тремя-градусами, и я-выше-девяносто-трех-градусов.

Батчер выглядел удивленным.

— Это связано с их процессом воспроизводства, — объяснила Ридра. — Когда температура ниже шести градусов, они стерильны. Совокупляться они могут при температуре между шестью и девяносто тремя градусами, но зачать могут только при температуре выше девяносто трех градусов.

Кайрибианский корабль еле заметно для глаз перемещался по экрану.

— Может быть, вам будет понятнее, если я скажу вам вот что: в галактиках известно девять разумных рас. Все они распространены так же широко, как и мы, все — технически развиты, у всех сложная экономика. Семь из них втянуты в ту же войну, что и мы, и все же мы очень редко встречаемся с ними. Настолько редко, что даже такой опытный астронавт, как Джебел, проходя рядом с одним из них, не смог опознать его. Хотите знать, почему?

— Почему?

— Потому что совместимые факторы коммуникации очень слабы. Возьмите этих кайрибианцев, у которых достаточно знаний, чтобы их яйцеобразные корабли несли их от звезды к звезде. У них нет слов «дом», «жилье»,-«жилище». Возьмем предложение: «Мы должны защищать спои семьи и дома». Когда готовили договор между нами и Кайрибией в Суде Внешних Миров, я помню, что понадобилось сорок пять минут, чтобы сказать эту фразу по кайрибийски. Вся их культура основана на смене температур. Наше счастье, что они знали, что такое семья: кроме людей, они — единственные, кто имеет семьи. Но, что касается «дома», то наши переводчики кончили следующим описанием: «… Помещение, которое создает температурное различие с внешним окружением на такое количество градусов, которое делает возможным существование организма с температурой тела в девяносто восемь и шесть десятых градуса; это же помещение способно понизить температуру в жаркий сезон и повысить ее в холодный; это помещение, где имеются условия для сохранения от порчи органических веществ, используемых в пишу, а также для нагрева их до температуры кипящей воды, чтобы сделать их вкус более соответствующим для обитающих в этом помещении, которые, благодаря смене миллионов жарких и холодных сезонов, приспособились к резким изменениям температуры…» и так далее. В конце концов нам удалось дать им некоторое представление об идее «дома» и о том, почему его надо защищать. Когда им объяснили принципиальное устройство кондиционеров и центрального отопления, дело пошло лучше… И я вспоминаю еще один случай… В Суде Внешних Миров была огромная фабрика по переработке солнечной энергии. Один кайрибианец может пройти по этой фабрике и затем описать ее другому, который никогда не видел ее, таким образом, чтобы второй сумел создать ее точную копию, включая даже цвет стен, — так и вышло, потому что они решили, что мы изобрели нечто стоящее, и хотели сами попробовать. И в этом описании была указана каждая деталь, все ее размеры. И все это было описано в девяти словах. В девяти маленьких словах.