Память и желание. Книга 2 - Лайза Аппиньянези
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меньше всего Катрин сейчас хотела смеяться. Она чувствовала себя глубоко уязвленной, кипела от возмущения. Сколько можно обращаться с ней, как с неразумным ребенком? Сколько можно обманывать ее, гладить по головке, утешать? Ей уже семнадцать! В других странах семнадцатилетние женщины имеют детей, работают. Все, хватит! Она сыта по горло этими стариками, которые смотрят на нее сверху вниз и всегда знают, что можно, а чего нельзя. Она сама разберется, что для нее хорошо и что плохо. Советчики – можно подумать, они никогда не ошибаются! Взять хоть отца. Не успел похоронить жену, женщину, которой изменял, которая с горя наложила на себя руки, как тут же улегся в постель с другой. С такой же холодной сукой, как и его жена. Катрин мысленно с удовольствием повторила бранное словечко. Сейчас папочка со своей сукой наверняка валяются в постели, хотят сделать еще одну дочку.
На самом деле в это время Жакоб ужинал с Фиалкой в отеле «Плаза».
– Ты должен был сам ей об этом сказать.
Фиалка теребила тяжелое ожерелье, висевшее у нее на шее. Ее смеющиеся глаза смотрели с укоризной.
– Не я должна была это сделать, а ты.
– Я знаю, – вздохнул Жакоб. – Она с тех пор со мной не разговаривает. Уехала, оставила записку, что хочет навестить Томаса. Написала, что не знает, когда вернется. Не знаю, что они там задумали… – Он покачал головой, подлил Фиалке вина. – С Кэт очень трудно. Она так чувствительна. Чуть что – сразу забивается в нору. Говорить с ней о прошлом невозможно. Она совсем не такая, как ты. – Он с восхищением взглянул на Фиалку. – А как поживаешь ты, моя странствующая дочурка?
– Твоя толстокожая странствующая дочурка переживает не лучший период своей жизни. – Фиалка комически закатила глаза.
– Не хочешь ли ты исповедаться в грехах своему папочке-психоаналитику? – в тон ей ответил Жакоб, но он давно уже чувствовал, что Фиалка чем-то глубоко обеспокоена.
– А что, если я скажу тебе, что беременна?
Он внимательно посмотрел на нее.
– Ну, не знаю. Во-первых, в этом случае я спросил бы, радует ли тебя это обстоятельство. Затем я спросил бы, кто отец будущего ребенка. И напоследок меня интересовало бы, собираешься ли ты выходить замуж. Потом, вероятнее всего, я запрыгал бы от радости и стал бы хлопать в ладоши. Надеюсь, дедушка из меня получится более удачный, чем отец. – Он замолчал, не сводя с нее глаз. – Так что, Фиалка, я должен в этой ситуации сказать?
– Скажи мне, что я дура. Я не должна была этого допускать.
– Et voila. Ты дура. Ты не должна была этого допускать. – Он снова помолчал. – Тебе не нравится этот мужчина?
– «Нравится» – слово не из той категории. Он превратился для меня в наваждение, в порок. Я думала, уж не заменить ли его героином. Думаю, от наркотика было бы отвязаться легче. – Она улыбнулась своей всегдашней озорной улыбкой. – Проблема в том, что мы друг другу не подходим. У нас вечное состязание – кто больше напакостит партнеру. Кто проявит больше изобретательности. На это требуется очень много воображения. – Взгляд ее затуманился. Фиалка достала сигарету, медленно зажгла. – Понимаешь, мы абсолютно несовместимы. Если мы поженимся, дело кончится смертоубийством. – Она заколебалась. – В общем, я ребенка не хочу. А он об этом ничего не знает.
Никогда еще Жакоб не видел ее такой серьезной.
– Бедная моя Фиалка.
Он догадался, о каком мужчине идет речь.
– А чем объясняется эта роковая страсть? – спросил он. – В чем стимул? Может быть, если бы родился ребенок…
Жакоб не договорил.
Фиалка закончила его фразу:
– Если бы родился ребенок, я бы подохла от скуки. Жизнь коротка. Не люблю тратить время попусту.
– Тем самым ты делаешь жизнь еще короче.
Она расхохоталась:
– Это что, твоя интерпретация моего поведения?
Жакоб грустно покачал головой:
– Знаешь, мне никогда не удавалось совмещать роль отца и роль психоаналитика. Достаточно взглянуть на моих детей.
Фиалка поцеловала его.
– Ты лучший из моих отцов. И мы, все трое, получились не такие уж плохие. Не забывай об этом.
– Постараюсь, – улыбнулся Жакоб, но тут же опять посерьезнел. – А что касается тебя… Впрочем, воздержусь от морализирования. Ты отлично знаешь, что я поддержу тебя в любой ситуации.
– Знаю. – Она взглянула на часы, поднялась. – Но уж лучше такой стимул, как у меня, чем смертная скука. Не хочу попадаться в капкан материнской любви.
Жакоб помог ей надеть пальто. Внезапно ему пришло в голову, что Фиалка больше похожа на Сильви, чем Катрин, родная дочь покойной жены. Фиалка – это Сильви, одаренная острым умом и веселостью Матильды. Он вздохнул. Ох уж этот загадочный женский континент. Столько лет прошло, а по-прежнему вокруг одни тайны.
Катрин нервно расхаживала взад-вперед по манхэттенской квартире. Как и Фиалка, она чувствовала себя угодившей в капкан. Вечером ей предстояло увидеться с Жакобом, и Катрин не знала, как себя вести. Она по-прежнему злилась, была обижена. Девушка налила себе вина, к которому совсем не привыкла, осушила бокал в два глотка и поморщилась.
Тут она вспомнила, что как раз сегодня у Теда вечеринка. Эта мысль подсказала спасительный выход.
Тед ей нравился. Он был большой, уютный, рядом с ним ей всегда становилось очень спокойно. Правда, он слишком много пил, а когда напивался, американский акцент моментально улетучивался, сменяясь исконным британским. Тед рассказывал препотешные истории о своей учебе в Оксфорде, о родительском доме, и чем больше он пил, тем меньше в этих рассказах оставалось юмора, тем больше становилось злости. Иной раз Катрин даже пугалась его ожесточения. Тед преподавал в Нью-йоркском университете, но она ни разу не бывала на его лекциях, хоть он неоднократно ее приглашал.
Да, лучше всего отправиться на вечеринку к Теду, решила Катрин. Она надела свой «богемный» наряд: черное короткое платье, чулки в сеточку, высокие сапоги. Губы подкрасила бледной помадой. Оглядев себя в зеркале, осталась недовольна эффектом. Все равно она похожа на ребенка. На «младшую сестренку Лео». Катрин сердито стянула платье с плеча, обнажив его. Из волос соорудила на голове высокую прическу. Снова осмотрела себя критическим взглядом. Драгоценности – вот чего ей не хватает. Решительно вытянула из шкафа ящик, стала рыться в шкатулке, где Сильви хранила драгоценности. Катрин никогда раньше сюда не заглядывала. Она повертела в руках сияющие браслеты, золотые и серебряные цепочки, бусы, брошки, серьги. Примерила несколько украшений и в конце концов остановила выбор на тяжелых браслетах, ожерелье из рубинов и серьгах-кольцах. Совсем другое дело, решила она, глядя в зеркало, и довольно улыбнулась.