Убийца манекенов - Инна Бачинская

Зося остановилась перед картинкой с Георгием Победоносцем, которую она повесила на стену. Внимательно рассмотрела наивное лицо святого – голубые глаза, юношеский румянец на щеках, светлые кудри. Вспомнила одинокую старуху из соседнего подъезда, которую любили когда-то… и она кого-то любила. Вспомнила письма, выброшенные на улицу со старым хламом, и начала всхлипывать. Ей пришло в голову, что она тоже умрет одинокой старухой, а вещи ее, выброшенные во двор, растащат прохожие. Картинка с Георгием упадет на грязный мокрый асфальт, и безжалостный снег засыплет светлые кудри святого… Вид полузасыпанного снегом печального юного Георгия был так невыносим, что Зося закрыла лицо руками и громко зарыдала.

Потом умылась в ванной холодной водой. Долго смотрела на себя в зеркало. Красный распухший нос, красные глаза, багровые пятна на скулах – уродина! Побрела на кухню, сварила кофе. И рассказать некому, и выплакаться тоже – никто не подставляет жилетку. Хоть бы Гриша Донцов пришел! Может, позвонить ему? Зося пошла в прихожую, нерешительно протянула руку к телефону и застыла. Если ей сейчас ответит женский голос… это будет как оплеуха. А если ответит Гриша и начнет мямлить и заикаться, что не может приехать, занят, что у него грипп… и называть ее мужским именем, – это тоже оплеуха. Гриша приходит, когда нужно ему. Ему глубоко наплевать на то, чем она занимается между его визитами. Может, умерла. Он приходит и уходит. А она остается. Никому не нужная, жалкая и одинокая. Таковы правила игры, которые она же и принимает.

Зося вспомнила, как она стаскивала постельное белье после ночи любви, клянясь себе, что никогда… никогда больше! И снова открывала дверь. Гриша был женат три или четыре раза, вдруг вспомнила она. Неужели он не мог жениться на ней хоть раз? Один только раз? Чем остальные его женщины лучше? Почему на них он женился, а к ней приходит лишь на ночь? Чего ей не хватает? Красоты? Обаяния? Женской гордости? Достоинства? Хватки?

Мысли о Грише были так обидны, что Зося снова начала плакать. В подсознании всплыла неясная мысль, что и норковая шубка каким-то образом связана с Гришей. Вот, мол, увидит он ее в шубке и сразу поймет, что она не хуже…

«Не хуже!» Вот оно! «Не хуже!» Вот потому-то ее и не любят! Любят тех, кто лучше! И все четыре Гришиных жены были лучше, потому он на них и женился. А она только думает о себе, что она не хуже. Он их уважал, и даже сейчас, после развода, они все как одна семья. Гриша, его жены и их новые мужья дружат домами, по праздникам ходят друг к другу в гости. А ее, Зосю, не зовут. Да они просто не подозревают о ней. Потому что таких, как она, у Донцова полгорода, а жены всего четыре.

Из-за таких мыслей можно только рыдать от горя и неприкаянности. Что Зося и делала с новыми силами. Потом, устроив передышку, снова умылась холодной водой. Долго стояла перед святым Георгием, пытаясь разгадать вечную загадку: кто все-таки Змий? Подколодный внешний враг или мы сами? Наше нутро, наши поступки, слабость и малодушие?

Потом снова сварила кофе, чувствуя себя одуревшей от мыслей и слез. Потом сидела перед зеркалом, внимательно рассматривая мелкие морщинки в уголках глаз. Достала косметичку, вывалила содержимое на стол. Начала краситься. Для поддержания духа, который упал до нулевой отметки.

Накрасившись, достала из шкафа длинное платье из черного шифона с лифом, вышитым черным бисером, и глубоким вырезом и туфли на высоких каблуках. Вздернув подбородок, гордо посмотрела на себя в зеркало. Несмотря на вздернутый подбородок и шикарное платье, вид у нее был какой-то несчастный. И взгляд человека, не ожидающего добра от этого мира. Снова начало щипать в глазах.

Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Деликатное «дилинь-дилинь» обрушилось громом небесным. Зося вскрикнула от неожиданности. И ужаса. На цыпочках подошла она к двери и заглянула в глазок. С той стороны стоял темноглазый красавчик с седыми висками и смотрел прямо ей в глаза. Федор, кажется…

Зося испуганно застыла на долгую минуту, даже дышать перестала. Потом распахнула дверь, и они некоторое время серьезно рассматривали друг друга. Голова Зоси была пуста, ни одной мало-мальски полезной мысли там не осталось. Красавчик в шикарном белом плаще до пят, ломая паузу, протянул ей цветы – три веточки с бледнорозовыми, анемичными, сложно устроенными и неестественно красивыми цветами, откашлялся и произнес:

– Добрый вечер! Ничего, что я так… нагрянул? Был у друга в вашем районе.

Вранье! Поблизости нет ни одного цветочного магазина. Орхидеи… Зося немедленно сунула нос в блестящий кулечек, но цветы не пахли. По закону компенсации при такой красоте пахнуть им не полагалось. Тут ей пришло в голову, что нужно пригласить гостя в дом.

– Красивое платье, – похвалил Федор.

– Спасибо, – прошептала Зося, вспыхивая.

– Для поддержания духа?

– Да, – ответила она грустно. «Ему даже не пришло в голову, что я жду гостей, – подумала она. – Неужели так заметно, что у меня не бывает никаких гостей? Вот и Гриша тоже. Неужели это бросается в глаза?»

– Я подумал, что мы могли бы поужинать вместе. – Федор поднял руку с фирменным пакетом из «Магнолии», которой также нет в их районе. В пакете джентльменский набор для визитов к одиноким женщинам без претензий – восковая чернота винной бутылки, всякие пакеты и пакетики. Федор перехватил выразительный Зосин взгляд, все понял и начал медленно багроветь.

– Я почему-то был уверен, что вы сидите без продуктов… – пробормотал он, кашлянув. – И питаетесь только кофе.

Зося слабо улыбнулась.

– Я прав? – приободрился Федор.

Зося кивнула.

– Давайте устроимся на кухне. – Федор пришел в себя и ослепительно улыбнулся: – По-домашнему.

Он уверенно прошел на кухню, безошибочно определив ее местонахождение, выложил пакеты и пакетики на стол. Сбросил плащ, оставшись в толстой вязки белом свитере и серых модных брюках в мелкую клетку. Небрежно уронил плащ на табурет. Деловито выдвинул ящик серванта, один, другой, нашел ножи, вилки. Достал тарелки. Зося в своем шикарном «бисерном» платье безучастно стояла, опираясь плечом о косяк двери, чувствуя себя не то зрителем, не то участником пьесы о незнакомых мужчине и женщине. Тысячелетней пьесы, где ничего не меняется в расстановке фигур – мужчина, который приходит и уходит, и женщина, которая остается…

Все, что делал Федор, было красиво. Зосе пришло в голову, что он одинок, самодостаточен и самодоволен. Ему не нужна постоянная женщина. Он умеет готовить нехитрые завтраки и ужины, вытирать пыль и мыть пол. В его доме всегда порядок, немного казарменный, никаких тряпок на спинках стульев и никакой дамской косметики в ванной комнате. Много книг. И компьютер. По ночам он уходит в пестрый паутинный мир, встречается с единомышленниками и одноклубниками, обменивается с ними всякими интересными мыслями… Живьем ему никто не нужен. Он совсем не такой, как Гриша, но к ней они оба относятся одинаково – заявляются без спроса, как старые знакомые, со снедью и бутылкой из «Магнолии», запросто топчутся на кухне, красиво накрывают на стол…

Где это видано, чтобы мужчина пришел в гости и возился с едой, вместо того чтобы развалиться на диване под телевизором или листать скучный фамильный альбом, где первая фотография – очаровательный голенький младенец, лежащий на животе, – хозяйка дома собственной персоной, в чем она ему признается с прелестным смущением. Это что, называется «современный мужчина»?

«Сейчас он включит музыку», – подумала Зося.

– Прошу к столу, – бодрым голосом пригласил Федор. – А музыка тут у вас есть?

Он потыкал в кнопки стоящего на холодильнике приемника. Раздалась негромкая фортепьянная мелодия.

– За все хорошее! – Он поднял рюмку.

Тост банальный до оскомины, но кому нужны изыски у плиты? Для такой простой девушки, как Зося, вполне сойдет.

– Зосенька, – Федор всмотрелся в ее лицо, – все будет хорошо, вот увидите. Скоро весна… И вообще, «юнкер Шмидт, честное слово, лето возвратится!». Вы мне верите?

Зося слабо улыбнулась, кивнула и залпом выпила вино. Гриша однажды сказал – надо быть проще. Надо быть проще, старуха! Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. А кто не успел, тот опоздал, отстал от поезда и проиграл. Хотя, наверное, ее поезд уже давно ушел…

Федор взял ее за руку, потянул из-за стола. «Да-ба-да-ба-да… да-ба-да-ба-да…» Старая мелодия, заблудившаяся во времени. Они танцуют. Зося чувствует теплое дыхание Федора на своей шее. Слезы вдруг градом начинают катиться по щекам, оставляя холодные соленые дорожки.

– Зосенька, что с вами? – Федор отодвинул ее от себя. – Почему вы плачете? Я что-то не то сказал? Я вас обидел?

Зося покачала головой – нет! И всхлипнула. Федор усадил ее на табурет, поместился рядом, протянул салфетку. Зося деликатно высморкалась. Федор дал другую. Она рассмеялась сквозь слезы.