АЛЕКСАНДР - Михаил Ланцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не было ровным счетом ничего. Ни технологий, ни селекционных баз, ни относительно современной сельскохозяйственной техники, даже прицепной для лошадей. Тишь да благодать вековая, поросшая паутиной. И голод. Вечный голод, который делал людей невероятно консервативными, суеверными и зашуганными. Казалось бы, что может быть лучше русской деревни? Но если не трогать оценки наших романтиков-идеалистов, которые смотрели на нее с крыльца барского дома или вообще из проезжающей кареты, то лучше может быть все что угодно. А главное люди - практически 'неолитяне', не умеющие ни читать, ни писать, ни считать, живущие, нет - выживающие 'по-старинке', потому как больше они ничего не знают. А если добавить сюда столетия близкородственных браков заключаемых преимущественно внутри общин, рождение детей неокрепшими женщинами подросткового возраста, сопровождаемые плохим питанием и полным отсутствием медицины, то ожидать от них 'русского чуда' не приходилось.
Конечно, все это очень красиво - обожествлять русского крестьянина. Патриотично и романтично. Деревня, мухи, варенье, красивая девушка поет песню, вороша сено, крепкий мужик, засучив рукава, колет двора с довольным видом. Идиллия просто. На практике все было совсем по-другому. В первую очередь из-за того, что от плохого питания крестьяне как на подбор славились избыточной худобой и физической слабостью. Доходило до того, что набрав рекрутов из деревень, в полках приходилось их тупо откармливать, ибо их состояние было неудовлетворительно и постыдно. Голодная жизнь, тяжелый, беспросветный труд и вечно депрессивное состояние не дают никаких иных результатов. Именно поэтому в свое время большевики сделали ставку на рабочих, куда более деятельных в силу значительно лучшего питания и образования, а не на крестьян.
Русский крестьянин середины XIX века был, наверное, самым плохим базисом для сельского хозяйства в Европе. И дело было не в том, что он ленился или пил. Нет, все это глупости либеральной пропаганды. Никто не ленился и никто не пил - не до того было. Как говориться, 'не до жиру, быть бы живу'. Да и с каких доходов крестьянам пить?
Дело заключалось в другом. Наш крестьянин той поры был невероятно религиозен и суеверен, а также совершенно не образован. Настолько, что просто не имел возможности воспринимать какие-то новые решения иначе, как 'на примере соседа'. То есть, ему надобно было своими глазами увидеть это новшество в действие 'у соседа', чтобы начать его копировать. Да и то - не сразу и не все в деревне начинали повторять. Иной раз могло и не один год пройти, прежде чем, удостоверившись в верности решения, крестьянин на него переходил. Да и то, каждый такой переход напоминал лотерею с совершенно необъяснимой мистической и суеверной подоплекой причинно-следственных связей. Помимо этого, настоящей трагедией было то, что ценность умственного труда и образования в глазах русского крестьянина середины XIX века была ничтожна. Для него человек, не работающий руками, был ничтожным трутнем и бездельником, слова которого не стоят и выеденного яйца.
Александр тихо обалдевал от подобной обстановки и просто не хотел в нее влезать, оставляя на откуп обстоятельствам. С кем там работать? Степень ужасающего бреда, который творился повсеместно в сельском хозяйстве Российской империи, в сознании цесаревича перекликался с такими вещами как общественное порицание использование тачек или повозок при транспортировке строительного материала при постройке церквей в Европе в 4-8 веках. Считалось вообще, что любое новшество, облегчающее труд - богопротивное дело и ересь. Отсюда и ассоциации с жителями неолита, возникающие повсеместно. Саша не был русофобом и любил свою страну, но то, что творилось в ее сельском хозяйстве с благопристойным попустительством, а то и поощрением помещиков и государственной администрации, вызывало ненависть, граничащую с яростью. Не только к помещикам и служащим, но и к самим крестьянам, которые не хотели ничего другого. Они, конечно, не знали, что можно иначе, но это, в глазах Александра, их не оправдывало. Он просто не мог спокойно со всем этим спокойно работать. В этих условиях и с этими людьми. Все это вызывало раздражение на грани маниакально-депрессивного психоза с острым желанием убивать.
Но нужно было что-то делать. Оставлять все как есть было неразумно и стыдно. Поэтому, Саша поручил в декабре 1865 года произвести тщательную перепись населения, их имущества и земель. Что и было проведено в кратчайшие сроки. На пятидесяти двух тысячах гектаров, которые достались в управление цесаревичу, проживало около двадцати тысяч крестьян. Из них от силы треть была дееспособна в силу возраста и здоровья. Конечно, на более чем миллионном фоне крестьянства Великого княжества Московского, эти двадцать тысяч совершенно терялись, но Александру их хватало за глаза.
Что делать с ними цесаревичу подсказало письмо от князя Голицына, который сетовал на недостаток рабочих рук, даже самых что ни на есть бездарных. Точнее нужно сказать так - Михаил Михайлович не просил у него крестьян на Дальний Восток, а просто жаловался, оправдывая скромные успехи. Впрочем, его жалоба оказалась очень своевременной. В сущности, она спасла этих бедных и несчастных людей от очень серьезной ломки сознания, которую первоначально планировал им устроить Саша, памятуя об успехе с Лизой. А тут получалось дать им шанс выплыть самим, без его пристального и предельно раздраженного участия.
Поэтому, в январе-феврале произошла серия собраний с крестьянами, на которых цесаревич присутствовал лично. На них будущим переселенцам показывали фотографии замечательных видов Дальнего Востока, которые были сделаны либо людьми Голицына, либо еще в ходе кругосветного турне самим Сашей, так как Кеппен до тех мест еще не добрался. Заодно им много рассказывали о том, какие это замечательные места.
Как ни сложно догадаться, выбор о переезде, конечно, Александр им предоставил, но несколько специфический. Он заключался не в принципиальном вопросе, класса ехать им или нет, а только лишь в выборе места, куда им предстоит переселиться. Соответственно, для каждого из предлагаемых вариантов были свои условия.
Первая категория переселенцев направлялась в Новоархангельск, то есть, в русское поселение на Аляске. Она получала подъемные деньги в размере двадцати рублей серебром на каждого члена семьи и 'броню' от любых налогов на пять лет с момента официальной регистрации у местного руководства. Вторая категория направлялась на знаменитый остров Цусима, который, по условию дополнительного соглашения с Японской Империей, заключенного Сашей, полностью освобождался от местного населения за счет правительства страны Восходящего Солнца. То есть, эти люди шли на укрепление небольшой колонии в три сотни казаков, что там обосновались по распоряжению Голицына. Эта крестьяне получали по десять рублей серебром подъемных на каждого члена семьи и аналогичное освобождение от налогов на пять лет. Третья категория заселялась в материковые земли русского Дальнего Востока, согласно насущной потребности. Им выплачивалось всего пять рублей серебром на каждого члена семьи, так как они шли в относительно обжитые земли. Ну и, само собой, на пять лет снимались все налоги.
Естественно, помимо подъемных средств, каждой крестьянской семье выдавался сельскохозяйственный и строительно-бытовой инвентарь в достаточном количестве. То есть, топоры, косы, пилы, серпы, вилы, струги и прочее. За все бралась расписка с обязательством в течение пятнадцати лет выплатить цену выданного им имущества - в рассрочку и без процентов. Невелика прибыль с забитых и зашуганных людей, но Александр имел в этом вопросе принципиальную позицию - ничего бесплатно давать нельзя. Поэтому действовал по правилу - 'если ты желаешь помочь голодающему, то дай ему работу, пусть заработает свой обед'. Если же ты просто так его накормишь, то он, в конечном итоге, станет думать, что люди обязаны кормить его просто так. Что, как вы, уважаемый читатель, понимаете, не способствует желанию трудиться и выкарабкиваться из той финансовой ямы, в которую человек упал. Даже более того - он в конечном итоге начнет предъявлять претензии к кормящему его добродетельному и милостивому человеку, дескать, тот мало ему дает. А оно надо нам, такое счастье?
В качестве небольшого бонуса - каждый крестьянин, переселявшийся на Дальний Восток, вне зависимости от пола и возраста, получал в подарок от цесаревича складной нож производства Московского ножевого завода - тот самый 'русский opinel' из углеродистой стали. Казалось бы, подобный шаг шел в разрез с описанной выше позицией? Ан нет. Все выходило куда интереснее. Саша использовал крестьян в качестве самоходной рекламы, особенно в свете того, что о подарке написали все крупные российские газеты, да и кое-где за рубежом.