Noir (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— А пигмеи? — ляпнул я, прежде чем подумать, а не угожу ли снова впросак.

Оказалось, на сей раз не угодил.

— Видел их, но только издаля. Размером чутка поменьше гоблина, вроде детёнышей ихних. Но они только в одном месте кучкуются, а я туда не лезу — мне там делать нечего.

Мимо вяло тянулись корпуса перерабатывающих заводов и фабрик утилизации. Около них течение становилось сильнее, в реку нечистот вливались потоки из многочисленных сливных труб. И каждый раз зловоние усиливалось, хотя мне казалось, дальше уже некуда. Но это как на фронте — сегодня думаешь, что завтра хуже быть уже не может, но пока ты жив, всегда может быть хуже. Такая вот аксиома.

Наконец фабрики закончились и пошла зона отчуждения перед стеной. Здесь будут возводить линию обороны на случай прорыва врага в урб. А потом лодка нырнула в тень самой стены. Я никогда не представлял себе толщины городских стен, но когда мы оказались в канализационном стоке, идущем под ними, я ощутил всю мощь оборонительных сооружений урба. Мы проплыли не меньше пяти минут, пока не добрались до решётки, собранной из прочных стальных прутьев. Как оказалось, прочная она только на вид. Подплыв к ней вплотную, лодочник показал нам, какие прутья надо расшатать, чтобы проделать дыру достаточно размера. Как только лодка проплыла на ту сторону, мы вернули их на место, и ничего заметно не было. Потом ещё около пяти минут плыли под стеной, и тогда я понял, насколько она толстая. С трудом представляю, какого калибра орудия нужны, чтобы проделать бреши в такой. Разве что вроде суперпушки, строящейся в нашем урбе, меньшие точно не справятся.

— А ведь весь этот канал уязвимое место, — сказал я, когда мы снова выбрались на относительно свежий воздух. После затхлости под стеной здесь я мог дышать нормально, да и к зловонию реки уже привык. — В него можно заложить взрывчатку, и хороший кусок укреплений взлетит на воздух.

— На случай войны останутся только те стоки, что сливают непосредственно в океан, а этот канал зацементируют, — объяснил Дюран.

Оказавшись по ту сторону стены, мы с ним вытащили дробовики. Охотничьи двустволки Сегрена — с такими на фронте штурмовики ходили в атаку, да и при зачистке траншей они отлично себя показали. Два ствола десятого калибра могли кого угодно отправить на тот свет, угостив доброй порцией крупной дроби. Тем более что на этих стволах были грубо вырезаны целые строчки текста на неизвестном мне языке. Кто-то явно доработал их с помощью не лучших инструментов и магического искусства.

— Если рапторы покажутся, — наставлял нас лодочник, — бейте сразу дуплетом. Но не оба разом. Надо, чтобы хоть один дробовик заряженный был, иначе — каюк нам всем.

Сам он положил на колени укороченный вариант того же Сегрена десятого калибра. Фронтовая модель, не кустарная, что радует, значит, не заклинит в самый ответственный момент. А обращаться с ним можно и одной рукой, даже перезаряжать, при этом не теряя управление лодкой.

Мы плыли по ночному Байю. Зловоние реки нечистот теперь забивал солёный морской бриз, что меня очень обрадовало. Я смотрел направо, вглядываясь в тени среди теней. Луна, как назло, была молодой и почти не давала света. Мимо нас проплывали некогда роскошные особняки и целые поместья, обнесённые покосившимися оградами. Остатки былого величия во всей красе. В одном из таких, если верить Бовуа и Дюрану, обитает Папа Док. Вот только как определить, в каком именно? И куда, если подумать, везёт нас лодочник?

Я не успел задать родившиеся в голове вопросы — справа от меня рявкнул дуплетом дробовик Дюрана.

— Ещё один! — крикнул он, и я развернулся, вскидывая свой.

Даже не подумал в этот момент, что могу выпасть из лодки, тело работало само — на голых рефлексах. Прямо как на фронте. Чёрная тень на чёрном фоне мелькнула едва заметно, но мне хватило — я нажал на оба спусковых крючка. Дробовик плюнул огнём и металлом, вырезанные на его стволах символы вспыхнули алым, оставив след на сетчатке глаза. Тень дёрнулась и пропала из виду. Следом выстрелил из своего коротыша лодочник. Я развернулся в свою сторону, быстро перезаряжая оружие. Патроны лежали в открытом ящике прямо у нас под ногами.

Пара стреляных гильз упала на дно лодки, а пара снаряжённых легко вошла в стволы дробовика. Я вскинул оружие, ища врага, и новая тень не замедлила появиться. Раптор прыгнул с берега прямо на нас, нелепо вскинув задние лапы. Это выглядело бы смешно, если бы не длинные когти, украшающие обе конечности ящера. Дульные вспышки осветили раптора, дав мне разглядеть его во всех подробностях. Тупая морда, хищные маленькие глазки и длиннющие когти на задних лапах, нацеленные мне прямо в лицо. Ящер, словно на стену, наткнулся на двойной заряд картечи и ухнул в зловонные глубины.

Я тут же переломил дробовик, не обращая внимания на блики, мелькавшие перед глазами после двух вспышек, и зарядил его. Но с моей стороны целей больше не было.

— Прорвались, — констатировал лодочник. — Хорошо, что рапторы большими стаями не охотятся.

Тут я с ним был полностью согласен.

Ещё какое-то время мы плыли молча, вглядываясь в темноту и ища в ней зловещие тени хищных ящеров. А потом лодочник сменил курс, направив наше судёнышко к длинному, давно заброшенному причалу.

— Вот оно, жилище Папы Дока, — сказал он, указывая на особняк, к которому от причала вела дорожка.

Выглядело это заброшенное поместье почти так же, как все те, мимо которых мы проплывали. Отличало его лишь то, что на втором этаже горел свет.

— Жду до четырёх пополуночи, — сказал нам на прощание лодочник, — потом возвращаюсь в урб. Если не успеете, заберу вас завтра в то же время, что сейчас.

Мы выбрались из лодки, не прощаясь с ним (задерживаться в Солёном Байю до завтра ни у меня, ни у Дюрана никакого желания не было), и направились к особняку.

Поместье выстроено в колониальном стиле, что удивительно для предместий урба по побережье Розалии. Дом добротный, и хотя по нему видно, что заброшен он давно, но следов разрушения пока не появилось. Развалюхой его точно не назовёшь. Дорожку, ведущую к особняку от ветхого причала, раньше регулярно посыпали гравием и речным песком, кое-где они даже поскрипывали под подошвами наших туфель. В окнах остались висеть занавески, заросшие серой пылью. На крепкой двери висел покрытый патиной бронзовый молоток в виде розового бутона на длинной ножке.

Лезть через окна желания не было, и я взялся за молоток, дважды ударив им по медной пластине. В ответ раздался глубокий звук, словно из бочки, и дверь отворилась сама собой. А чего ещё ждать от жилища африйского хунгана, в конце концов?

— Комната со светом на втором этаже, по правую руку, — сказал я, в основном чтобы нарушить повисшую тишину. Не думаю, что Дюран успел забыть, где находится комната с горящим в окне светом.

Он первым переступил порог особняка, и я, подавив желание достать из кобуры пистолет, последовал за ним. Под ногами отчаянно скрипели половицы, мы прошли через большой холл к лестнице, ведущей наверх. Она не внушала ни малейшего доверия, но искать другой способ подъёма мы не стали.

— Идём по одному, — предложил Дюран, — хотя бы не оба ноги переломаем.

Обнадёжив меня, он первым поставил ногу на шаткую, скрипучую ступеньку. Поднялся быстро и без проблем. Ступеньки под ним скрипели громче половиц, жалуясь на вселенскую несправедливость, но ни одна не издала чего-то даже близко похожего на подозрительный треск. Я поспешил подняться следом, стараясь не слишком искушать судьбу.

Нужную комнату мы в любом случае не спутали бы ни с какой другой — из щели между дверью в неё и полом пробивался луч яркого света. Подойдя к ней, Дюран трижды стукнул костяшками пальцев почему-то по косяку, а потом вошёл без всякого приглашения. Мне ничего не оставалось, как идти за ним.

Убежище хунгана обычно представляется этакой пещерой с котлом в центре, пучками трав и засушенных человеческих голов, свисающих с потолка. Может быть, ещё какой-нибудь старый шкаф, полки которого заставлены всякой оккультной всячиной, и, конечно же, всё это освещено десятком оплывших свечей. Хунган же должен быть этаким сгорбленным от прожитых лет стариком со зловещим взглядом и копной чёрных с сильной проседью волос, скрученных в толстые дреды.