Капитан Аль-Джезаира - Вернер Лежер

Теперь можно бы и поспать, однако приключение возбудило всех, нервы все еще были на пределе.

Аббас бен Ибрагим трещал, не закрывая рта. Он знал множество великолепных охотничьих историй, главным героем которых был, разумеется, он сам. Де Вермон дал ему выговориться, но затем, воспользовавшись секундной паузой, сумел пресечь поток его красноречия. Эль-Франси сам стал рассказывать о своих встречах с дикими зверями и исподволь, незаметно, перевел разговор на не дававшую ему покоя тему - о жизни в рабстве.

О, в чем, в чем, а уж в этом-то Аббас и его спутники разбирались, разумеется, преотлично! Де Вермону оставалось только слушать да помалкивать. Вот был один раб, так он... А вот еще другой случай... Самые невероятные истории сыпались, как из рога изобилия. А однажды вот притащили даже ребенка. Не как раба, нет: что, скажите, можно требовать от малыша! Эль-Франси и сам понимает, не так ли? Мальчишку должны были отдать на воспитание одному арабу.

Пьер Шарль метнул в сторону Луиджи острый, предостерегающий взгляд. Никаких эмоций, друг. Держи себя в руках! Глаза Парвизи на миг широко раскрылись, затем он опустил веки, будто задремал и слова мавров его вовсе не касаются. Кисти рук он спрятал в широкие рукава бурнуса, чтобы скрыть судорожно сжавшиеся в кулак пальцы, и крепко стиснул зубы, с трудом подавляя готовый вырваться крик.

Больше о ребенке никаких подробностей не говорилось. Аббас сообразил, что и так сказал лишнего. Да и что - ребенок! Лучше поговорить о каких-нибудь опасных приключениях или необычных происшествиях.

Должны были... Почему мавр говорит в прошедшем времени? Лишь теперь до де Вермона дошла эта подробность. Что это должно означать?

Аббас обдумывал новую историю. Он совсем уже было раскрыл рот, чтобы ее начать, как Эль-Франси опередил его

- Но это же невозможно, мой друг. Разве можно христианского ребенка сделать арабом!

Произнес это де Вермон столь до обидного недоверчиво, что мавр, не желая прослыть лгуном, вынужден был вернуться к оставленной было теме.

- Почему нет? Мальчики восьми-девяти лет ("Ливио сейчас как раз девять", - подумал Луиджи) - легко позабывают все, что пережили до этого. Через несколько лет он будет думать и поступать точно так же, как и его товарищи по играм. К сожалению, я не знаю, как дело пошло дальше. Дей прислал за мальчишкой своих людей, и они увезли его.

- Куда? - не сдержался потерявший от страха самообладание Парвизи.

- Эй, эй! - завопил вдруг Селим и ринулся стремглав прочь от костра.

Все вскочили, схватились за оружие.

- Что такое?

- Что случилось?

По телу Парвизи прокатилась горячая волна, тут же сменившаяся ледяной. Лихорадка? Страх? Неизвестность и тревога за судьбу Ливио. Луиджи не сомневался, что Аббас рассказывал о его сыне.

Вернулся Селим.

- Мне показалось, что кто-то пытается украсть убитого зверя, - пояснил он свое странное поведение. - Я ошибся, господин, - добавил негр, скользнув многозначительным взглядом по лицу де Вермона.

И тут Пьер Шарль все понял. Селим сидел так, что мог наблюдать за Парвизи со стороны. Итальянцу не удавалось скрыть до конца своей тревоги, и Селим увидел, что силы несчастного отца приходят к концу. Его вопрос "Куда?" мог бы насторожить мавров и сорвать все дело; оставалось только предпринять что-то, чтобы слова генуэзца потонули в общей неразберихе.

Парвизи вытер пот со лба. Все снова рассаживались по своим местам. Пьер Шарль успел шепнуть другу:

- Молчи!

Француз поворчал немного на глупую выходку Селима, вновь взбаламутившую весь лагерь. Селим виновато втянул голову в плечи.

- Ладно, забудем об этом. Рассказывай, пожалуйста, дальше, Аббас: это развлечет всех нас. Так на чем же мы, однако, остановились. Ах да, на ребенке. Куда, ты сказал, его отправили?

- Ты ошибаешься, Эль-Франси, я не говорил этого.

- Нет?

- Нет, потому как я и сам этого не знаю. Кому передали мальчишку, неизвестно.

- А когда это было? - совершенно безучастным тоном продолжал выпытывать Эль-Франси. Аббас должен думать, что охотник задает вопросы просто из вежливости, чтобы оказать ему внимание своей беседой.

- Когда? - Глаза мавра заблестели. Вопрос понравился ему, ибо ответ на него он мог дать точно, до дня и часа. - О, я вспоминаю. В тот самый день я купил себе коня. Да, конечно, это было точно четырнадцать недель назад: как раз сегодня исполнилось четырнадцать недель с тех пор, как после утренней молитвы мальчик покинул дом, из которого его передали на воспитание этому арабу.

Пьер Шарль громко зевнул:

- А-а-а, да что нам за дело до этого мальчишки, не лучше ли прилечь и попытаться уснуть. Селим в наказание за свою глупость будет караулить.

- Да, господин, - почтительно отозвался негр, не моргнув и глазом. Он слишком хорошо знал друга и отлично разобрался, что ворчливость француза не более чем уловка, чтобы усыпить бдительность мавров и заставить их поверить, будто тревога, поднятая Селимом, к вопросу Луиджи "Куда?" не имеет ни малейшего отношения.

Парвизи уснуть никак не мог. Он беспокойно ворочался под своим плащом. Мрачные мысли обуревали его. Итак, мальчик, как разузнал Пьер Шарль в Алжире, и в самом деле был в Медеа. На след они вышли правильно, но теперь этот след исчез, растворился.

На следующий день де Вермон еще раз попробовал попытать счастья у Аббаса. Однако мавр так и не смог сообщить ничего более вразумительного, чем то, о чем уже рассказал.

Неизвестность вновь завесила своим туманным пологом солнце Парвизи.

Это горькое сознание парализовало на какое-то время энергию друзей. А тут еще новое, куда более трудноодолимое препятствие возникло на пути их поисков: подкачало здоровье Эль-Франси. Много лет в бурю и непогоду француз вдоль и поперек колесил по всему регентству. И ни разу еще не возникало даже намека, что и этому стальному организму суждено однажды платить дань коварству природы. Краткое пребывание в Марселе, слишком краткое, не сумело устранить то, что дремало уже в зародыше в теле де Вермона.

Назад в Ла-Каль! Как можно скорее!

Четырнадцать недель, сказал Аббас бен Ибрагим, прошло с тех пор, как мальчика отправили куда-то в другое место. Эти четырнадцать недель не давали покоя Парвизи. Но не только ему, а в равной степени и французу. Более шестнадцати недель назад он был в Алжире и наводил справки о пленных с "Астры". Немного позже в жизни мальчика произошли перемены. Эль-Франси было ясно, что одно как-то связано с другим. В том, что упомянутый мавром мальчик - Ливио Парвизи, друзья не сомневались. Два одинаковых события с теми же самыми сопутствующими обстоятельствами? Нет, о случайном совпадении здесь не могло быть и речи.

И вот они почти вышли на него. Но слишком поздно. Приходится признать, что экспедиция потерпела неудачу. Однако из нынешнего неуспеха можно все же извлечь и нечто успокоительное: если рассказанное мавром - правда, то непосредственной опасности для Ливио пока нет. Христианина хотят сделать магометанином, а стало быть, рабские оковы на него накладывать не собираются. И ко второму важному выводу пришли друзья: судьбой Ливио дирижируют из Алжира.

Но где же, где в гигантском регентстве искать новые следы? И не возникнет ли снова опасность, что некая невидимая рука в последнюю минуту вырвет сына из отцовских объятий?

Глава 10

ОМАР

Гомон детских голосов, хныканье. Арабская школа на открытом воздухе. Два десятка ребятишек разного возраста сидят полукругом возле учителя. Старый сонный марабут [Марабут - мусульманский отшельник, святой старец.] отбивает такт. Мальчишки слово в слово, одну за другой, монотонно бубнят молитвы - основу основ всех знаний. Учитель доволен.

Хорошо, хорошо... Все, как надо, все повторяют разом, один к одному, один к одному. Но что это? В хоре не хватает одного голоса! Голоса, который так выделялся из всех прочих, который невозможно спутать ни с каким другим... А теперь он не слышен. Или... Нет, нет, вздор какой-то, исключено...

- А ну-ка, Омар, повторяй в одиночку! - потребовал он от маленького, запуганного мальчика, сидевшего в конце первого ряда.

Вызванный вздрогнул, будто от удара хлыстом. Вечно сонные усталые глаза марабута засверкали вдруг остро и пронзительно.

Ребенок дрожал. Он попытался было последовать приказу, но чем больше напрягался, тем сильнее робел и заикался, бормоча что-то несуразное. Лишь два слова - "Аллах" и "Магомет" - выговаривал он внятно и четко.

Соученики разразились громким смехом, перешедшим в радостный вой, когда учитель схватил палку и подошел к Омару.

- С самого начала, Омар! - снова приказал ненавистный голос, голос, вселяющий страх и смятение. Убежать невозможно, избавление от беды дадут только знания и навыки, которыми малыш еще не располагал.

Призыв к Аллаху так и не удался. Вместо него получался только невнятный лепет, робкий, жалкий.

Марабут вскипел: