Комната наверху - Милдред Дэвис

Глаза пациентки ожили. Она медленно посмотрела на ножницы на столе, потом опять на шофера. Голубой шелк на груди натянулся.

— Как долго вы просидели в этом шкафу?

— Порядочно, — мягко ответил он, глядя на размытое отражение ее спины в зеркале. Капелька пота скатилась с его лба на напряженную щеку. — Вы собирались снять бинты, — сказал Свендсен.

Немигающие глаза, будто зачарованные, смотрели на него.

— Я часто меняю их, — прошептал голос.

— Так действуйте.

— Не смешите меня. — Пальцы опять дотронулись до бинтов, расправляя их, потом руки повисли вдоль тела и прижались к бокам. — Я не позволю вам это увидеть.

Налитые кровью глаза Свендсена оглядели дрожащее горло, грудь, белые руки, сжатые в кулаки.

— Снимите их.

Пациентка медленно отступала. Закутанное в голубой халат тело заслонило от Свендсена ножницы, и женщина исподтишка потянулась за ними. Темные глаза гипнотизировали шофера.

Он невозмутимо наклонился, взял тяжелые ножницы и, не глядя, бросил их на пол.

— Сейчас же! — стальным голосом проговорил он.

Фигура метнулась к двери, руки вцепились в ключ, лихорадочно повернули его. Свендсен не пытался остановить ее. Не сознавая этого, пациентка выскочила за порог и остановилась как вкопанная. Снизу доносились приглушенные голоса. Кто-то снова заиграл на пианино.

Свендсен неподвижно наблюдал за ней. В его глазах отразилось омерзение.

— Вот именно, — мягко сказал он. — Куда вам идти?

Напряжение покидало женщину, будто воздух из проколотого мяча. Плечи ее поникли; она безмолвно повернулась и посмотрела на Свендсена сквозь черные щелочки в бинтах.

— Мой врач… Они вам не позволят.

Он подошел к ней, как деревянный. Казалось, у него свело все мышцы. Взяв женщину за белое запястье, Свендсен потянул ее назад в комнату. Пациентка не противилась. Он закрыл за ней дверь.

Странная фигура прислонилась к стене. Битва была окончена.

— Снимайте бинты!

Женщина стояла, как затравленное животное. Ее глаза следили за каждым движением Свендсена.

Он притянул ее голову к себе и освободил конец бинта. Пациентка издала тихий стон, но не пыталась помешать шоферу. Он начал разматывать бинт, который стелился по полу. Он обнажил сначала лоб женщины, потом глаза, и, наконец, все лицо. Белая марля упала.

22

Позже в тот же день

Свендсен на мгновение зажмурился, как будто у него устали глаза. Потная кожа на скулах натянулась.

Разомкнув веки, он посмотрел в гладкое бледное лицо Хильды.

Она стояла в полумраке, прислонившись к стене, и была похожа на изношенную куклу. Страх ушел, осталась только усталость. Ее глаза смотрели на Свендсена, но не видели его.

— Так, значит, все это время здесь были вы, — бесцветным голосом произнес он.

Влажный локон прилип к ее лбу. Свендсен отвел от него взгляд и ослабил узел галстука. Внезапно спокойствие изменило ему.

— За что вы ее убили? — гневно спросил шофер.

Она метнула на него взгляд. Последовало долгое молчание, Хильда пристально смотрела на Свендсена, потом отошла от стены и села за туалетный столик.

— Вы — полицейский, — устало сказала она. Это прозвучало как утверждение, а не вопрос.

— Из-за Криса?

— Я не знаю, о чем вы говорите. Это был несчастный случай.

Свендсен помолчал, стараясь овладеть собой. Он стоял перед ней, покачиваясь с носков на пятки и держа руки в карманах.

— Неужели? — процедил он сквозь зубы.

— Мы поехали кататься.

— И кто вел машину? — Бесстрастно спросил он.

— Ки… Я.

— Но вы всем рассказывали, что за рулем была она.

— Да. — Ее голос был едва слышен. — А что еще мне оставалось? Я говорила, что она ехала одна и ударилась лицом о ветровое стекло. Вот почему появились бинты.

— Я не слышу вас.

— Вот откуда бинты.

— Кто еще был с вами?

— Я… я же сказала вам. Киттен…

— А еще кто?

— Никого. Только Киттен и я. — Хильда провела ладонями по лицу, как будто ей было жарко, но лицо оставалось сухим и бледным. Она подняла глаза, но тотчас опять потупилась.

— Ну, и чего вы ждете? — резко бросил он.

— Мы ехали мимо имения Бэчфелдеров… — Внезапно она умолкла, лежавшие на коленях кулаки разжались. В тусклом свете он едва видел белый овал ее лица. Она медленно подняла голову. — В ту ночь… В ту ночь, когда вы пригласили меня поужинать… Вы ведь нарочно устроили, чтобы там оказались эти люди, правда? — Ее округлившиеся глаза, полные презрения, изучали его лицо. — Разве не так?

Он кивнул, стиснув зубы.

Она прищурилась и неожиданно заговорила низким, полным желчи голосом:

— Вы… Вы нарочно заставили меня поверить, что моя сестра все еще лежит там, в этой дорожной грязи! Вы нарочно привезли меня туда, чтобы я подумала, будто эти… эти бесчувственные люди трогают тело моей бедной… Вам хотелось посмотреть, какое у меня будет лицо. Вытянуть из меня признание и прославиться. Вы…

Свендсен схватил ее за плечи и грубо встряхнул. Капли пота блестели на его лице.

— Приберегите эту болтовню для суда, — прохрипел он. Зрачки его расширились, глаза сделались черными. — Вы просто гнусная убийца, и не надо всех этих излияний.

Хильда вырвалась и неловко встала.

— Как вы смеете говорить мне такие вещи? Вы пытаетесь вывернуть все так, чтобы получить повышение? Полицейские хуже самой мерзкой гадины. Только мерзкий слизняк согласится проникнуть в дом и шпионить там. Только ничтожный червяк попытается представить несчастный случай как убийство, чтобы набить себе цену. Только…

Свендсен резко толкнул Хильду обратно в кресло. Воздух с шумом вырвался из ее легких.

Его влажное землистое лицо было совсем рядом с бледным лицом Хильды. Он сжал губы и тихо, но злобно процедил:

— Вы думаете, мне было приятно наблюдать за тем, что происходило с вами той ночью на дороге? Думаете, я так рад узнать, что вы убили сестру из-за жалкого придурка Криса?

Она удивленно посмотрела на него. Ее дыхание мало-помалу делалось ровнее. Только теперь Хильда заметила его потное лицо и воспаленные глаза.

— Как вы думаете, почему мне пришлось делать эту грязную работу? Я вам скажу. Потому что ваш отец — большая шишка. Потому что его зовут Корвит. Корвит из «Анилиновой корпорации». Корвит, чьи дочери попадают в газеты всякий раз, когда на благотворительном базаре помогут продать куклу какому-нибудь бедняге, чьи дочери не могут позволить себе быть такими щедрыми. Если бы речь шла о дочери такого бедняка, то мы просто забрали бы ее и выжали признание. Но нет, ведь это же Корвит! Мы должны были действовать осторожно. Мы должны были сначала убедиться. Именно поэтому мне пришлось стать жалким шпионом. Я должен был проникнуть сюда и потихоньку копаться в этой грязи. А меня выбрали потому, что подумали: а вдруг дочь Корвита согласится пойти со мной куда-нибудь.

Свендсен умолк и неожиданно отступил. Его подернутые поволокой глаза уставились на стену над головой Хильды. Он вытер рот тыльной стороной ладони. Глядя на него, Хильда переводила дыхание, румянец мало-помалу возвращался на ее щеки. Лицо сделалось настороженным.

— Почему вы так расстроены? — тихо спросила она.

Он смотрел на нее сверху вниз. В полумраке черты ее расплывались. Он видел в зеркале отражение ее темных волос и хрупких плеч. Неясные тени, готовые исчезнуть, если он вздумает прикоснуться к ним.

Свендсен на мгновение прикрыл глаза.

— Вы сами сказали мне почему, — ответил он наконец бесцветным голосом. — Потому что это грязная, презренная работа.

— Только поэтому? — спросила Хильда и замерла в ожидании ответа.

Он неохотно поднял глаза и увидел ее приоткрытый рот, напряженное как струна тело. Проведя ладонью по лицу, Свендсен тупо посмотрел на свою влажную руку и вытер ее о брюки. Медленно, как будто ему было больно, он протянул руки и поднял Хильду. Она встала и шагнула к нему. Минуту он смотрел в ее застывшие серые глаза, потом его руки скользнули по голубой ткани халата, и он привлек Хильду к себе. Когда ее руки обвили его шею, Свендсен наклонился и крепко прижался сухими губами к губам девушки. В ушах стоял какой-то странный гул, пол закачался, как палуба корабля. Сквозь тонкий шелк халата он чувствовал, как колотится ее сердце. Обнимавшие его руки дрожали.

Хильда попыталась отстраниться, чтобы перевести дух, но Свендсен еще крепче прижал ее к себе, и она перестала сопротивляться. Ее голова упала ему на плечо, и Свендсену пришлось наклониться, чтобы не оторваться от губ Хильды. Она всем телом льнула к нему.

Наконец Свендсен оторвался от нее, но Хильда, зажмурившись, приникла к его груди. Он опять бросил взгляд в зеркало, любуясь ее изящными линиями, шелковистыми волосами и мягкой шеей. Казалось, комната перенеслась на какое-то отдаленное плоскогорье: весь остальной дом словно вымер.