Мятеж - Нора Робертс

Сирина предпочла бы пнуть его в голень, но слишком хорошо знала свои обязанности. Она взяла его за руку, думая о том, когда приличия позволят снова потанцевать с Бригемом.

Музыка продолжала звучать — рилы, контрдансы, элегантные менуэты. Сирина танцевала с пожилыми джентльменами, сыновьями, кузенами, представительными и импозантными. Любовь к танцам и опыт в них обеспечивали ей постоянный спрос. После еще одного танца с Бригемом ей пришлось наблюдать, как он идет по залу вслед за другой хорошенькой девушкой.

Бригем не мог отвести от нее глаз. Черт возьми, что это с ним? Ранее ему в голову не приходило возмущаться, видя, как женщина танцует с другим мужчиной! Должна ли она им улыбаться? Нет! И ей незачем флиртовать с этим костлявым молодым шотландцем в безобразном камзоле. Забывшись, он коснулся эфеса своей шпаги.

О чем думала ее мать, позволив ей носить платье, в котором она выглядит так… соблазнительно? Неужели ее отец не видит, что этот молодой повеса уставился на обнаженную шею его дочери, на ее гладкую белую кожу в том месте, где ключица переходит в грудь?

Выругавшись сквозь зубы, он увидел, что Гвен с удивлением смотрит на него.

— В чем дело, Бриг?

— Что? — Бригем с трудом перевел взгляд с Сирины на ее сестру. Он понятия не имел, что его грозный вид не позволяют полудюжине молодых щеголей пригласить стоящую рядом с ним Гвен на танец. — Ни в чем, Гвен. — Бригем глубоко вздохнул. — Вам нравится бал?

— Да, очень. — Она улыбнулась, втайне желая, чтобы он пригласил ее на танец. — Полагаю, вы бываете на многих балах и вечеринках?

— В Лондоне, в сезон, этого не избежать.

— Я бы хотела повидать Лондон и Париж.

В этот момент Гвен выглядела совсем юной, и Бригем вспомнил, как она ухаживала за раненым братом. Он обрадовал ее, неожиданно поцеловав кончики пальцев.

— Вы, дорогая моя, должны вызывать всеобщий восторг.

Гвен была достаточно молода, чтобы хихикнуть без жеманства.

— Вы действительно так думаете?

— Конечно.

Предложив девушке руку, Бригем повел ее танцевать, рассказывая ей о балах, ассамблеях и раутах. При этом его глаза были устремлены на Сирину, танцующую со своим костлявым партнером. Когда танец закончился, Гвен наслушалась достаточно, чтобы мечтать об этом годами. Бригема продолжали терзать гнев и ревность.

Он повел Гвен через зал, наблюдая, как Сирину ведет в другом направлении ее партнер в безобразном камзоле из желтой парчи. Но взгляд Бригема куда сильнее оскорбляло то, как властно этот субъект держал Сирину за руку.

— С кем сейчас разговаривает Сирина?

Гвен проследила за направлением взгляда Бригема:

— О, это всего лишь Роб, один из ее поклонников.

— Поклонников, вот как? — процедил Бригем сквозь зубы. Прежде чем Гвен успела ответить, он уже шагал через зал. — Мисс Мак-Грегор, можно вас на два слова?

Сирина подняла брови:

— Лорд Эшберн, позвольте представить вам Роба Мак-Грегора, моего родственника.

— Ваш слуга, — чопорно произнес Бригем. Потом, взяв Сирину за локоть, он увлек ее в ближайшую нишу.

— Что вы делаете? Совсем лишились рассудка? На нас же все смотрят.

— Черт с ними. — Он вглядывался в ее сердитое лицо. — Почему этот попугай держал вас за руку?

Хотя внутренне Сирина соглашалась, что Роб Мак-Грегор — чистой воды попугай, она не желала слышать оскорблений в адрес ее родственника.

— Роб Мак-Грегор — прекрасный молодой человек из хорошей семьи.

— К дьяволу его семью. — Бригем с трудом заставлял себя не повышать голос. — Почему он держал вас за руку?

— Потому что он этого хотел.

— Дайте руку мне.

— Не дам.

— Я сказал, дайте! — Бригем схватил ее за руку. — Он не имеет на это права, понимаете?

— Нет, не понимаю. Я имею право давать руку тому, кого выбираю.

В глазах Бригема появился стальной блеск.

— Если вы хотите, чтобы ваш прекрасный молодой человек из хорошей семьи оставался в живых, лучше не выбирайте его снова.

— Вот как? — Сирина тщетно пыталась освободить руку. — Сейчас же отпустите меня!

— Чтобы вы могли вернуться к нему?

Сирина засомневалась, не пьян ли Бригем, но пришла к выводу, что это не так. Его взгляд был резким и холодным.

— Если захочу.

— Если захотите, обещаю, что вы об этом пожалеете. Этот танец мой.

Еще несколько минут назад Сирина мечтала потанцевать с ним. Но теперь она твердо решила не уступать.

— Я не хочу танцевать с вами.

— Что вы хотите и что будете делать, может оказаться не одним и тем же, дорогая моя.

— Напоминаю вам, лорд Эшберн, что только мой отец может командовать мной.

— Это скоро изменится. — Его пальцы сильнее сжали ее руку. — Когда я вернусь из Лондона…

— Вы собираетесь в Лондон? — Ее гнев тут же сменила досада. — Когда? Почему?

— Через два дня. У меня там дела.

— Понятно. — Рука Сирины обмякла в его руке, глаза потухли. — Возможно, вы планировали сообщить мне об этом, когда оседлаете вашу лошадь.

— Я только что получил известие, что нужен в Лондоне. — Выражение его глаз смягчилось, из голоса ушла резкость. — Вас огорчает, что я уезжаю?

— Нет. — Сирина отвернулась, теперь она рассматривала музыкантов. — Почему это должно меня огорчать?

— Но вы огорчены. — Свободной рукой он коснулся ее щеки.

— Уезжайте или оставайтесь, — с отчаянием прошептала Сирина. — Для меня это не имеет значения.

— Я еду по делам принца.

— Тогда желаю удачи.

— Рина, я вернусь.

— В самом деле, милорд? — Сирина, наконец, освободила руку. — Сомневаюсь. — Прежде чем он успел остановить ее, она побежала назад в зал и смешалась с танцующими.

Глава 9

Возможно, Сирина бывала более несчастной за свою жизнь. Но она не припоминала, чтобы слезы подступали к глазам так близко. Быть может, Сирине случалось быть и более сердитой. Но она не помнила времени, когда ярость горела в ней столь ярким пламенем.

Ярость на саму себя, думала Сирина, пуская кобылу в галоп. За то, что она хотя бы на миг позволила себе мечтать о том, будто что-то настоящее, прекрасное может произойти между ней и Бригемом.

Он собирается назад в Лондон, которому принадлежит. В Лондоне он — состоятельный и знатный человек, посещает балы, водит дружбу с красивыми дамами… Об остальном лучше не думать. Выругавшись, Сирина пришпорила лошадь.

Конечно, Бригем стоял за принца. Она верила, что он готов сражаться за его дело, но — в Англии и за Англию. Ну а почему бы и нет? Почему такой человек, как граф Эшберн, должен думать о ней, вернувшись в свой собственный мир?