Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь - Николай Владимирович Переяслов

Но трое клеймено неизгладимо,

Но трем – преображающего грима

Еще изобрести не удалось.

Сквозь гордый жест, сквозь благородство взора

Я узнаю их наповал, насквозь:

Шпиона, проститутку и актера!

Получив 10 марта 1928 года от Георгия письмо, в котором он рассказывал о своей печальной истории, Игорь Васильевич Северянин в ответ написал: «…В каждой драме есть частица счастья: вновь получить или сохранить теряемое. Сколько «драм» испытал я, но они – этапы в Божественное: я благодарю их. Я жму вашу руку, ясно и прямо смотрю в глаза Ваши…»

В Симферополе Шенгели проработал осенний семестр 1927 года и весь 1928-й. С началом летних каникул 1928 года Георгий Аркадьевич и Нина Леонтьевна уехали сначала в Москву, чтобы проветриться и подтвердить свое право на занимаемую ими там комнату, а последующую часть лета решили провести в Коктебеле, в гостеприимном «Доме Поэта» у Волошиных.

«Неужели мы сейчас увидим великого Макса? Сколько раз я бывала здесь и всегда замираю от счастья!» – взволнованно восклицала при приближении к Коктебелю Нина Леонтьевна.

О своем любимом Коктебеле и даче Волошина Шенгели писал однажды в своем очерке «Киммерийские Афины», в котором он говорил: «В бронзовых смуглых горах, которыми разбежался по направлению к Феодосии крымский хребет, распласталась горсточка белых дач: Коктебель. Коктебель – республика. Со своими нравами, обычаями и костюмами, с полной свободой, покоящейся на «естественном праве», со своими патрициями-художниками и плебеями – «нормальными дачниками». И признанный архонт этой республики – Максимилиан Волошин. Хорошо в его скромном дворце. Вы поднимаетесь по легкой деревянной лестнице, где вас дружелюбно облаивает лохматый Аладдин, и входите в башню-«мастерскую». Хоры вокруг стен, многоэтажная библиотека, пестрые драпировки вперемежку с акварелями и японскими эстампами, в глубокой нише-«каюте» – гипсовая голова царевны Таиах, на многочисленных полках – кисти и краски, куски базальта и фантастические корневища, выбрасываемые морем. Никого…»

На сегодня существуют уже целые исследования о роли Крыма в жизни таких классиков русской словесности, как Грибоедов, Гоголь, Толстой, Некрасов, Чехов, Горький, Куприн, Бунин, Волошин… Со второй половины XIX века некоторые авторы поселяются в Крыму надолго; приобретают литературное имя и первые выходцы из Крыма. Для многих, как, например, для Владимира Щировского или Георгия Шенгели, Крым становится важной частью биографии. Едва ли не центральным событием Серебряного века русской поэзии стало построение Максимилианом Волошиным дома в Коктебеле – гостеприимного пристанища для людей искусства. С этого момента процесс шел уже лавинообразно.

Летний сезон 1928 года прошел очень оживленно и весело: на волошинской даче собралось много писателей, поэтов, просто друзей. Совершали прогулки в горы, то и дело купались в море, музицировали, читали стихи, просто дурачились. Волошин читал свое новое произведение религиозного цикла «Сказание об иноке Епифании», но оно больших восторгов у его слушателей не вызвало.

Гораздо более удачными были организованные у Волошина различные шарады и стихотворные состязания. Разгадывать шарады – это была одна из традиционных забав для большой и шумной компании, и чаще всего их затевал приезжающий сюда Михаил Булгаков. Эту игру он особенно любил и с удовольствием составлял шарады как можно позаковыристее и посмешнее. Одна из них называлась «Навуходоносор».

Шарада состояла из трех сценок. Первая из них изображает таверну, в которой идет пьянка, кто-то танцует на столе, затем затевается драка, и участники друг другу тычут кулаками в ухо (сцена называется: «НА В УХО!»). Сцена вторая называется – «ДОНОС», и ее участники шепчут что-то один другому на ухо, а также передают кому-то исписанные листы бумаги, изображая этим осуществление доноса. Ну, а в третьей сценке жена Волошина Мария Степановна ходит по комнате и орет: «Опять кто-то насорил!!» (Этим изображается громкий «ОР»). Таким образом, складывается все имя – Навуходоносор: «НА В УХО» + «ДОНОС» + «ОР». А в конце шарады (так сказать, на закуску) появился перед отдыхающими и сам Макс, опутанный белыми простынями. Он неожиданно по-поросячьи взвизгнул, стал на четвереньки и начал с жадностью жрать траву (изображая намек на известный факт помешательства Навуходоносора).

По воспоминаниям Нины Манухиной, режиссером этой шарады, поставленной в коктебельском Доме поэта Волошина, был именно Булгаков.

А по замыслу самого Максимилиана Волошина, собравшиеся у него в доме поэты должны были принять участие в стихотворном состязании «Турнира французской баллады» с заданным рефреном: «Не остывал аэролит», в котором принимали участие сам хозяин дома, а также Е. Ланн, Г. Шенгели, С. Шервинский и другие. Гостившие у Волошина поэты должны были написать стихотворение на тему: «Не остывал аэролит», имея в виду метеоритный камень, положенный однажды на могилу Эдгара По его друзьями и поклонниками.

Против всякого ожидания, эту премию получила тогда не кто-нибудь, а именно скромная «поэтиха» – Нина Манухина-Шенгели. Жюри было буквально подкуплено ее необычайно оригинальным подходом к трудной теме, поэтому нельзя не прочитать это остроумное стихотворение поэтессы полностью:

Баллады форма мне трудна:

Я не в большом поэтском чине.

Занежена (зане – жена!)

Я не умею брать твердыни.

Боюсь поддаться рифм лавине,

Тем более, что муж – пиит,

Не знает: по какой причине

Не остывал аэролит?

Сегодня полная луна

Задумчивого цвета дыни.

Мечтаю, сидя у окна,

О «фернампиксах», о дельфине,

А тут поэты в мрачном сплине

Шагают – и вопрос открыт:

Когда и где, в какой пустыне

Не остывал аэролит?

А я другим удручена:

Алеют губы – все в кармине,

Рояль звенит, словно зурна!

Ах! Диспут не помог кручине:

Фокстрот запретнее святыни

Манит миражем, кровь бурлит.

Кой черт мне в том, что и доныне

Не остывал аэролит?!!

И пусть в неведомой пучине

Не «фернампикс», а «пес» на вид,

Совсем не интересный Нине

Не остывал аэролит!..

(«Фернампикс» – это на коктебельском жаргоне означает прозрачный халцедон, а «пес» – простая галька.)

О поэте Нине Манухиной Варвара Бутягина говорила, что она вся «растворилась в поэте Георгии Шенгели», с которым – не только, как с поэтом, но прежде всего, как с человеком – были связаны ее лучшие стихи, причем не только такие веселые, как приведенное выше стихотворение об аэролите, но некоторые и весьма горькие. К примеру, как стихотворение «Пенаты» из коллективного сборника «Новые стихи», изданного Всероссийским Союзом поэтов в 1927 году. Пенаты – это домашние божества, боги и хранители очага, а стихотворение это было написано 10 апреля