Чужая женщина - Татьяна Тронина

Где-то посреди Невского Феликс заметил как-то в толпе Альбину, за которой уныло плелись ее сыновья. Он и до того терпеть не мог Альбину, но сейчас с особой отчетливостью увидел, какая у этой женщины маленькая голова (а еще эта короткая, прилизанная, под мальчика, стрижка!) и распухшие, торчащие в стороны бедра… Все это внешнее несовершенство лишний раз подтверждало то, что Альбина – лицемерка. Ее так и распирала чувственность, которую она ловко маскировала интеллектуальными беседами… А на самом деле она – обыкновенная самка.

Еще хуже казались молодые девицы на шпильках, в мини, с глазами-калькуляторами… Пожилые женщины – те, наоборот, были равнодушны к одежде, к собственной внешности, и в их отечных лицах, запавших глазах, в глубоких носогубных складках пряталась желчь, недовольство жизнью, ненависть ко всему миру… Настоящие ведьмы.

Даже в детях, девочках уже угадывалась их будущая, исковерканно-женская сущность.

Одно из отвратительнейших созданий женского пола Феликс наблюдал в летнем кафе возле Спаса на Крови. За столиком сидела семья – отец, мать и она, их дочь, девочка лет десяти. Огромная, толстая, с гипертрофированным животом, словно у беременной, с трясущимся жиром на предплечьях, с плоским, распаренно-красным от жары лицом, многочисленными подбородками и крошечными, злобными глазками. В розовом спортивном костюме, бесстыдно обтягиваюшем ее ляжки. Девочка капризничала, топала ногами, требовала себе лишний хот-дог, и от ее визгливого голоса по спине бежали мурашки – словно кто-то металлом скреб по металлу… Не девочка, не человек, не живое существо это было – одна жадная, вздорная, глупая, ненасытная утроба.

В обществе, на публике не принято осуждать кого-то за уродство. Обсуждать и осуждать. Неполиткорректно. Нынче все считают себя королевишнами, даже самые некрасивые. Да и вообще – нет некрасивых! – раздается отовсюду клич.

Нет. Неправда. Форма – она все-таки отражает содержание.

И только Лара была воплощенной гармонией… Чем дальше, тем больше убеждался Феликс.

А Лара тем временем, шагая рядом с Феликсом, занималась своими сравнениями. Она восхищалась Питером. Сравнивала Питер с Москвой – в пользу первого… И говорила, что хотела бы жить в Питере.

Тут Феликс очнулся и начал соображать. Лара все, все города и места, где они побывали, оценивала с одной точки зрения. Хотелось бы ей там жить или нет.

– …хотя нет, Ярославль не хуже, – болтала девушка, держа Феликса под руку. – Ему тысяча лет! Древний, красивый город, но и предприятий много, есть возможность найти работу… Волга опять же рядом!

– Минутку, – прервал ее Феликс. – Ты что, хочешь уехать из Москвы?

– Да, – кивнула Лара. Она улыбалась в этот момент, но глаза ее оставались серьезными, даже печальными. До того она успела признаться Феликсу, что очень страдала этой весной. Измена мужа и все такое… Оно и понятно – теперь хотела быть подальше от тех мест, подальше от своих воспоминаний. Но как же он, Феликс? Неужели Лара не берет его в расчет?

– А я? – спросил он прямо.

– Ты… ты хороший. Но… – она замолчала, смешавшись.

– Ты думаешь, у нас тобой – несерьезно? Так, отпускной роман? Нет. Нет… – Феликс развернул Лару к себе. – Я люблю тебя.

– Феликс, не надо…

– Я люблю тебя, – повторил он мрачно. – Я никого никогда не любил в своей жизни – веришь ли? А тебя – люблю.

– Феликс!

Он притянул ее к себе, поцеловал.

– Ты не хочешь возвращаться домой, в Москву? – продолжил он. – И не надо. Поедем ко мне, в Кирюшино. Там у меня дом, я тебе говорил… там хорошо, спокойно. Будем жить вместе. Как?

Некоторое время Лара молчала с отстраненным, ошеломленным видом, глядя куда-то в сторону. А потом подняла голову и сказала, глядя Феликсу прямо в глаза:

– Да.

И это было второе ее «да», от которого у Феликса перехватило горло.

Он ей сказал – «люблю». А она не знала, любит ли его…

Но Феликс безусловно нравился Ларе. В первую очередь потому, что с ним можно было говорить, говорить обо всем на свете. С Феликсом оказалось легко! Феликс – друг…

Через пару дней они на скором поезде прибыли в Москву, пересели на электричку, и не прошло и пары часов, как уже оказались в Кирюшине, небольшой подмосковной деревушке.

Дом Феликса – не шикарный коттедж, обставленный заковыристой авторской мебелью, но вполне добротный, основательный. Там было все, что обязательно присутствовало в городском жилище. Еще имелся огромный участок, заросший деревьями, кустами, цветами… Альпийских горок Феликс на нем не разбивал, ландшафтных дизайнеров не призывал себе в помощь – и хорошо. В этой природной простоте, в этом зеленом хаосе была своя прелесть.

Феликс так смешно волновался, впервые показывая Ларе свое жилище… Но Ларе здесь понравилось все. Особенно сад.

– Вот с этой стороны, посмотри – на крышу дерево упало. Но ничего, починили вроде… – Феликс приставил лестницу, полез вверх. – А это что? Халтурщики, а про водосток они что, забыли?

– Все в порядке? – крикнула снизу Лара.

– Почти… Ладно, потом с этим Сан Санычем разберусь.

Они снова вернулись в дом.

– Это будет твоя комната – как ты, не против?

– Отлично… Феликс, мне здесь очень нравится!

– Я иногда не могу заснуть ночью, сижу за компьютером, а тут тебе будет спокойно… Но я бы хотел, чтобы ты, по возможности, и ночью находилась рядом.

Лара признательно поцеловала его в щеку.

Вечером она приготовила ужин – самый простой, но Феликс пришел в такой восторг…

Спали они вместе – это была их первая совместная ночь. Поцелуи, нежные слова… Опять все закончилось довольно быстро, без выступления на бис – но разве не об этом Лара мечтала все предыдущие годы, распятая мучительным и неугасимым желанием Александра, мужа?..

Сон до полудня. Завтрак вдвоем. Ленивое, безмятежное сидение в саду, в беседке – они с Феликсом обсуждали дальнейшую жизнь. Решили (вернее, на этом настоял Феликс, а она лишь радостно согласилась), что Лара должна и думать забыть обо всякой работе.

Они будут вдвоем. Круглые сутки. Им никто не нужен. Детей Феликс не хотел. Лара с ним согласилась. (Она больше думала сейчас о том, нерожденном ребенке, чем о новом материнстве… Да и вообще, люди только познакомились – какие дети!)

О браке они пока не говорили, хотя, по ощущениям, Феликс вполне мог сделать предложение в ближайшие дни. «Но рано же! – вертелось в голове у Лары. – Будет неловко ему отказать… Господи, куда он так торопится, вот уже всю нашу жизнь – до самой смерти – распланировал!»

Во второй половине дня Феликс уехал – разбираться с прорабом, руководившим ремонтом, – и Лара осталась одна.