Последний фарт - Виктор Вяткин

— Отобранных у бедняков вернем. Подаренных богачами белогвардейцам — на мясо. А как ты считаешь?— отозвался Полозов.

— Верно решил, — согласился Федот. — Будем уходить дальше в тайгу, пригодятся.

— Каюр знает, чья пушнина на нартах? — спросил Полозов Миколку.

— Семен помнит все. — Парень потрепал старика-якута по спине и, увидев Усова, кинулся к нартам, вытащил винтовку и передал Полозову. — Отплати за Мирона.

— Не спеши! — оборвал его Полозов. — Решим все вместе потом.

Миколка подошел к Усову и оглядел его со страхом и отвращением.

— Я хочу его видеть покойником.

Усов громко заплакал, стараясь всех разжалобить. Подошел Федот.

— Это убийца! — Миколка ткнул Усова прикладом в бок. — Я видел, как он убил Мирона. С ним надо поступить так же.

— А как ты думаешь, Федот? — Полозов посмотрел на Федота.

Усов вскочил, всхлипывая, протягивал руки то к одному, то к другому.

— Плохой он, но зачем его смерть? Даже худая кровь не скажет о хорошем, — подумав, степенно и негромко заговорил Федот.

— Он хуже зверя! Ты забыл о своем отце! — Кровь прилила к лицу Полозова.

Федот терпеливо выслушал всех и досадливо поправил шапку:

— Нельзя болью тушить гнев, — Федот посмотрел на Полозова и все так же спокойно продолжал: — Добрая слава лучше плохой крови. Разве закон призван служить несправедливости? Ну, убьем его, пошлют карателей и примутся за таежников.

— Ты предлагаешь отпустить его, и все?

— Накажем, как это делают старики, и пусть уходит. Замерзнет, значит, тому и быть.

— Выпороть? — призадумался Полозов.

— Годится, — спокойно сказал Федот, снимая с пояса аркан.

— Дай сюда! — протянул руку Иван.

— Тебе нельзя, горячишься. Уж я как-нибудь сам. — Федот наклонился к Усову.

— А ну, паря, сбрасывай штаны.

Усов торопливо схватился за пояс.

В середине апреля прорвался южак. Снег потемнел и рассыпался, как подмоченный сахар. Гладкие склоны сопок ощетинились поднимающимися ветками стланика. Наледи заполнили пойму Горбы.

Небольшой отряд Полозова отбивал у бочкаревцев награбленное.

Полозов стал настоящим командиром. Его отряд уже знали и боялись бочкаревцы. Сведения о местонахождении банды Полозов получал от Петьки и Федота. У отца Макара отряд Полозова и решил ждать Петьку.

Старый охотник принял всех радушно, ни о чем не спрашивал, а через несколько дней поздно ночью они услышали лай собак.

В юрту вошел Петька с Павлом Григорьевичем.

Иван кинулся к рыбаку, помог снять кухлянку. Павел Григорьевич рассказал, что сейчас он приехал из Олы.

Сели все за стол.

Много добрых вестей привез рыбак. Он него Иван и его товарищи узнали, что на Камчатке хозяйничают партизаны. На Дальнем Востоке красные ведут успешное наступление, и в руках белых остался только Владивосток.

Павел Григорьевич вынул бумагу, расстелил ее на столе и принялся рисовать план местности.

Сидели долго, думали и решили, что Полозов, Канов и Басов уйдут в Среднеканскую долину. И составят как бы головной отряд по борьбе с остатками банд. До Буянды через перевал — рукой подать.

Петька обоснуется на реке Мякит у знакомых охотников, Миколке определили верховье Буянды.

Удастся привлечь кого-либо из местных жителей, хорошо. А нет, то будут следить за всеми дорогами, чтобы, в случае, если появятся белогвардейские, банды, вовремя предупредить Полозова и присоединиться к его группе.

— Вот бы найти надежного человека да подсунуть его каюром бочкаревцам. Тогда мы о них все будем знать, — предложил Павел Григорьевич.

— Я пойду каюром, — не раздумывая, предложил Федот.

— Не признают тебя в Ямске? — забеспокоился рыбак.

— Узнают, тоже не скажут. Разве я кому-нибудь сделал худо?

Миколка, как и решили, пошел к Слепцову. Давно он не был у друга деда. Он шел и узнавал знакомые с детства места.

Вот Герба, описав дугу, снова подходила к тому же склону сопки. Сквозь кустарник блестела наледь, там где-то и юрта Слепцова.

Почерневшая тропинка привела к жилищу старика. Слепцов вырубал ступеньки на спуске к реке.

— Уж не Миколка ли, однако? — поднял голову старик. Лицо его сбежалось в морщинки, и не понять, радуется он или сердится.

Миколка снял шапку.

— Зачем вернулся? Торопишься порадовать деда своими делами?

— Дед бить меня собирается? А? — сокрушенно спросил Миколка.

— Разве он не добра тебе желает?

— Добра? А я? Или не радовались бедняки возвращенным олешкам? Или они не получили обратно отобранные солдатами шкурки? Зачем говоришь так? — заволновался Миколка. — Вот прогоним богачей, купцов…

— Чего же ты пришел? Ну, беги обратно да скорей выгоняй. И Машку тащи за собой. Пусть еще выпорют разок. Или уже выдохся, как надутый пузырь? — Теперь голос старика прозвучал сердито.

— А разве у деда не украли его оленей? Или не ваши разговоры когда-то слушал я в юрте?

— Потерявший имеет сто грехов, а укравший только один, — усмехнулся старик. — Чего мы тут разболтались? — Он повернулся к юрте и крикнул: — Эй, Машка! Или ты не слышишь, что пришел гость? Или он не с дальней дороги?

Девушка выглянула в дверь.

— Миколка? Ты пришел? Один?

Он понял, о ком хотела спросить Маша, и махнул рукой в сторону Среднеканского перевала.

Маша подбежала к нему.

— Я знала. Я так ждала, — шептала она, вытирая глаза то одной, то другой рукой. Старик удивленно закряхтел и еще ожесточенней принялся вырубать ступеньку.

…За стеной звякнула крышка кастрюли. Позванивая, покатилось ведро и, ударившись о пенек, остановилось. И снова послышалось монотонное бормотание ключа.

— Опять притащился, лохматый? — обрадованно прислушался Полозов. Теперь явственно донеслось сопение, тихий хруст рыбных костей и довольное урчание. Облизывает сковородку, догадался Полозов и сел на нары.

Полозов долго сидел, радуясь наступающему дню.

Солнце раздвинуло небосклон, позолотило вершины сопок. Сразу запели птицы. На перекате запрыгали золотистые блики.

Когда весной старатели пришли в долину, то первым делом принялись искать следы работы Бориски. Они обследовали всю террасу, но не нашли и признаков его пребывания здесь.

Только на пепелище зимовья лежали кучки промытых песков. Кто мог засыпать шурфы?

Полозов подошел к забою и долго вглядывался в породу. На солнце засветилась желтая искринка.

— Нет, пирит, — пробормотал он огорченно и раздавил пальцами желтую крупинку. — Но где могут быть шурфы Бориски? — снова спросил он себя.

Из зимовья вылез Басов, потянулся, сел рядом.

— Да ты что, и впрямь намерен оставаться тут на зиму? А еда, одежда? — Басов встал и набрал горсть породы: — Не валяй дурака. Всей земли не перекопаешь. Ну где оно лежит, это чертово золото? Где?

— Под пустыми породами. Для этого будем делать разведочные шурфы, — спокойно ответил Полозов.

— У нас всего фунтов десять муки.

— Но нет пути назад. Мы должны помочь рабочей власти и не пускать банду.

— Но вперед-то дорога не закрыта. Зимы нам не пережить. Ничего у нас нет. Мы можем спуститься на лодке до Средне-Колымска.

— Мы будем здесь, пока в ревкоме нам не скажут что необходимость быть здесь миновала и мы можем уйти! Ясно? — Полозов злился, но сдерживал себя.

Басов нерешительно потоптался и посмотрел на сопки.

— Не раздобудем продуктов, тогда что? А если мы с Кановым возьмем да уйдем вниз. Кто нас там знает?.. — пригрозил он робко.

— Никто не уйдет, пока я жив!— Полозов ударил кулаком по шлюзу, разбил руку до крови и совсем рассвирепел. — Ты можешь катиться куда хочешь! Разве мы тебя уговаривали?!

Басов выдержал его взгляд.

— Ты не жалеешь ни себя, ни других. Да это еще куда ни шло. А вот Канов, он в годах. Ты совсем рехнулся, Иван! — заговорил он мягко. — Не сидеть же тут годы? Из Олы никаких известий. Может, про нас уже никто из живых не знает.

— Ты не мути, — перебил его Полозов. — Павел Григорьевич при тебе же говорил: Куренев охотится вблизи Олы. Если не он, то учитель передаст указания. Значит, ничего не изменилось, и будем ждать. А насчет Канова ты ошибаешься. Без меня он никуда не уйдет, да и я его нигде не оставлю.

— Ты вытянул из себя все жилы. Звереешь. Разве сам этого не замечаешь? — глухо заметил Басов. — Нельзя же так.

— Бывает, уж извини, — обмяк Полозов. — Жизнь всякое творит с человеком. А теперь запомни, мы не уйдем, если даже придется нам питаться похлебкой из оленьих шкур. — Полозов глянул на восходящее солнце и, повернувшись, направился к зимовью. — Пошли завтракать, и за работу, — добавил он таким тоном, точно и не было у них крутого разговора.

Лето не принесло успеха старателям, но работы не прекращались. Басов и Канов молча вздыхали, Полозов ворочал за троих: пусть видят, что и он не мед пьет. Усталость тупила мысли, да и шло время. Не за горами и зима. Река уже глухо звенела под ледяной крышей. Старатели заканчивали перестройку зимовья.