Одна женщина, один мужчина (сборник) - Елена Касьян

— Мессир, и что же, вы придерживаетесь канонической формулы реализации? — обратился он к тучному джентльмену, развалившемуся в соседнем кресле. — Мне казалось, эта формула с поцелуем давно уже вышла из моды. Классика, конечно, но вы так все запутали.

— Мой дорогой Марвин, — толстяк прямо-таки излучал удовлетворение от того, как впечатлил давнего приятеля, — ну конечно, это классическая задача упаковки кармической пары в неустойчивую диссонирующую конструкцию. Здесь упражнение не для них, а для вас. Как вы думаете, кто из них в этой конструкции — Лягушка?

Тимофей Шевяков

Игра на чужом поле

Их спор был бесконечным, как ожидание официанта в «Шоколаднице». Они успели позабыть, с чего все началось, остались азарт и желание одержать верх. Улыбки и спокойный тон могли ввести в заблуждение разве что совершенно бесчувственного человека. Воздух над столом, казалось, гудел и искрился.

— …Хорошо, давай поставим вопрос иначе — может ли человек сам, без чьей-либо помощи, уничтожить свои чувства к другому? Сознательно, подчеркну! — Девушка победно посмотрела на собеседника.

Тот усмехнулся.

— Ты заставляешь меня играть на своем поле. Хорошо. Только правила будут моими. И — посмотрим на результат.

Девушка закусила губу и чуть погодя, явно нехотя, кивнула.

Мы были знакомы очень давно — еще со школы. Время и судьба кидали нас из стороны в сторону — мы встречались, расходились, возвращались, ругались и разбегались вновь. Единственное оставалось неизменным — мы любили друг друга, хоть признавать это порою было нелегко. В конце концов нам надоела эта бесконечная болтанка, и, сойдясь в очередной раз и всласть наорав друг на друга, мы наконец поженились. Трудно сказать, кому от этого стало более легко — то ли нам двоим, то ли нашим друзьям и знакомым, уставшим от наблюдения за бесконечной мелодрамой.

— Алексей, согласны ли вы…

— Светлана, согласны ли вы…

Согласны, согласны. Уже лет десять как согласны.

— Поздравляю вас… Теперь можете…

Можем, ох как можем.

Еще лет пятнадцать мы жили долго и счастливо, почти не ссорясь, практически не ругаясь. Наверное, со стороны мы казались идеальной парой — ну а что тут еще сказать? Любим друг друга, любим двух своих детей, в доме все идеально… Тошно-то как. И, собственно, нельзя сказать, что я разлюбил Светку, что надоело мне это все. Нет. По-другому. Есть такое старое слово — «обрыдло». Вот оно самое со мной и произошло. Вроде и замечательно все, а жить не хочется. А потом появилась она. Ну да, моложе Светки лет на десять, «бес в ребро» и все такое. Шустрая, язвительная, милая Анна.

Пытаюсь вспомнить сейчас, как мы встретились в первый раз, — и не могу, как в тумане все. То ли на какой-то выставке у нее упал буклет, а я поднял и подал. То ли у кого-то на дне рождения меня представили как «старого балагура», а она сказала, что со «старым» понятно, а насчет «балагура» посмотрим. То ли… Не помню, потом закрутилось так, что для меня все слилось в один бесконечно счастливый день. День, длившийся полгода.

— Лешка, родной мой, я ухожу. Совсем. Есть другой человек, которого я люблю… Которого я полюбила совсем недавно. Но я знаю, что хочу быть с ним вместе. Ты чудный, но… Прости.

Гудки в трубке. Она не дала мне сказать ни слова. Понятное дело, я, старый балагур, уговорил бы ее подождать, повременить, поговорить об этом при встрече. Конечно, это ничего бы не изменило, прекрасно это понимаю. Толку-то. Ей нужен тот, кто готов быть вместе с ней. А я не для того без малого десять лет добивался Светки, чтобы в одночасье все переменить. Да и сорок с лишним — не тот возраст, чтобы начинать личную жизнь с нуля. Опять же, Анька меня моложе, что будет лет через… Ох, вот же дрянь какая из меня полезла. Тьфу. Ладно, что случилось — то случилось, назад пленку не открутишь.

Светлана сидела в прихожей с совершенно потерянным видом. В гостиной писклявыми голосами бормотал телевизор — дети смотрели мультики и не слышали, как пришла мама. А ей впервые хотелось плюнуть на все и тихо уйти. Хоть на неделю убежать куда-нибудь, чтобы понять, что произошло. Ну или хотя бы попробовать выкинуть последние полгода из головы, забыть как кошмарный сон. Впрочем, почему кошмарный-то? Прекрасный был сон, все, как в дымке — встречи, цветы, прогулки, рестораны, поцелуи и далее, далее, далее.

— Свет, тебе плохо?

Она даже не услышала, как открылась дверь. Алексей стоял перед ней, немного театрально преклонив колено, и держал за руки.

— Све-е-т. Врача вызвать?

— Не надо, Леш. Я просто устала.

Она хотела сказать еще какую-то дежурную ложь про погоду, осень, дураков на работе, — но горло перехватило, и она заплакала — не так, как плачут взрослые — картинно или же истерично. Нет, она заплакала так, как плачут маленькие дети, впервые испугавшись чего-то — вздрагивая, подвывая и захлебываясь слезами.

— Лешка, я не могу так больше, это гадко, мне надо уйти… — И еще много, много слов болезненной скороговоркой — чтобы выплеснуть, избавиться, забыть.

Алексей крепко прижимал Светку к себе и безуспешно старался ничего не слышать, просто чтобы не сойти с ума, потому что…

Они встретились полгода назад, в самом начале весны. Это было маленькое кафе с только что открывшейся верандой на три столика. Март был удивительно теплым, снег стаял в считанные дни — и не было никакого желания сидеть в душном помещении. Но на улице — увы и ах — не нашлось свободного места.

— Садитесь, я уже ухожу! — Молодой человек вскочил и отодвинул стул. Чашка его была полна кофе, он беззастенчиво врал, но Светлане это было почему-то приятно. То ли потому, что с мужем они познакомились точно так же, то ли потому, что парень ей чем-то неуловимо напомнил Алексея в молодости, то ли оттого, что женщине за сорок приятно внимание мужчины, который ее существенно моложе.

Его звали Антоном, он был мил, неназойлив и очень предупредителен. Представившись, он залпом допил кофе, поклонился и сказал, что не хочет мешать и вообще он уже уходил, но будет очень благодарен, если представится возможность когда-нибудь в будущем повидать… Будущее наступило через неделю. Антон явился с букетом формальных роз — но, узнав, что Светлана предпочитает лилии, букет изъял, отлучился на десять минут и вернулся с охапкой лилий.

Они могли разговаривать часами, гулять по городу, — и в один прекрасный день признались друг другу в любви. Света понимала, что это сумасшествие, но ничего не могла с собой поделать. Каждый раз, оставляя на улице букет лилий, она понимала, что бесконечно это продолжаться не может, что-то надо делать, пора прекращать, потому что дети и Алексей…

А потом: «Нам было хорошо вдвоем, но мы оба знаем, что ты не уйдешь из семьи». Это ее слова, ее роль, это он должен был плакать и падать на колени, умоляя остаться. Она сильная, состоявшаяся женщина, она может выйти из этой ситуации. Но почему же так больно?

…По-прежнему из гостиной доносилось мерное бормотание телевизора, время от времени заливисто хохотали дети, а двое заплаканных взрослых людей сидели в прихожей, обнявшись и уперевшись друг в друга лбами.

— Светка, ты ни в чем не виновата. Я не буду ни о чем говорить. Просто мне надо уйти. С детьми буду помогать… В школу водить, сидеть, если надо. Деньги опять же… Отпусти только, не могу я так.

— Ты… У тебя…

— Не говори ничего. Пожалуйста.

Любой человек хоть раз в жизни испытывает дурацкое желание ковырнуть свежую рану, просто чтобы проверить — точно ли она болит? Вот и меня понесло в нашу с Анной любимую кафешку. Я был уверен, что увижу ее там — и был вознагражден за догадливость. Они сидели за угловым столиком, никого не видя и ничего не слыша, молодые и счастливые. Теперь я увидел, как же Анька похожа на Светлану — если сбросить лет пятнадцать. А он до боли похож… У меня перехватило дыхание. Не может быть. Я вскочил из-за своего столика и, стараясь не переходить на бег, подошел к влюбленной парочке.

— Ань, привет! Я зашел чашечку кофе выпить, смотрю — ты. Рад видеть, чудесно выглядишь. Не представишь меня своему кавалеру?

— Привет, Лешка. Это Антон, мой будущий муж. Антон, это Алексей, мой… Хороший друг.

Я произнес пару необходимых шуток, откланялся и вышел. Состояние было препаршивое. Пасьянс сложился, только непонятно какой. Зато понятно, что в нем я не предусмотрен.

Их спор был бесконечен, как… Как любые бесконечные споры, пожалуй, когда уже нет ни проигравшего, ни победителя, а есть лишь невозможность остановиться.

— Я оказалась права, признай. Он сам, добровольно, своими руками все разрушил! — Девушка победно улыбнулась и застучала носком туфли по паркету.