Отражения судьбы - Светлана Залата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Заходите. Разувайтесь и проходите на кухню.
Здесь все кажется… Обычным, пожалуй. Совсем, совсем обычным. Стол с клеенкой, чай в чашках от советского сервиза, вазочка с дешевым печеньем.
Женщина ставит на стол еще одну вазочку, теперь с конфетами, и садится напротив, пододвигая к себе чашку.
– Я – Гульназ, и если у вас есть дела к Ордену, то вам – ко мне. Никого больше тут нет.
– Никого? А Резиденция…
– Закрыта уже десять лет как. Денег нет, и держать там некого. Вы видели город – в нем никто не живет из тех, за кем мог бы присматривать Орден.
– Никто?
– Я не в счет. Кто-то должен остаться, как видите.
Саша поднимает было глаза, но вопроса не задает. Женщина лишь усмехается.
– Молодость и любопытство. Вы сами все видели на Изнанке. Вы здесь недолго, и пока на вас это не давит. Пока. Но мало желающих селиться здесь. Очень мало.
– А что это?
– Эмоции. Обманутые надежды, несбывшиеся чаянья. Это и прошлое, и разруха, и сель, которая убила куда больше, чем говорят, а озлобила, кажется, вообще всех. И близость шахт с несколькими аномалиями, и много чего еще. Ладно, не думаю, что вы здесь с инспекционной проверкой. Так что рассказывайте – зачем пожаловали?
Саша после короткого колебания все-таки решает ничего не скрывать.
– Мы ищем одного человека. Оборотень, зовут Алена. Может, вы знаете, где здесь стая или где она может жить?
Гульназ только сочувственно улыбается.
– Здесь на километры вокруг горы, мелкие поселки и горы. Дальше в ущелье несколько веков жили люди совершенно автономно, ниже даже не знали, что здесь все заселено. Это глухие места, и жить здесь может кто и где угодно.
– А как же туристы? Эльбрус?
Женщина отмахивается.
– Можете съездить туда и сами все посмотреть. Туристы есть, да. Это правда. Но это не курорт. Просто деревеньки, где многие зарабатывают на возжелавших экзотики москвичах, и только. Что касается оборотней… Вы знаете, где именно вам нужно искать вашу цель?
Саша переглядывается с Миклошем.
– Поляна Чегет. Или Терскол .
Гульназ кивает.
– Терскол… Я там редко бываю. В окрестностях много мест, где можно жить на природе, и никто не побеспокоит. В Тырнаузе я единственная из магов Ордена. Есть еще Надежда, она просто маг, вернулась сюда из Краснодара, к внукам, живет тихой жизнью, да и волшебница из нее не ахти. И все. Больше никаких Затронутых, не выдерживают они у нас и года. После сели еще несколько лет местные держались за насиженные места, но потом и они отправились лучшей доли искать.
Женщина склонила голову, осматривая Сашу и Миклоша.
– Дальше к Эльбрусу туристов больше. А нас слишком мало, чтобы следить за всеми. Каждый год с Эльбруса не возвращается как минимум четыре человека, а то и десяток. Сели. Лавины. Трещины в породе.
Повисла тишина.
– И это только те, о которых становится известно.
Саша переглядывается с напарником.
– Там живет много Обращенных?
– Много – понятие относительное. Но живут, – женщина сплетает руки перед грудью.
Вновь тишина. Никто не хочет ее нарушать, словно так и только так можно продолжить беседу. Молча.
Хозяйка дома явно о чем-то раздумывает, и она первой нарушает молчание.
– Вы не похожи на кого-то из тех, кто приезжает сюда обычно. Не москвичи с презрением на лицах и в душах, и не местные, для которых родство иногда важнее здравого смысла. Не туристы. Потому задам вопрос еще раз – зачем вы здесь?
– Найти Алену, – только пожимает плечами Саша.
– Зачем она вам? – чуть склоняет голову Гульназ, – будь у вас к ней интерес Ордена, вы бы первым делом показали мне все бумаги и завалили фактами. Но, простите, и на поиски потерянного родственника ваша история не очень походит.
Саша оглядывается на, кажется, совершенно погруженного в себя Миклоша. И отвечает сама:
– Мы предполагаем, что она что-то может знать о Затронутой, возможно виновной в нескольких убийствах на юге, и хотим проверить это.
– Ага. Значит все-таки дело Ордена. Но неофициальное.
– У нас есть разрешения на расследование, – кажется, Миклош только вышел из задумчивости, – подписанное Михаилом Новгородским.
Гульяз улыбается.
– Значит, неофициально. Вы оба знаете, что наш район подчиняется Кавказскому управлению Ордена с широкой автономией. И разрешения его представителей у вас нет.
Теперь улыбается уже Миклош.
– И вы прекрасно знаете, что автономия не исключительна, и слово главы Южного округа превосходит по силе ваши местные разрешения.
Гульяз только усмехается.
– Вы никогда не были на Кавказе, верно, юноша? Особенно в наших местах. Здесь всем правят бал знакомства и связи. Даже если ваш глава окажется здесь, то сначала ему придется иметь дело с Ибрагимом Тасалбыевым, главой Кавказского управления. Потом с его заместителями – Игизом, Арсеном и Закиром. Потом с их заместителями. Потом с их. И когда его воля дойдет до меня, ваша оборотница будет далеко-далеко отсюда. Неважно, что говорит высокое начальство, пока оно далеко. Даже москвичи вооружаются своими исключительными правами и ведут дела сами. Хотя, признаю, еще ни разу здесь их расследование не было успешном. Даже у них нет власти указывать мне, потому что мне указывает Юсуф, ему – Анзор, ему – Абид, и так и дальше. До Ибрагима далеко в городе.
– То есть вы нам не поможете, верно? – Саша решает пойти напролом, чувствуя нарастающее раздражение.
Разговор раздражал, хотя и чай, и квартира этой женщины ей нравились. Был тут какой-то уют, что ли. Вязаные платки, чистота, украшения с какими-то местными видами… Но все это кружево слов без внятного ответа было просто туманом, а плавать в тумане желания никакого не было.
– Не стоило нам вообще останавливается здесь, – Саша отставляет чашку и поднимается.
Гульяз улыбается. Одними губами.
– Вы нетерпеливы. Слишком нетерпеливы, а здесь не любят тех, у кого нет терпения. И таких легко обвести вокруг пальца. Я живу тут, в этих местах, с момента строительства комбината. И я знаю, что терпение – благодетель.
– Тогда к чему эти разговоры? Вы поможете или нет?
– Саша, – чуть примирительно говорит Миклош, – вопрос в цене.
Гульяз кивает.
– Да. Разумеется, вопрос в цене. Я не знаю Алены-оборотницы и не живу в Терсколе. Но знаю того, кто живет там и знает всех двоедушников на мили вокруг. Но как я уже сказала для меня ваши бумажки – лишь бумажки, не ценее тех, что в туалете найти можно. Больше все равно никто не будет работать здесь, а значит и меня никуда не уберут, несмотря ни на что.
Она разводит
