Любовь против правил - Шерри Томас

Заметив ее, Фиц кивнул. Она почти прижималась лицом к стеклу. Он всегда был красив, ее муж, но сегодня в его внешности наблюдалось что-то непривычное. Одет он был строго официально: блестящий цилиндр, черный сюртук, траурная лента на рукаве. Но дело было не во внешних атрибутах.

Впервые с тех пор, как они встретились, он выглядел таким оживленным и искренне заинтересованным. В отличие от графского титула, который он принял неохотно, перспектива обсуждения дел «Крессуэлл и Грейвз» заметно его вдохновляла.

Он предложил Милли руку, помогая ей выйти из вагона.

— Как прошла поездка, леди Фицхью?

— Прекрасно. Мне пришлось переждать ночь в Кале — пролив окутал густой туман. Но в остальном все прошло гладко.

— А как здоровье миссис Грейвз?

— Намного лучше. Мама передает вам привет. И говорит, что полностью одобряет ваши замыслы.

— Ваша матушка, без сомнения, самая дальновидная женщина из всех, кого я встречал.

— Ей было бы очень приятно услышать это.

— Значит, я обязательно скажу ей об этом лично при следующей встрече. А вы, леди Фицхью? Вы тоже разделяете мои намерения?

Перед ней стоял совсем другой человек. Лорд Фицхью, которого она знала, был стоиком, неукоснительно выполнявшим свой долг, потому что от него этого ожидали. Но молодой человек рядом с ней имел цель, которую хотел достигнуть. У него появилась личная заинтересованность.

Миссис Грейвз назвала их совместные решения фундаментом, на котором нужно строить новую жизнь. Но вслед за фундаментом необходимо возвести каркас здания. И таким каркасом вполне могла послужить компания «Крессуэлл и Грейвз».

— Вы молодец, — улыбнулась Милли. — Я думаю, что управление компанией — это именно то, чем вам следует заняться.

Он подсадил ее в ожидавшую их карету и следом запрыгнул сам, усевшись напротив нее.

— Слава Богу. Я боялся, что вы сочтете это занятие слишком неблагородным, недостойным джентльмена.

— Мысль о том, что вы будете управлять консервными предприятиями, принадлежащими мне, действительно несколько необычна. Но коммерция и производство в наши дни — именно те отрасли, где делают деньги. Раз уж я не слишком стыжусь тратить их, мне должно быть не стыдно эти средства добывать.

— Прекрасно. — Он постучал тростью в потолок кареты, и та двинулась в путь. — Когда вы отдохнете с дороги, не хотите ли просмотреть краткий отчет, который я составил на основании всех счетов и бухгалтерских книг?

— Охотно. А также сами счета и бухгалтерские книги.

— Не доверяете моим математическим способностям? — удивился он, приподняв бровь.

— Вовсе нет. Но поскольку наша цель — сделать именно вас главой «Крессуэлл и Грейвз», я бы хотела так же хорошо разбираться в делах фирмы, как и вы. Если я останусь невеждой, мое слово будет немного весить. Надо мной станут смеяться.

Фиц сложил пальцы рук перед собой.

— С другой стороны, если окажется, что вы на удивление хорошо подкованы, они могут счесть это опасным для себя и дружно ополчатся против нас.

— Получается, что и выхода нет?

— Я этого не говорил. Надо помнить, что назначение меня главой фирмы — всего лишь кратковременная победа. Мне нужно убедить старых руководителей принять мою точку зрения, а значит, я должен заставить их думать, будто мои идеи принадлежат им самим. Как будто они сами нашли верный путь.

— А это уж и вовсе не просто.

— Нам предстоит немало потрудиться, леди Фицхью.

Его тон был серьезным и в то же время полным радостного предвкушения. Милли испытывала одновременно страх перед тем, что он задумал, и твердую решимость не отступать перед вызовом. Возможно, сад будет не единственным, что они могут вырастить вместе. Теперь им крайне необходимо взрастить крепкую дружбу и успешное сотрудничество.

— Я не боюсь работы, — сказала она. — Дайте мне цель и укажите путь к ней.

— Вы действительно не отступаете перед трудностями! — с восхищением сказал изумленный Фиц несколько дней спустя.

— Я привыкла упражняться на фортепиано по пять часов в день, — ответила Милли. — Хотя на самом деле терпеть этого не могла. По сравнению с теми муками это сущие пустяки.

Возможно, она улыбалась — от уголков ее глаз разбегались морщинки, но он не видел остальную часть ее лица, скрытую за черным шарфом. Она вся была закутана в черное: черное шелковое платье, отделанное черным крепом, плотная черная накидка, соболья муфта. Фиц был одет столь же основательно: теплые носки, сапоги, рукавицы, два шерстяных шарфа. В камине горел огонь, но ему все равно было знобко.

Со времени свадьбы все их усилия были направлены на восстановление Хенли-Парка. В лондонском особняке, сыром и промерзшем, по-прежнему гуляли сквозняки. Летом это еще можно было стерпеть. Но сейчас, в разгар зимы, Фицу казалось, что у него от холода ноют все кости.

Ночью он так замерзал в своей комнате, что всерьез рассматривал возможность постучаться в дверь к Милли и попроситься к ней в постель — не затем, чтобы нарушить их договор, а просто чтобы согреться.

— Вы прекрасно играете. — Иногда, когда его сестры или Гастингс заезжали в Хенли-Парк, они просили ее сыграть для них.

— Вы преувеличиваете. Чтобы играть прекрасно, нужно обладать музыкальностью. Я умею только нажимать на клавиши и извлекать звуки.

— Я не вижу разницы.

— Многие люди ее не улавливают — и все из-за долгих часов тренировки.

— Отлично. К тому времени, как мы закончим здесь наши многочасовые репетиции управляющие вашего отца уже не смогут сказать, что мы пытаемся обвести их вокруг пальца.

— Вы и вправду так думаете?

— А как же иначе? — ответил он. — Вы очень убедительны. И на удивление умны. Вы заставите их есть с ваших рук.

В уголках ее глаз снова появились морщинки. Фиц еще раз задумался: пустила бы она его в свою постель ночью? Просто чтобы согреться. Но конечно, он никогда ее об этом не попросит. Договор есть договор. В деловой сфере он имеет сакральный смысл.

Милли туже затянула шарф, закрывавший ее лицо.

— Может, порепетируем еще немного? Представьте, что вы — это мистер Хокс.

— Нет, уж лучше на этот раз я буду мистером Мортимером.

— Ну что ж, вы очень здорово изображаете мистера Мортимера. — Она взглянула на мужа, и ее ясные глаза сверкнули. — Я знаю, что ставки страшно высоки, но со стороны все это вызывает улыбку.

— Да, — согласился он. — Пожалуй.

Собрание было назначено на январь, на следующий день после двадцать первого дня рождения лорда Фицхью. Было очень важно, что поскольку он достиг совершеннолетия, то, принимая любые решения, не будет больше нуждаться в разрешении — или снисходительности — полковника Клементса. Теперь они оба уже не выглядели детьми перед лицом солидных мужчин, десятки лет занимавшихся бизнесом.