Москва, которую мы потеряли - Олег Гончаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Упомянув Старосадский переулок, можно немного рассказать и о его истории. Вниз к Ивановской горке неторопливо спускается он, названный так по великокняжеским садам, разбитым здесь в глубокой древности. Историки полагают, что именно великий князь Василий Дмитриевич впервые разбил тут, при дворце, знаменитые княжеские сады с роскошными фруктовыми деревьями – их свежие плоды подавали прямо на стол государю, а между Покровкой и Мясницкой еще долго стояли яблочные торговые ряды. Замысел своего деда с размахом осуществил великий князь Иван III, разбивший тут огромный Государев сад – его владения простирались от Ивановской горки до самого Васильевского луга на Москворецкой набережной. В XVI в. Государев сад был разбит в Замоскворечье на Софийке – в немалой степени для того, чтобы обезопасить Заречье от пожаров и освободить эту территорию от жилых домов, дабы не подвергать их постоянной опасности. Государевы сады при великокняжеской резиденции на Кулишках стали именовать Старыми садами, что и осталось в памяти названием местного Старосадского переулка. Здесь стоит один из немногих в Москве домов, связанных с именем Ф.М. Достоевского (№ 9). Само здание было сильно перестроено в начале нашего столетия архитектором Б. Кожевниковым, но в его основу встроен двухэтажный особняк XVIII в., обращенный фасадом во двор. Это бывшее владение родственников писателя Куманиных. У них часто гостил Ф.М. Достоевский: позднее он описал хозяйку дома в образе старухи Рогожиной в романе «Идиот». Отношения с Москвой у Достоевского были глубокие и личные: величайший гений России родился в ней, впитал здесь «русский дух» и отсюда переносил церковное и национальное начало в свои произведения. Москва для него была городом церквей и колокольного звона. А Успенская церковь была истинным, национальным символом Москвы.
И прихожане у церкви были замечательные. Особенности прихода определились, во-первых, ее центральным расположением и, во-вторых, изменением характера Покровки, где стала селиться знать, богачи, фабриканты. Первыми ее прихожанами стали Сверчковы, домочадцы храмоздателя Ивана Сверчкова, который сам упокоился с членами семьи в нижней церкви. Их дом – роскошные белокаменные палаты – и теперь находится в одноименном переулке (дом № 8). При палатах Сверчков основал еще одно богоугодное заведение – странноприимный дом. Вскоре после возведения Успенской церкви, в 1705 г., владельцем Сверчковых палат и новым прихожанином этого храма стал казначей И.Д. Алмазов – стольник царицы Прасковьи Федоровны, жены государя Федора Алексеевича. Считается, что палаты официально пробыли в его владении до 1765 г., пока не перешли к новому владельцу – тайному советнику А.Г. Жеребцову. Однако в Москве ходила легенда, будто в подвалах этих палат томился в заточении сам Ванька Каин, разбойник и сыщик (точнее, доноситель) в одном лице. Знаменитый вор, Иван Осипов Каин, долго грабивший на Волге, вдруг в конце 1741 г. сам явился в Москву, в Сыскной приказ, и записался в доносители, после чего устроил целую авантюру, укрывая крупных воров и ловя мелких, открывая подпольные игорные дома и поощряя грабежи. «На откупе» у него была большая часть московских полицейских, и они его не трогали. Лишь когда безобразия достигли предела и москвичи уже предпочитали ночевать в поле, только бы не оставаться в своих домах, из Петербурга приехал с военной командой генерал Ушаков, который в 1749 г. учредил самостоятельную комиссию по делу Каина. Разбойник вскоре был арестован и в 1755 г. сослан на каторгу в Сибирь. Только в этом промежутке Каин и мог содержаться в бывшем доме Сверчковых.
Но если история о пленнике Ваньке Каине – легенда, то славная архитектурная летопись Москвы, явленная из этих стен, – достоверный факт. В 1779 г. палаты были проданы Каменному приказу. Здесь учредили школу чертежников, где преподавали Баженов и Легран; здесь же делали детали для огромной деревянной модели Большого Кремлевского дворца, которую на подводах возили в Петербург для одобрения императрицы. А с 1813 г. в Сверчковых палатах работала знаменитая Комиссия для строений, созданная по приказу Александра I, для того чтобы восстановить Москву после наполеоновского пожара. И не просто восстановить на пепелище, а воссоздать в едином историко-архитектурном стиле, не допустить массовой стихийной застройки и сохранить лицо города. Председателем комиссии был назначен сам градоначальник Федор Ростопчин, а членами стали И. Бове, В.П. Стасов, Д.И. Жилярди, А.Г. Григорьев. Первой задачей, делом чести поставили вернуть к жизни пострадавший от взрыва Кремль, а затем комиссия разработала образцовые типы домов и фасадов, «надлежащие к копированию», и опубликовала их в специальных альбомах. Каждый новый дом, возводимый в Москве, должен был строиться строго по типовому, утвержденному комиссией образцу, за счет чего создавался единый стиль городской застройки. Разница была только в статусе домовладельцев: для каждой социальной категории был разработан свой образцовый тип. Та к появился и знаменитый московский ампир миниатюрных особнячков, и типичный московский дом с мезонином, а у жильцов побогаче – с «неизбежными» алебастровыми львами. Комиссия работала в Сверчковых палатах до 1843 г., потом они снова стали частным владением, и следующая интересная страница их истории была еще впереди.
У Успенской церкви были и другие, более известные прихожане. Первыми в их числе следует назвать знаменитых Пашковых, живших на Покровке, – тех самых, чьи родственники имели роскошный замок на Моховой. Их предок, выходец из Польши, Григорий Пашкевич приехал в Россию на службу к Ивану Грозному, и с тех пор их фамилия значилась как Пашковы. Один из них, Истома Пашков, был участником тульского дворянского ополчения в войске бунтаря Ивана Болотникова и потом перешел на сторону царя Василия Шуйского. Другой Пашков, Егор Иванович, был денщиком Петра Великого, и его сын П.Е. Пашков построил легендарный дворец на Моховой, известный как дом Пашкова. Владельцам же усадьбы на Покровке, Александру Ильичу и Дарье Ивановне Пашковым, принадлежал другой знаменитый дом Пашковых, тоже стоявший на Моховой: в самом конце XVIII в. Василий Баженов выстроил для них усадьбу с театральным флигелем для балов и Пашковского театра, а иметь собственный домашний театр было очень престижно. Потом, когда в 1806 г. флигель сдали в аренду Московскому императорскому театру, на его сцене дебютировали Щепкин и Мочалов. Одна из самых роскошных в Москве, эта усадьба с флигелем в 1832 г. была куплена для Московского университета. В главном доме разместился Аудиторный корпус (ныне факультет журналистики), а во флигеле архитектор Евграф Тюрин устроил домовую университетскую Татьянинскую церковь. К слову сказать, с 1817 по 1823 г., будучи еще молодым архитектором, Тюрин участвовал в строительстве Архангельского – подмосковной усадьбы князя Юсупова. В 1822 г. Тюрин составил проект Большого Кремлевского дворца в Москве, проявив себя в этой работе мастером большого диапазона. В 1830-х гг. Тюрин перестраивал усадьбу Нескучного дворца, где им были сооружены гауптвахта, главные ворота при въезде в Нескучный сад, павильон в парке, а также устроены полуциркульные балконы нижнего этажа дворца. Лучшее произведение Тюрина – церковь Московского университета на углу Большой Никитской и Моховой улиц, представляющая собой часть бывшего частного дома, перестроенного Тюриным. Мощной колоннадой полукруглой ротонды Тюрин закрепил угол улицы, создав связующее звено в ансамбле, образованном зданиями Университета и Манежа. Творческая деятельность Тюрина, как и ряда других архитекторов, была прервана начавшимся кризисом русской классической архитектурной школы, когда наиболее передовые ее представители должны были отойти в сторону, уступая место иным течениям, связанным с началом эклектики и стилизаторства.
Но главное владение Пашковых находилось на Покровке, в Большом Успенском переулке (во дворе дома № 7). В 1811 г. здесь родилась Евдокия Петровна Ростопчина, будущая поэтесса и невестка градоначальника графа Ф.А. Ростопчина, которая вышла за его младшего сына Андрея. В этом доме у Пашковых бывал и Пушкин: на Масленицу в 1831 г., преисполненный счастья, он приехал сюда с молодой женой кататься в санях на гулянье, устроенном хозяевами дома. А всего через девять лет после этого, в 1840 г., огромное состояние Пашковых было проиграно в карты. Усадьбу в Большом Успенском казна выкупила для аптеки, под склады для хранения лекарств и под конторы. Одно время этим медицинским заведением руководил неподкупный доктор Гааз, который сумел не только обезопасить ценные медикаменты от мышей и крыс (были официально заведены штатные... кошки), но и прекратить расхищение лекарств, после чего у него появилось немало недругов, прежде списывавших ворованное на мышей. Кроме Пашковых, именитыми прихожанами Успенской церкви были князья Щербатовы, владевшие усадьбой в Сверчковом переулке, дом № 4. Князь Осип Иванович приходился прадедушкой Елизавете Петровне Яньковой. Она была известна тем, что оставила по себе самые известные воспоминания о старой аристократической Москве – «Рассказы бабушки», записанные ее внуком Д. Благово. В роду рассказчицы были знатнейшие фамилии российской империи. Ее родственниками были и Римские-Корсаковы, и Щербатовы, не говоря уже про Мещерских, Татищевых, Толстых, Волконских, Салтыковых и Милославских. За 93 года своей жизни она была знакома со многими интересными и знаменитыми людьми. Ее рассказы охватывают жизнь пяти поколений и являются бесценным вкладом в историю Москвы. Изложенные удивительно колоритным старомосковским языком, они обнаруживают в ней прирожденного художника. Живые описания таких грозных исторических событий, как приход Наполеона в Москву, изображение самых разнообразных лиц и судеб невольно увлекают всякого. Быт и нравы всех сословий Москвы от высшей аристократии до мещан даны с такой выразительностью, а их сопоставление в разных поколениях настолько поучительны, что теперь уже нельзя себе представить нашей старины без этого живого свидетельства, которое мы принимаем с благодарностью. Ее внук, Дмитрий Дмитриевич Благово, который взял на себя труд записать эти рассказы и с таким вкусом их отредактировать, безусловно, заслуживает нашей особой признательности.