Автобиография - Маргарет Тэтчер

Я съездила в Москву с любезным Полом Ченноном и его женой. Наша насыщенная программа включала достопримечательности не только Москвы, но и Ленинграда (бывшего, ныне опять Санкт-Петербурга) и Сталинграда (Волгограда). Но хотя названия городов могли меняться, пропаганда оставалась прежней. Это был неослабевающий, бесконечный поток статистики, доказывающей промышленное и социальное превосходство Советского Союза над Западом. Возле картинной галереи, которую я посетила, стояла скульптура кузнеца, выковывавшего молотом меч. «Это символ коммунизма», – с гордостью сообщил мне гид. «Вообще-то нет, – ответила я. – Это из Ветхого Завета: „И перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы“. Крах тяжеловесного эстета. Воскресная методистская школа приносила свои плоды.

И все же из-за официальной пропаганды, серых улиц, пустых магазинов и плохо содержавшихся блочных домов для рабочих проглядывала человечность русских. Я не сомневалась в подлинности слез, когда пожилые люди в Ленинграде и Сталинграде рассказывали мне о своих страданиях во время войны. Молодые люди из Московского университета, с которыми я общалась, хоть и чрезвычайно осторожные в своих словах, ибо, конечно, знали о том, что находятся под наблюдением КГБ, были явно в восторге от возможности узнать о жизни на Западе. И даже бюрократия может оказаться человечной. Когда я посетила управляющего системой московского пассажирского транспорта, он подробно объяснил мне, как решение о новом шаге в развитии должно идти от комитета к комитету в казавшейся – как сказала я – бесконечной цепи непринятия решений. Я поймала взгляд молодого человека, возможно, помощника председателя, стоявшего позади него и не сумевшего подавить широкую улыбку.

По возвращении в Лондон я была переведена в департамент образования теневого кабинета. Эдвард Бойл оставлял политику, чтобы стать вице-канцлером Лидсского университета. К этому моменту была сильна оппозиция рядовых членов на партийных конференциях против, как считалось, его слабой защиты классических школ. Хотя наши взгляды не совпадали, мне было жаль, что он уходит, и я знала, что мне будет не хватать его ума, чувствительности и честности. Но для меня это, несомненно, было продвижением, даже при том, что я была на самом деле запасным кандидатом после Кита Джозефа. Я получила пост, потому что Реджи Модлинг отказался от поста Кита в теневом Министерстве торговли и промышленности.

Я была счастлива моей новой роли. Я доросла до этой позиции благодаря бесплатному (или почти бесплатному) хорошему образованию, и я хотела, чтобы у других был такой же шанс. Политика социалистического образования, ведущая равнение на низкие стандарты и отказывающая одаренным детям в возможности делать успехи, была главной тому преградой. Еще я была в восторге от близости к науке, ибо в те дни это было Министерство образования и науки.

Образование на тот момент стало главным предметом споров в политике. С момента прихода к власти в 1964 году Лейбористская партия все больше работала над тем, чтобы сделать всю школьную систему среднего звена единой общеобразовательной, и ввела серию мер, чтобы заставить местные органы образования утвердить планы для осуществления этих перемен. (Процесс завершился законопроектом, представленным через несколько месяцев после того, как я стала теневым министром образования.) Сложности в формулировании и объяснении нашей позиции, с которыми столкнулся Эдвард, скоро стали для меня ясными.

Теневой кабинет и Консервативная партия резко разделялись во мнении о принципах отбора в средней школе и в особенности по поводу экзамена «11-плюс», благодаря которому дети проходили отбор в возрасте одиннадцати лет. Чтобы максимально упростить: первое, были те, у кого не было реального интереса в государственном образовании, потому что они сами и их дети ходили в частные школы. Эта группа, очевидно, была склонна внимать доводам политической целесообразности. Второе, были те, кто сам или их дети не смогли поступить в классическую школу и были разочарованы уровнем образования, полученным в средней современной общеобразовательной школе. Третье, были консерваторы, впитавшие большую дозу модной тогда уравнительной доктрины. И наконец, были люди, которые, как я, учились в хорошей классической школе, были сильно настроены против их уничтожения и нисколько не смущались, выступая за экзамен «11-плюс».

Но к тому времени, когда я получила свой портфель, группа, вырабатывающая политику партии, уже представила доклад, и сама политика была в основном утверждена. Она содержала два основных аспекта. Мы решили сконцентрироваться на улучшении начальных школ. И чтобы максимально облегчить дебаты об экзамене «11-плюс», мы сделали акцент на автономности местных органов образования в принятии решения о сохранении классических школ или введении общеобразовательных.

Хорошими доводами в пользу этой программы было, во-первых, то, что улучшения в образовании младших детей были жизненно необходимы, поскольку требовалось остановить усиливающуюся тенденцию не уметь читать и считать, и во-вторых, что на практике лучшим способом сохранить классические школы являлось противостояние централизации. Были, однако, и доводы против. Не было большого смысла тратить крупные суммы на детские сады и начальные школы и их преподавательский состав, если образовательные методы и установки были неверными. Не могли мы в конечном счете в долгосрочной перспективе защищать классические школы – или, если на то пошло, частные школы, дотационные школы и даже дифференцированные общеобразовательные школы, – не отстояв основной принцип.

В пределах, в которых согласованная политика и политическая реальность мне позволяли, я пошла так далеко, как могла. Для многих это было слишком далеко, как я узнала, когда вскоре после моего назначения была приглашена на встречу с журналистами по вопросам образования в отель «Камберленд» в Лондоне. Я изложила, как обстоят дела не только с классическими школами, но и с современными общеобразовательными. Те дети, что не блистали в академических дисциплинах, могли на самом деле научиться ответственности и обрести уважение в отдельной средней современной школе, чего они никогда бы не добились, если бы были в прямой и постоянной конкуренции и контакте с более академически одаренными детьми. Я была абсолютно готова к тому, что экзамен «11-плюс» может быть заменен или модифицирован более поздним тестированием ребенка в процессе его обучения, если люди этого захотят. Я знала, что было возможно перевести тех, кто позднее начнет преуспевать в современной общеобразовательной школе, в местную классическую школу, чтобы должным образом развить их способности. Я была уверена, что слишком многие современные общеобразовательные школы обеспечивали второсортное образование, но для исправления этого нужно было повысить их стандарты, а не понизить стандарты классических школ. Только двое из присутствующих в отеле «Камберленд» журналистов были склонны согласиться. В целом я встретила смесь враждебности и полного непонимания. Это открыло мои глаза на господство социалистического мышления среди тех, чьей задачей было обеспечивать общественность информацией об образовании.

Еще надо было решить относительно менее важные вопросы в образовательной политике консерваторов. Я изо всех сил старалась, чтобы в предвыборный манифест вошло безоговорочное обязательство поднять возрастную планку окончания школы до шестнадцати лет, и поборола некоторые сомнения со стороны департамента казначейства. Я также столкнулась с сильной оппозицией со стороны Теда Хита, когда во время нашей дискуссии в парке Сэлсдон в начале 1970-х я утверждала, что манифест должен поддержать новый независимый Букингемский университет. Я проиграла эту битву, но по крайней мере получила-таки разрешение упомянуть университет в своей речи. Все же я никогда не смогла полностью понять, почему Тед был так неистово против него.

Политический уикенд в отеле «Сэлсдон Парк» в конце января и начале февраля был успешным, но не по тем причинам, что ожидалось. Идея, что «Сэлсдон Парк» был сценой дебатов, которые радикально сместили партийные взляды в сторону правого крыла, неверна. Главные линии политического курса уже были согласованы и внедрены в черновой проект манифеста, который мы много времени прорабатывали в деталях. Наша позиция об иммиграции также была подробно разъяснена. Наше предложение по реформе профсоюзов было опубликовано в докладе «Честная сделка на рабочем месте». Политика доходов, смещенная вправо, но слегка запутанная, была в процессе разработки. Лейбористы фактически отказались от своей собственной политики. Не было необходимости, таким образом, затрагивать больной вопрос касательно введения некоего рода «добровольной» политики доходов. Но было ясно, что Реджи Модлинг был недоволен тем, что у нас не было предложений о том, что делать со все еще существующей «инфляцией доходов». На самом деле манифест в благоразумном смущении избегал и монетаристского подхода, и кейнсианского и просто гласил: «Главной причиной поднятия цен является ущербная политика лейбористов по увеличению налогов и девальвации. Принудительный контроль заработной платы, осуществленный Лейбористской партией, был неудачей, и мы этого не повторим».