Сердце мексиканца (СИ) - Хаан Ашира

Аля вновь пробуждалась после вынужденного закукливания, когда ей пришлось спрятаться внутрь себя, чтобы пережить невыносимое: Хесуса, плен, неопределенность и тревогу.

И вместе с ней пробуждались ее старые привычки.

Вымыть голову, нанести маску для волос, смыть, нанести кондиционер и пожамкать волосы, чтобы после высыхания они легли естественными кудрями. Напитать уставшую от солнца высохшую кожу увлажняющим гелем с запахом меда и миндаля, втереть молочко, и, когда кожа вновь засияет — побрызгать сладким мистом для тела с блестками.

Кое-что все-таки изменилось — сегодня она собиралась не в караоке и не в поход по барам, и даже не на свидание в ресторан. Она готовилась для одного-единственного мужчины, другие ее не увидят. Но ей хотелось сейчас быть для него самой красивой, нежной, вкусно пахнущей и сладкой. Чтобы его губы встречали не обветренную кожу, а шелковую нежность, подобную лепесткам роз. Чтобы он вдыхал с ее тела дразнящий яркий аромат цветов и чувствовал сладость, когда проводит языком по груди.

Чтобы она вся искрилась в его руках.

Он вошел, уже на пороге стаскивая с себя футболку. Аля, сначала собиравшаяся томно обмотаться простыней и дать развернуть себя как конфету, отбросила эту идею к чертям и просто прыгнула на него. Обвила руками и ногами — он прижал ее к стене и взял первый раз быстро и жадно, как утоляют первый голод, чтобы потом неспешно смаковать изысканные вкусы.

Кстати, о вкусе.

Опуская Алю на кровать, Змей провел пальцами по ее груди и удивленно посмотрел на блестки на них. Лизнул — и передернулся.

— Пойдешь со мной в душ? — спросил он, стаскивая джинсы.

— Я там уже была… — отозвалась она, потягиваясь как кошка. Как бы ей ни нравилось то, что он делает, ей все равно нужны были перерывы, а она догадывалась, чем закончится совместное принятие душа.

— Мне хочется смыть с тебя вот эту блестящую штуку, которая пахнет, как дешевые конфеты. Я люблю твой собственный запах.

— Но… — Аля приподнялась на локтях и лизнула собственное плечо. Вполне нормальный вкус, чего он… — Я думала, тебе понравится.

— Мне нравится… — он подошел к ней, навис, опираясь на руки, и она с удовольствием провела пальцами по напрягшимся мускулам. Взгляд его был опасным и темным. — …как ты начинаешь пахнуть, когда изнываешь от желания. Это самый влекущий запах в мире.

Аля почувствовала, как начинает гореть кожа. Каким-то образом ему удалось вновь затронуть самое интимное, бесстыдно вытащить на свет и сделать возбуждающим настолько, что она почувствовала, как становится еще мокрее, хотя казалось, куда уж больше.

Он обвил ее рукой за талию и выпрямился, увлекая за собой.

Едва теплый душ сбил растекающийся по коже жар, вернул способность мыслить и возмущаться тем, как он безапелляционно приволок ее сюда, смыл и блестки, и сладкий вкус и тут же с рычанием прикусил ее сосок, обвел языком, накрыл губами, от чего все ее тело прострелила молния, и остро заныло внизу живота. Но возмутиться ей никто не дал.

— А самый лучший вкус в мире, куда лучше этих сладостей — это вкус кончающей женщины, — заявил он и, не отрывая от нее взгляда, опустился на колени под буквально высекающими из нее искры струями воды.

— Я постарею, покроюсь коркой, морщинами, пятнами и прыщами, — жаловалась она тихонько уже в спальне, куда он отнес ее, потому что ноги Алю не держали после всего того, что он сделал с ней своим змеиным языком. Она уткнулась куда-то ему в подмышку, вдыхая с не меньшим удовольствием его естественный запах и тихонько бормотала уже в полусне. Здесь и сейчас, в этом доме, в этой постели, среди этих людей, джунглей, солнца и недобрых взглядов богов ее тревога, как ни странно, уменьшалась.

— Это нормально. Это жизнь, — ответил он, прижимая ее к себе. — Все вокруг меняется, и мы меняемся. Потому никогда не надоедаем друг другу.

— Я ведь думала, ты меня не хочешь, — как-то по-детски смущаясь, поделилась она. — Ты так меня отталкивал. Как тут не решить, что я уже старая и страшная. Вдруг тебе нравятся только гибкие и молодые?

— Madre de Dios! — Сантьяго поднял голову только для того, чтобы посмотреть на Алю — не шутит ли? — Я с ума от тебя сходил! Ты мне виделась во сне и наяву. Я по три раза подряд кончал в душе, иначе не мог уснуть! Но стоило тебе прижаться ко мне голой — и как новенький!

— Тогда почему?! — Аля перебралась наверх и устроилась на нем, упираясь ладонями в грудь, и только в тот момент поняла, почему он проводил столько времени в душе. — Ты избегал меня только потому, что считал, что я принадлежу Хесусу?

— Да. Ему и так было нелегко, — Сантьяго сел, опираясь на спинку кровати, положил руки на Алины бедра и качнул ее. Под ней отчетливо твердело доказательсво того, что даже без сладких мистов он ее все равно хочет. — Что бы я ему сказал, когда он вернулся? «Я хотел сберечь твою женщину от других, но случайно сам ее… того»?

— А что женщина сама лезла, тебя не наводило ни на какие мысли? — возмутилась Аля.

— Женщинам можно, — твердо ответил он. — Они слабы и ветренны, это их суть.

— Что?!

— Эмоции… — он выдохнул, — Эмоции делают вас такими сладкими. — он приподнял Алю и опустил обратно уже на себя. Она втянула воздух сквозь сжатые зубы, чувствуя как горячий ствол проникает внутрь ее тела. — Но они так недолговечны! Надо постоянно доказывать, что стоишь любви той, кого выбрал. Я был рядом, поэтому нравился тебе в тот момент больше. Я хотел тебя. Как ты могда устоять? Поэтому я постарался дать тебе удовлетворение самым необидным для Хесуса способом.

— Какой ты самоуверенный… — Аля запрокинула голову, раскачиваясь на нем. О, этот латиноамериканский темперамент! Даже сравнивать с прежними мужчинами было грешно. Она устала считать, сколько раз в сутки он был готов любить ее. — Мог бы просто меня послать.

— Мне важно было не обидеть тебя тоже. И все-таки я не железный… — признался он, но Аля чувствовала внутри себя опровержение сказанному. Вполне железный. Сантьяго накрыл ее грудь горячими ладонями, сжал, и по ее телу прокатилась дрожь упоения его силой и властью над ней. — У меня тряслись руки, когда я держал пистолет.

Аля замерла, распахнув глаза. Опасный холодок укусил ее в сердце.

— Так это по моей вине тебя ранили?.. — испуганно спросила она.

— НЕТ! — его пальцы больно впились в ее бедра. — Хватит! Прекрати все время искать свою вину. Все наоборот. Я был осторожен в тот день, как никогда. У меня был стимул вернуться живым и целым…

Он вернул ее руки себе на грудь, сделал глубокий толчок внутрь ее тела, еще один, еще, а когда это не помогло изгнать тревогу из ее глаз, пальцы легли на клитор, точными короткими движениями разгоняя возбуждение так что у нее почти мгновенно закружилась голова и кончился воздух.

— Чтобы однажды… — он толкнулся в нее глубоко и жестко. — Может быть… — еще раз и еще, в такт своим словам входя на всю длину, так что Аля ощущала себя заполненной целиком. — Все-таки… — ее пальцы скребли по его груди, оставляя глубокие царапины, но она уже не замечала, что делает. — …взять тебя. — закончил он с последним ударом в нее и последним влажным и смазанным движением пальцев — она выгнулась и закричала, не в силах сдержаться.

— Даже просто спать рядом с тобой — делало меня сильнее, — тихо сказал он, обнимая уже спящую Алю.

11

Днем Сантьяго был занят проблемами разросшейся банды, зато ночь оставалась только для Али. На сон времени не было, но она заметила, что их жаркая любовь наполняет ее энергией, позволяя высыпаться за три-четыре часа. Даже ей этого хватало, а ему тем более.

Банды все-таки объединились, и Змей стал их главарем. Впрочем, в этом доме его все чаще называли Кааном — те, кто приезжал обсуждать новые отношения с крупными картелями. То, что он не хотел заниматься наркотиками, сильно снижало шансы попасть в круг серьезных людей, но он утверждал, что ему достаточно того, что есть.