Наследница северных угодий (СИ) - Акулова Лариса

Меня усаживают в сани, прикрывая шкурами зверей, удивительного белого меха, под ними так тепло, что я прогреваюсь, а мягкое движение саней укачивает, что даже не замечаю, как засыпаю.

Видимо, волнение сыграло свою роль, и я проспала почти до самого конца пути. Когда открыла глаза, передо мной уже стояли стены замка. Такие же величественные, как я их и представляла по текстам из книг: белый камень сложенный один на другой выстраивается на многие метры вверх. С часовых башен виднеется огонь, видимо, оттуда присматривают стражники за порядком перед воротами. Ров, который пришлось преодолеть, шириной метров в тридцать – большая помощь в защите, если кто-то решится напасть. Через такой переправиться очень нелёгко, особенно если учесть, что тут всё в снегу и льду. Гонцы дают знак, подняв ладони кверху, выпустив при этом поводья, и ворота начинают открываться, сопровождая это всё звуком несмазанного железо, поскрипывающего при каждом движении.

Я видела когда-то раньше в фильмах, как приветствуют членов правящей династии: с помпой и фанфарами. В моем случае же всё было куда проще. Ворота открылись, навстречу выехала двойка охраны на «лошадях» (надо будет поинтересоваться позже, что это за животные такие), они пропустили всю процессию вперед и встали позади всех, следуя обратно в замок. Видимо, это было нужно, чтобы замкнуть уставших людей теми, у кого силы на защиту имеются. И таким образом мы уже начинаем двигаться по городу.

У самых стен стоят дома попроще и живет тут, похоже, народ попроще: мужчин почти не видно, женщины в теплых шубах из кожи и меха на порогах чистят кто рыбу, кто мясо, развешивая тушки для просушки, а дети бегают среди замерзших луж, играя. Дома их напоминают лачуги, но сделанные добротно, крыши без дыр, крепкие ровные стены побелены, придавая нарядности, а окна без стекол закрыты ставнями — так ветер не пробирается внутрь. Дальше, по дороге вверх, видимо, расположены кварталы ремесленников, почти над каждым домом вывески «Гончар Артус», «Ювелирная Сходи», «Таверна», «Аптекарня злого горзуна». Таким образом рабочие люди и заявляют о том, чем занимаются, и имя свое рекламируют другим, очень умно. Здания высокие, двух- и трехэтажные, наверно, хозяева магазинов живут тут же, чтобы быть поближе к работе. Это понятно, по морозу далеко не набегаешься. И, наконец, оказываюсь перед дворцом. Он величественно высится прямо посередине города, по размерам превосходя даже Академию. Интересно, сколько же людей в нем проживает, не верю, что комнаты стоят пустыми, ведь, насколько я успела понять, северяне из тех, кто рачительно относится к вложению своих денег.

Очередные ворота передо мной открываются, и я даже задерживаю дыхание, так мне страшно от того, что должно произойти через несколько минут — знакомство с семьей.

Глава 35

Подвозят меня прямо к огромному крыльцу, на котором столпились домочадцы. Ровные ряды прислуги в аккуратных костюмах, а разделяют их, стоя посередине, видимо, мои родители. Засматриваюсь на красивых мужчину и женщину, уже не молодых, но великолепных в своей зрелости. Отец возвышается над матерью на добрых сантиметров двадцать, хотя и та отличается большим ростом — явная примета всех северян. Насколько я помню, Даар говорил мне, что их зовут Гвендолин и Иклин. Первым рассматриваю отца. Мало того, что он высокий, так ещё и очень крепкий по-своему телосложению: мышцы выделяются даже сквозь нарядную одежду, которую он надел на себя, чтобы встретить любимую дочь. Темные каштановые волосы собраны в высокий хвост на голове, лицо с правильными чертами, уже тронутое морщинами, но при этом выделяется той красотой, что бывает у истинных аристократов. Особенно ярко на лице выделяются глаза – ярко-голубые, словно два ледяных озера. Мама, Гвендолин, тоже будто сошла с обложки модного журнала: белокурые, нетронутые сединой, волосы завиваются в крупные кольца и собраны в замысловатую причёску, возвышающуюся, словно маленькая башенка. Маленькие пучки заколоты украшениями с драгоценными камнями, которые поблескивают на солнце, рассылая повсюду солнечных зайчиков. Щеки у неё, несмотря на мороз, бледные, как и вся остальная кожа, а вот глаза, в отличие от мужа, пронзительно зелёные, как молодая весенняя трава. Губы розовые, будто женщина их свёклой вымазаны, а на деле, думается мне, просто у них такой цвет. И улыбка, улыбка у неё невероятно тёплая, как и положено для матери, к которой в дом вернулась дочка. Из-за спины Гвендолин выглядывает мальчишка лет десяти, беленький, как и его мать, улыбается нерешительно, но, поняв, что сошедшая с саней Нивес улыбается ему в ответ, сразу же кидается навстречу.

– Сестрёнка, я так по тебе соскучился! – Обнимает своими маленькими ручками меня, сжимая со всей силы. Глажу его по мягким волосёнкам, думая о том, что я тоже соскучилась, пусть и общались мы с ребёнком только в письмах. Мальчик же тем временем продолжает, – мы ведь с тобой теперь поиграем, когда ты стала добрый?

Неожиданно. В письмах что-то он мне ни разу не говорил, какой сестрой ему была раньше, общался исключительно вежливо, рассказывал о том, как проходит его начальное образование, об играх с друзьями, какая атмосфера дома, как там поживают родители, но ни разу не заикнулся о том, была я сестрой для него хорошей или плохой. Теперь же выясняется, что Нивес не такой уж невинный ангелочек, раз Луми с распростёртыми объятиями принимает меня, ничуть не сомневаясь в том, что я куда добрее той, старой сестры. Теперь линию поведения с мальчишкой нужно выстраивать постепенно, тщательно соответствуя его ожиданиям, которые он уже успел себе придумать. С другой стороны, вряд ли новая Нивес будет сильно отличаться от настоящей меня, ведь даже письменное общение с этим ребёнком мне очень понравилось, о брате или сестре я всегда мечтала, находясь в детском доме. Ведь если бы нас было хотя бы двое, без родителей мы смогли бы справиться, поддерживать друг друга в страшные времена, не давая свихнуться в серых казенных стенах и конечно же не позволили бы другим обижать нас. Теперь я могу с чистой совестью заботиться о своем младшем, дарить ему всю любовь, какая во мне только найдётся и направлять в жизни, чтобы он не совершал ошибок.

Удивительно, но на крыльце стоит даже Олвен, которая не путешествовала с остальными северянами, как я. Вызывающа её поза, выражение лица – гордость сквозит из каждого движения. И не просто гордость, а какая-то хитрая, как будто сестрица уже что-то задумала и начала приводить свой план в исполнение, который ничем хорошим для меня не обернётся. Зная её, могу предположить, что это не какая-нибудь злокозненность типа той, что была в Академии, нет, теперь она придумала что-то посерьезнее, то, что ударит по мне и моей репутации так сильно, что я вряд ли смогу отмыться от позора. Мысленно начинаю перечислять про себя, какие грешки могут быть известны Олвен, но в голову прямо сейчас ничего не приходит, как будто пустынный ветер выдул все мысли.

Тем временем мои родители приходят в движение. Первым с крыльца сходит отец, по пятам за ним следует мать.

– Дай же на тебя посмотреть, милая, так давно не виделись, я боялся, что ты слишком уж сильно изменилась с нашей последней встречи, – смотрит на меня папа с подозрением, как будто кто-то ему уже успел нашептать на ушко о том, что меня обвиняли в иномирстве. Гадать не нужно, конечно же это сделала моя сестра. но в глазах отца нет страха, скорее простая настороженность, а когда он распахивает руки мне навстречу, то я без всяких раздумий прыгаю в чужие сильный объятия. Чувствую, как руками Иклин похлопывает меня по спине, – ты выросла, вот уж чего не ожидал от своей малышки. Изменилась как-то, теперь смотришь прямо перед собой, а не под ноги. Мне радостно от того, что ты стала тянуться к людям так же, как они тянутся к тебе.

Ну, с этим высказыванием я бы поспорила, но не хочется разочаровывать отца, раз он прибывает в таком хорошем настроении, хоть и не до конца поверил мне. Но у нас с ним ещё будет время обо всем поговорить, я обязательно ему многое объясню, пусть и не открою тайну моего появления в этом мире.