Друзья с тобой: Повести - Светлана Кудряшова

— Упадешь, Петрусь!

И Петрусь падает. И сердится на малышей:

— Все из‑за вас!..

— Он шегодня уже упал. Шо штупенек, — сообщает Кнопка отцу.

— Замолчи, Кнопка! — грозно хмурится Летчик. — И совсем не упал. Это я прыгнул.

— Пвыгнул?! — поражается Кнопка.

— Ну, иди, иди, играй! — нетерпеливо подталкивает ее Алеша.

За калиткой детского сада он с радостным ожиданием за–глядывает в лицо отца. Но по тому, как отец смущенно отводи? взгляд, Алеша чувствует недоброе.

— Не получается… — жалобно говорит отец. — До следующего раза, Леха.

— Значит, не возьмешь…

Голос у Алеши дрожит и срывается.

— Леха, на будущий год. Честное слово!

— Я не хочу на будущий… Мне его не видно. Я готовился, я закалялся… Каждый день делал зарядку и обливался холодной водой. Думаешь, не холодно? Думаешь, не трудно… Только один Федор Степанович никогда не обманывает, — говорит Алеша с отчаянием. — Только один…

Дома Алеша скрывается в углу у бурого медведя с тремя лапами. Отец укладывает чемодан и время от времени поглядывает в медвежий угол. Но Алеша сидит спиной ко всему белому свету, всхлипывает и отрывает медведю вторую лапу.

И вот серый чемодан собран. Он наполнен доверху и готов в дальнюю дорогу. Отца нет. Алеша выходит из своего угла и долго неприязненно смотрит на чемодан, словно он виноват в отъезде отца. Потом он сильно царапает ногтем серую кожу и бьет кулаком по замку.

— Да ломайся же ты наконец! Может, тогда он не поедет…

Замок наконец погнулся, а из пальца тонкой струйкой полилась кровь. Тогда Алеша сует палец в рот и опять уходит в свой угол. Он сидит там и грустно думает, что Ришка прав, что никаких Волшебников на свете нет. Ничего не сбывается!

Но тут он вспоминает доктора. Мать иногда называет его Волшебником или Стариком Хоттабычем.

— Старик Хоттабыч, — тихо говорит Алеша, — иди ко мне!

Дверь открывается, и входит доктор.

— Вы взаправдашний Волшебник?! — ахает Алеша.

— Домашний.

— Вы угадали, что я вас зову?

— Я угадал, что ты ушиб палец. Покажи‑ка… Пустое. Йодом смазать, и к утру пройдет.

Алеша качает головой. Никакого йода ему не нужно.

Доктор не настаивает. Он отходит к чемодану и пытается исправить замок.

— Не надо, — останавливает Алеша. Голос его звучит безнадежно и глухо. — Не надо… Пусть так. Может быть, он не поедет.

Доктор задумывается. На его лоб набегают глубокие мор–щины. Глаза прищуриваются и тускнеют. Алеша этого не любит. Такой доктор подолгу молчит и смотрит в пол.

— А вы старенький! Вы совсем старенький… — огорченно трясет его за руку Алеша.

— С вами постареешь! — вдруг вскипает доктор. — То простужаются, то режутся, то ссорятся, а мне за всех отдувайся. А ну‑ка, приятель, давай лапу! Я тебе ее сейчас йодом смажу.

Алеша мгновенно прячет руку назад. Но Федор Степанович решительно достает из шкафа йод.

— Через марлю! Через марлю, — кричит Алеша.

— Командуй, командуй, — уже миролюбиво приговаривает доктор, осторожно смазывая ранку. — Я тебе все потом припомню…

— Забудете! Вы уже столько перезабыли!

Потом доктор все‑таки чинит замок на чемодане. Алеша стоит рядом и горько жалуется:

— Он меня не берет… Он думает, что я маленький.

— Справедливо. Пока маленький.

— Но я все могу! Делать зарядку… Обливаться холодной водой и… кипятить чайник!

— Только и всего? — усмехается доктор. — Маловато для походной жизни.

Тогда Алеша опять отправляется в медвежий угол. Никто, никто не понимает, как ему горько!

— Полно! — обнимает его Федор Степанович. — Грустить в такие молодые годы! Идем‑ка пить чай.

Алеше теперь все равно. В столовой он не смотрит на отца и садится рядом с Федором Степановичем. Алеша забывает положить в чашку сахар, пьет невкусный чай и нехотя отвечает отцу, когда тот спрашивает, какой сделать бутерброд:

— Все равно… Хоть с сыром… хоть с чем…

И вот тут‑то доктор, значительно взглянув на Алешу, громко говорит;

— Слушайте все! Я еду на Север! В июне. К тебе, Серега. И… с Лешкой. На отдых.

— Нет, нет! — вскакивает Алеша. — Не на отдых. На путешествия. К Серебряному озеру. К речке Голубинке!

— Федор Степанович! Честное слово, вы как маленький! — возмущается мать.

— Варенька, — доктор стойко выдерживает гневный взгляд матери, — Варенька, осенью привезу вам Леху, здорового, как поросенка. Слово!

— Молодец! — вскакивает восхищенный отец. — Молодец, Старик Хоттабыч! Варенька, ему‑то можно верить: он доктор!

За столом кипит жаркий спор. Чаепитие забыто. Отец и доктор, поддержанные Сашей, наступают на мать. Она не еда' ется и сердится. Но вот ее глаза встречаются со светлыми Алешиными. Надежда в его глазах смешалась с отчаянием, радость с печалью. И мать замолкает на полуслове.

— Что же это делается?! — восклицает она.

— Разрешила! — кричит Алеша ликуя. — Она отпустила!!!

Он смеется так счастливо и неудержимо, что мать тоже улыбается, бессильно опустив руки на колени.

— » Лешка едет на Север! Лешка едет на Север! — поет Саша и кружится вокруг стола. — А я на Мастаканы.

Алеша подбегает к матери и взбирается к ней на колени.

— Я буду тебе рисовать. Речку и медведей.

— Я тоже. Озера и лисиц, — кротко говорит доктор. — Только не сердитесь, Варенька.

Но мать отворачивается от него. Подумать только, какое предательство в ее собственном доме!

Так было принято решение об Алешиной поездке в далекие лесные края. Оставалось дождаться июня и уложить вещи. Свой походный мешок Алеша уже давно собрал. В нем самое нужное для похода: перочинный ножик с двумя лезвиями и ножницами, волшебный карандаш, черные купальные трусики с ремешком и деревянная ложка для ухи.

Подходит час расставания с отцом. Теперь‑то ненадолго!

— До скорой встречи, Леха!

Отец и сын пожимают друг другу руки, потом обнимаются. И вот тут‑то Алеша едва не плачет. Однако он вовремя сдвигает светлые брови и опускает глаза. Никто, конечно, не замечает одиноких слезинок на его щеках. Хорошо, что свет еще не зажжен и все слушают Сашин рассказ о походе в Кавказский заповедник. Но вот Саша внезапно смолкает. Это отец, прощаясь, кладет ей руку на плечо.

— Как же так? — тихо говорит она, и в голосе ее звучат недоумение и печаль. — Ты не увидишь, как мы пойдем на пионерский парад? Наш отряд лучший в дружине и пойдет первым.

— Знаешь что? Я в это утро буду петь вашу песню «Пусть всегда будет солнце».

— Ладно, пой, — разрешает Саша. — И еще скажи там, в тайге: лучшему отряду — салют!

— Так скажу, что до вечера в бору будет эхо греметь!

Мать и доктор едут провожать отца на вокзал. Алеша и Саша стоят у дома, пока не исчезают вдали красные огоньки машины, увозящей отца. Потом они медленно возвращаются. Алеша на пороге прислушивается к темной сонной тишине комнат. Не нравится ему такая тишина.

— Ты зажги свет везде, —просит он сестру. — Как будто опять все дома.

Перед сном Алеша достает письмо в зеленом конверте. Улыбаясь, он рассматривает золотую печать.

— Ты правильно предсказываешь. Ты — настоящий Волшебник, — благодарно говорит он.

Ришка играет в камешки у каштана. Он подбрасывает вверх сразу два, три и даже четыре камня. И все ловит. Лариса стоит и смотрит, как летают камни в Ришкиных руках.

У Ларисы тоже есть камешки. Они пахнут соленой волной, водорослями и солнцем. Лежат камни на ладони, словно большие морские капли: голубые, зеленые, синие.

— Ришка, — подвигается к каштану Лариса, — научи меня так играть.

Он молчит и еще выше бросает свои серые камни.

— Ну, научи! Я дам тебе поиграть моими морскими. На! — Сыплет Лариса на примятую траву рядом с Ришкой камешки: — Играй!

-— Я с доказчицами не вожусь, — отворачивается Ришка.

— У–у, Карабас–Барабас!

На всякий случай она отшагнула к крыльцу. Может, он будет драться…

Топ–топ — спешит к Ларисе Яша в красных башмачках.

— На! — разжимает он кулачок. Ладошка у Яши розовая и липкая от раздавленной карамельки.

— Объел, а потом дает, — отталкивает Лариса кулачок. Яша, покачнувшись, тяжело садится в траву и роняет свою карамельку.

— Ты! — вскакивает Ришка, —Чего толкаешь? Он же маленький. На, Яша, играй, — придвигает он морские камешки.

— Он сам упал. Ага! Отдай! Не твои…

— Нет–нет! — сердится Яша. — Дай.

— Отвали! — Перед Ларисой грозный Ришка. Он наступает на носки ее новых желтых туфелек босыми пыльными ногами.

— Сейчас пойду отберу у него камни! — кипит, отступая, Лариса. — Сейчас скажу про тебя маме!

— Наплювать!

— У, Карабас–Барабас!

— Нюня!

— И нет… И нет…

А слезы уже звенят в голосе и подступают к глазам. И все из‑за Ришки. Стоит себе и улыбается, как барин!